Борьба за единодержавие вела к сосредоточению
в руках одной правящей власти распоряжения всеми
силами страны. Оно стало неизбежной необходимостью
по мере нарастания внешних опасностей, усложнения
международных боевых отношений Великороссии, уси­
ления ее порывов к выходу из вынужденной замкнутости
в границах, слишком тесных для ее экономического бы­
та и колонизационных стремлений народной массы. Од­
нако собирание власти из состояния ее удельно-вотчин­
ного рассеяния само по себе не давало еще великому
княженню достаточной мощи. Оно было только необхо­
344 димым предварительным условием большой и сложной
организационной работы. Весь строй княжеского власт­
вования лежал слишком поверхностно на народной жиз­
ни, не проникая в ее толщу, не овладевая ее силами, не
находя пути к их усиленной организации и эксплуатации
для «государева дела». Экономические потребности кня­
жеской власти и управления удовлетворялись, в удельно­
вотчинный период, прежде всего — собственным дворцо­
вым хозяйством князя; содержание боевой и админист­
ративной силы — кормлениями и развитием крупного
боярского землевладения. Налоговый сбор — «дань не­
минучая» — поглощался татарским «выходом» и иными
«татарскими проторями». Другие княжеские «пошли­
ны»— сборы с торгового оборота, — мытные, таможен­
ные, были незначительны и дробны. Такой уклад удель­
но-вотчинных финансов придавал княжескому вла­
ствованию землевладельческий характер. Дворцовое
хозяйство князя получило значительное развитие и тесно
сплеталось с элементарными задачами и функциями
управления. Как везде в тот исторический период, кото­
рый условно называют «средневековым», и на Руси
в XIII—XV вв. князь-вотчинник был не только правите­
лем, но и владельцем своего княжества. Проявления его
властвования — столь принципиально и существенно раз­
личные для нашего социального и правового мышления,
как землевладельческие права и права политической
власти, хозяйство и юрисдикция, — сплетались в недиф­
ференцированное единство правомочий княжеской влас­
ти. Историки часто называют этот своеобразный строй
отношений, условно и по существу неправильно, «смеше­
нием» частного и государственного права; может быть,
точнее было бы говорить о первичном синкретизме соци­
ально-политических функций властвующей силы.
В нем — источник свободного дробления правительст­
венной власти и ее вотчинного, владельческого харак­
тера.
Княжеское хозяйство получило, в крупных княжест­
вах, сложное устройство. В порядке управления оно де­
лилось на «пути» — на ряд особых ведомств. Во главе
дворцовых слуг и всей дворцовой челяди стоял дворец­
кий, который заведовал всем сельским хозяйством кня­
зя, его пашенными землями и населением дворцовых
сел — крестьянами и «деловыми людьми» — через своих
агентов, посельских и ключников и крестьянских выбор-
345 ш,IX старост. К ловчему пути принадлежали княжеские
(| ;отпичьи и звероловные угодья, псари и бобровиики;
к сокольничьему — сокольники; к конюшему — луга,
пастбища и штат конюхов; чашничий путь был ведом­
ством княжого пчеловодства и бортных ухожаев с их кня­
жими бортниками; стольничий — дворцовыми рыболов­
ными угодьями, садами и огородами и селами рыболо­
вов, садовников, огородников и «всех крестьян стольни­
чьего пути». Каждый такой «путь» имел свою террито­
рию, разбросанную по всему княжеству, и свое подвласт­
ное население; каждый был не только хозяйственным, но
и судебно-административным округом; его управители —
«путные бояре» ведали этим населением по всем делам.
Но значение их выходило и за пределы дворцовых зе­
мель, так как касалось не только дворцовых крестьян
и «деловых» людей. В ведении «путной» администрации
были и повинности, которыми к дворцовому хозяйству
тянуло население, стоящее вне его системы. Эти повин­
ности подходят под общее представление о трудовой по­
мощи путному хозяйству окрестного населения в косьбе
сена на государевых лугах, выходе на облаву («в ловы
ходити») и на рыбную ловлю, в корме коней на своем
пастбище (право князя «кони ставити»), даче кормов
княжей охоте при ее проезде на государево ловчее дело
и т. п.; эти повинности иногда — и чем дальше, тем боль­
ше — заменялись натуральным и денежным сбором (за-
косное, луговое, язовое и т. п.).
Рядом с этой административной системой, выросшей
из дворцового хозяйства, и чересполосно с ней сложилось
управление наместников и волостелей — кормленщиков,
которые ведают судом и расправой, сбором доходов и по­
винностями городов, пригородных станов и черных тяг­
лых волостей. Но особо от обеих систем — дворцового
и наместничьего управления — стоит третья категория
населенных земель — крупное вотчинное землевладение.
Обладателями земельных вотчин были те обществен­
ные группы, которые служили главной опорой княжес­
кой, особенно же великокняжеской власти, — бояре и ду­
ховенство. Русского князя XIII—XV вв. также нельзя
себе представить вне боярского окружения, как древне­
русского без дружины. В связях с боярством главный
источник его собственной общественной силы. И первый
шаг великокняжеской власти к прочному усилению, к со­
биранию власти над Великороссией состоял в собирании
346 вокруг себя наиболее значительных боярских сил. Вели­
кокняжеское боярство Владимирского великого княже­
ния, сплоченное вокруг великокняжеского двора и мит­
рополичьей кафедры, было тем общественным слоем,
который всего острее ощущал тягость от упадка объеди­
нения великорусских сил, вечных усобиц, постоянных не­
удач и чрезмерного напряжения в борьбе с внешними
врагами. Носителем объединительных тенденций и сто­
ронником усиления великокняжеского центра его сдела­
ли как реальные боярские интересы — стремление к со­
циальному властвованию и материальным выгодам
с опорой своего положения в тесном союзе с правящей
властью, — так и неотделимые от этих интересов при­
вычные им навыки правительственной заботы о благе
Русской земли, как они его понимали. В начале XIV в.
порыв Михаила тверского к осуществлению «великого
княжения всея Руси» был создан великокняжеским бо­
ярством, которое пыталось в нем найти себе главу и вож­
дя; неудача Михаила и отлив этого боярства в Москву,
к которой потянула и митрополия, обусловили реши­
тельный успех московского князя, в котором боярство
нашло искомый центр объединения великорусских бое­
вых и правящих сил. И Москва растет в борьбе с сопер­
никами, лишает их живой силы тем, что стягивает к себе
многолюдное боярство, поощряя его «отъезд» из других
княжеств на свою службу и закрепляя за собой эту бо­
ярскую службу пожалованием доходных кормлений
и крупных вотчин.
Жалуя боярам города и волости в кормление, вели­
кий князь не расточал своей власти и своих доходов. Это
был для него единственный доступный способ закрепить
за собой политическое господство над обширной терри­
торией, за невозможностью втянуть всю массу земель
и населения в путное, дворцовое управление, которое бы­
ло, по тогдашнему укладу жизни, единственной системой
непосредственного управления княжеской власти и непо­
средственного извлечения повинностей и доходов из кня­
жеских владений. И он передает полномочия власти для
выполнения неизбежного минимума правительственной
деятельности на местах наместникам ради обеспечения
себе боярской службы, части областных доходов и гос­
подства над данной частью территории и населения.
В каждом политически организованном обществе,
в любой стране, выработавшей хотя бы самую элемен-
347 |/ф||уи» 11|>.И1Н юльственную систему, имеются отношения,
Iми I I I 1.1 п> — нити властвования, которые надо держать
и руне, чтобы подлинно господствовать над ее живой си­
лой. Таким неизбежным органом власти было для сред­
невековой Руси — боярство. Исторический облик этого
класса— двуликий. Боярство — необходимый элемент
княжого властвования, как руководящая и деятельная
сила в организации войск и на ратном поле, в управле­
нии и юрисдикции. Древняя Русь не знает иного боярст­
ва, кроме княжеского, служилого. Исторический преемник
старшей дружины («бояр думающих», по выраже­
нию «Слова о полку Игореве»), боярский класс состав­
ляет высший слой княжеского двора, т. е. совокупности
личных служилых сил, стянутых в распоряжение княже­
ской власти. Сосредоточение по мере возвышения Моск­
вы все большей массы этих сил к великокняжескому
двору вызвало усложнение их состава и определенную
его расслойку. Подобно древней дружине, деятельный
элемент великокняжеского двора — его вольные слуги.
Они поступают в двор великого князя путем челобитья
в службу, а великий князь их принимает в службу с обе­
щанием печаловаться об их интересах и кормить их по
службе. Устанавливается вольная, личная связь.>Ее ес­
тественно подводят под понятие договора, хотя нам не­
известны какие-либо формально-договорные ее опреде­
ления. Вольная служба держалась на взаимной связи
интересов, на моральном понятии «верности», на обяза­
тельстве «добра хотеть во всем», а «лиха не замыш­
лять»: конкретно выражалась она в служении боевом,
в походах и в городной осаде (защитеукреплений), и по­
литическом— в совете и делах управления. Вольная
служба могла быть и прервана путем «отказа» от нее
и «отъезда» от одного князя к другому.
С XIV в. можно проследить в документах нарождение
все более определенной терминологии для обозначения
разных разрядов вольных слуг. Слово «дворяне», озна­
чавшее слуг княжого двора, прикреплено к рядовой
и низшей их массе; подведомственные боярину-дворец-
кому, они «слуги под дворским»; в их составе, чем даль­
ше, тем больше лиц боярского происхождения, «детей
боярских», и этот термин получает устойчивое значение
второстепенного, среднего слоя вольных слуг не только
в столичной великокняжеской дворовой службе, но и «по
городам» — в уездах, где потомки прежнего удельного
348 боярства остались в положении мелких и средней руки
местных служилых землевладельцев. Слово «бояре» при­
обрело более специальное отношение к высшему слою
вольных слуг, в отличие от западной Руси, где за этим
высшим слоем утвердился заимствованный с польского
термин «паны», а «боярами» остались те, кто в Велико­
россии именуется «детьми боярскими», т. е. «бояре мень­
шие», в отличе от «больших» или «нарочитых».
Верхи великорусского боярства получают, в ту же
пору, наименование «бояр введенных». Попытку таких
авторитетных историков, как С. М. Соловьев и В. О. Клю­
чевский, выяснить этот термин его определением по
должностному положению этого боярства нельзя при­
знать удачной. Конечно, мы встречаем введенных бояр
на видных должностях центрального и областного управ­
ления— управителями дворцовых путей и наместника«
ми-градодержцами, но не назначение на должность де­
лало боярина «введенным». Вернее сказать, что великий
князь, окружая себя боярами введенными, поручал
(«приказывал») им выполнение тех или иных правитель­
ственных функций — суд и управление, воеводство, на­
местничество и заведование своим дворцом, казной или
«путями» своего хозяйства. Самое понятие «введенного»
боярства, означенное столь искусственным термином,
создано своеобразной эволюцией отношений, которая
сдвоила смысл слова «боярин»: бытовой термин стал
применяться к служилому положению высшей группы
личного состава великокняжеского двора. Это положе­
ние выделяло боярина из боярских рядов, тем более из
рядов вольных слуг вообще. В чем состоял «ввод» —
наши источники не поясняют; они дают только прилага­
тельное «введенный». Но едва ли будет натяжкой пред­
ставить себе этот ввод или это введение тождественным,
по существу, с позднейшим «сказыванием» боярства мо­
лодому боярину, обрядом, который делал его «думным»
боярином великого князя. Выделение из боярства груп­
пы введенных бояр надо представлять себе явлением,
аналогичным позднейшему выделению из состава «дум­
ного» боярства более тесной группы бояр «ближних»
и «комнатных», ближайших советников и сотрудников
великокняжеской власти.
Введенные бояре составили круг советников князя;
им он доверял в свое место существенные функции суда
и управления. Термин оказался недолговечным; он усту­
349 пает понятиию о «думных» боярах, в составе которых по­
вторилась затем сходная эволюция выделения ближних
к власти верхов. Остальное боярство занимает второ­
степенные должности — путные и иные, и, поскольку не
достигает приобщения к «думной» среде, тонет в рядо­
вой вольной службе, сходит на уровень детей боярских,
дворян великого князя.
Но боярство не только служилый класс. Опорой его
служилого положения был его собственный социальный
вес, как, с другой стороны, влиятельное служилое поло­
жение питает, углубляет и развивает социальные пре­
имущества и землевладельческую мощь боярства. Бояр­
ское землевладение, более или менее крупное, возникло
в раннюю эпоху киевского периода; с XI в. имеем извес­
тия о боярских селах, где хозяйство ведется трудом не­
вольной челяди либо полусвободных закупов. С ранних
пор, по водворении на Руси монастырских учреждений
и церковной иерархии, развивается и растет церковное
землевладение, которое сложилось на Руси не по кано­
нической форме владений всей церкви как цельного уч­
реждения, а по вотчинному типу владений отдельных
монастырей, митрополии, епископских кафедр, церквей
соборных и приходских. Это придало церковным земель­
ным имениям характер «боярщин» — земельных вотчин,
тождественных по объему и составу прав владельца
с боярскими. Рядом с ними наиболее крупными земле­
владельцами были сами князья, с древнейших времен
развивавшие собственное земледельческое и промысло­
вое хозяйство. Сила вотчинного землевладения была
в обладании средствами производства — трудовой силой
холопов, скотом, запасами зерна «на семена и смена»,
в возможности оборудовать новые хозяйства. Организу­
ющее руководство колонизацией порожних земель, подъ­
ем новин, постановка хозяйства на пустошах — область
широкой деятельности для богатых владельцев. Перво­
начальный источник этого богатства — нехозяйственный:
захват пленных на войне, дележ дани между князем и
его дружиной, а затем— торговля так добытыми това­
рами, доставившая князьям и княжеским боярам руко­
водящую роль в древнейшей киевской торговле. Княжо­
му землевладению служило и властное положение кня­
зя. На его земли тянулись элементы населения, вышед­
шие, по тем или иным причинам, из привычной житей­
ской колеи: холопы, выкупившиеся из холопства, воль-
350 I
ноотпущенники, всякого рода «изгои» и свободные смер­
ды-крестьяне, не выдержавшие трудных условий само­
стоятельного хозяйства в своей волостной среде. Весь
этот люд шел на княжеские земли не только в поисках
определенного хозяйственного положения, но и за покро­
вительством, сильной защитой властного владельца. Те
же мотивы вели этот люд и на земли церковных властей,
и на монастырские, в состав которых переходили из кня­
жеского владения населенные имения путем пожалова­
ния. К исходу киевского периода во всех областях Руси
заметен сильный подъем боярских привилегий и боярско­
го землевладения, которое слагается по тому же типу,
как княжое и церковное. Землевладельческая вотчина,
церковная или светская, становится замкнутым в себе
мирком, экономическая характеристика которого — в со­
единении крупного владения с мелким хозяйством, а со­
циально-политическая — в значительном развитии вот­
чинного управления, судебно-административной власти
владельца над всем населением его земли.
Экономическое и административно-политическое зна­
чение вотчинного землевладения растет и крепнет в се­
верной Руси в течение следующих столетий. Роль монас­
тырского и боярского землевладения весьма значительна
в нараставшем процессе внутренней колонизации Ве­
ликороссии. Это землевладение врезывается клином в во­
лостные территории, то подымая новину на земельной
заимке в неразмежеванных пустошах, то захватывая
аемли и угодья, которые волость «извека» считала свои­
ми. На первых порах такие захваты часто и не вызывали
возражений со стороны волостных общин. Но, разрас­
таясь и умножая свои починки и новые деревни, вотчин­
ное землевладение постепенно все более утесняло разви­
тие, всегда более медленное, волостного хозяйства, крес­
тьянское пользование угодьями и новинами. И, кроме
земельного захвата, наступление вотчины на волость при­
нимало иные формы — скупки у отдельных членов воло­
сти разработанных («жилых») участков богатым сосе­
дом, перехода на его землю части волостного населения
ради «помоги», «ссуды» и покровительственной защиты.
Теряя и земли, и угодья, и живую силу, крестьянская во­
лость, сторона более слабая как экономически, так и со­
циально, пыталась найти защиту в обращении ко княже­
ской власти с жалобами на то, что «деревни и пустоши
волостные разымают бояре, митрополиты и монастыри за
351 себя* I! что расходятся за бояр и за монастыри и за иных
владельцев волостные «жильцы», бросая свои участки
«и пусте» и тем ослабляя трудовую, и стало быть, и пла­
тежную силу волости.
Но вотчинное землевладение имело слишком большое
значение для самой княжеской власти, чтобы она могла
стать на сторону волости в этом конфликте. Боярщина,
по выражению Н. П. Павлова-Сильванского, действи­
тельно, была институтом не только землевладения, но
и управления. Развитие вотчинного землевладения с при­
сущей ему вотчинной властью стало существенным мо­
ментом в организации боевой силы и хозяйственных
средств княжества рядом с путным-дворцовым и намест­
ничьим управлением. Боярство и духовенство — две жи­
вых и влиятельных опоры великокняжеской власти — ■
могли особенно рассчитывать на ее заботу о своих инте­
ресах, об укреплении их социальной силы. А в то же
время — дать им опору в своей власти значило для ве­
ликого князя усилить свои связи с руководящим общест­
венным слоем и свое влияние на него. Обе эти задачи
великокняжеской власти определяют существо политики
жалованных грамот.
Духовные и светские вотчинники находят правовое
основание для своих земельных захватов за счет волост­
ных общин в великокняжеских пожалованиях. Великий
князь (а по местным княжениям такова же практика дру­
гих князей) выдает духовному учреждению или своему
боярину жалованную грамоту с разрешением произвести
заимку в той или иной волостной околице, пользовать­
ся местными угодьями, занять под свое хозяйство запус­
телые волостные участки, приобрести покупкой волост­
ную деревню или новину, разработанную поселенцем на
волостной территории, и т. п., запрещая притом старос­
те и крестьянам чинить какое-либо препятствие. Неред­
ко такие жалованные грамоты получались для утверж­
дения осуществленных на деле заимок и приобретений.
И в случае попытки спора народное обычное право не­
изменно отступает перед вотчинным правом жалованных
грамот. Жалуя право на заимки, княжеские грамоты
разрешают и колонизацию пустошей призывом поселен­
цев, преимущественно «из иных княжений», с оговор­
кой — не сманивать местных волостных тяглых людей;
но практика была шире этих стеснений, и «тутошние
люди» продолжали притекать на вотчинные земли.
352 Тщетно пыталась княжеская власть бороться с расхище­
нием тяглых земель и людей; в договорах XIV в. князья
уговаривались не покупать земель, обложенных данью,
и не отвлекать с них крестьян в свою службу, тем более
ставили преграду таким действиям вотчинных владель­
цев. Но жизнь и эти попытки обессилила.
Как ни ревниво относились князья к своим правам
и доходам, великокняжеская власть развивала свои по­
жалования, нуждаясь в боярской силе, и раздавала боя­
рам дворцовые имения не только в кормление, но и в вот­
чину, а также населенные земли с тяглыми волостными
крестьянами. Но эта последняя практика развернулась
во всю ширь только позднее — в XVI и начале л у П в.,
с развитием поместной системы. Однако отдельные при­
меры пожалования населенной земли монастырям и слу­
жилым князьям встречаются в раннюю пору (первый
пример относится к 1130 г. — жалованная грамота кня­
зей Мстислава Владимировича и сына его Всеволода
новгородскому Юрьевскому монастырю на волость ВуЙ-
цы) и имеют характер отчуждения не земельного владе­
ния, но княжеских прав и доходов в данной волости, по­
скольку, впрочем, такое различение возможно при дан­
ном укладе отношений.
Колонизуя занятые земли, крупные вотчинники засе­
ляли их свободными поселенцами, кто им бил челом, во
крестьянство. На вотчинной земле эти свободные эле­
менты сходились с исконной несвободной и полусвобод­
ной рабочей силой вотчинного землевладения. Их объеди­
няла не только общая хозяйственная организация, но и
общее подчинение вотчинной власти. Великокняжеские
жалованные грамоты утверждают право владельца на
вотчинный суд и расправу, освобождают население вот­
чины от подчинения органам наместничьего суда и управ­
ления (так называемые невъезжие и несудимые грамоты).
Вопреки довольно распространенному мнению, надо при
знать установленным, что эти грамоты не создавали но­
вых прав и привилегий, а, согласно заключению, какое
высказал еще К. А. Неволин, только подтверждали тот
порядок, который существовал сам собой и по общему
правилу с древнейших времен. Однако формулировка
этих старых прав и их определение в жалованных гра­
мотах ставила их на новое основание и в новые условия.
Признание, что для прочной действительности прав нуж­
но пожалование от княжеской власти, делало их произ-
23—482 363 подними от княжой воли, как источника всякого при­
чинного права; средневековое понятие пожалования ве­
ло и с другой стороны к установлению зависимости этих
прав от княжой воли: пожалование налагало обязанность
верности и могло быть обусловлено определенными тре­
бованиями. Великокняжеская власть использовала прак­
тику выдачи жалованных грамот для проведения в жизнь
воззрения, что права грамотчиков подчинены ее верхов­
ной воле, а обычный порядок возобновления грамот при
каждой смене правителей, с одной стороны, и вотчинни­
ков— с другой, — для постепенного пересмотра грамот
по их содержанию, с общей тенденцией к ограничению
предоставленных грамотчикам льгот и привилегий. Так
жалованные грамоты, давая крупным землевладельцам
опору по отношению к другим группам населения, стави­
ли в то же время вотчинную власть в подчиненную зави­
симость от власти великого князя, делали ее из самодов­
леющей— делегированной путем милостивого пожало­
вания.
Вся эта эволюция отношений направлена к разреше­
нию коренного противоречия между вотчинной властью
князя над всей территорией его княжения и вотчинными
же правами крупных землевладельцев. Весь строй этих
прав был настолько близок к княжескому властвованию
над территорией и населением, что связь боярщины
с княжеством, казалось, держится только на личной
вольной службе ее владельца князю. Право отказа ог
этой службы и отъезда с нее грозило поэтому наруше­
нием целости самой территории княжества. В наших ис­
точниках мало свидетельств о том, что русское средневе­
ковье знало «отъезды с вотчинами» не только служилых
князей, но и вольных слуг; это потому, что наши источ­
ники относятся преимущественно к Московскому княже­
ству и к эпохе быстрого усиления великокняжеской вла­
сти. Отъезд с вотчинами был рано подавлен, и великим
князьям оставалось лишь устранить их запоздалые пе­
режитки в великорусских политических захолустьях, по­
степенно входивших в его прямое управление, где доль­
ше держалась изжитая старина. В тех документах, по
которым мы изучаем эти отношения, органическая связь
вольной службы с вольным вотчинным землевладением
уже порвана: боярин-отъездчик может служить друго­
му князю, сохраняя вотчинные владения по месту преж­
ней службы, но его вотчины «тянут судом и данью по
354 земле И ПО воде», Т. е. не ВЫХОДЯТ ИЗ политического СО»
става территории покинутого князя, и сам боярин обязан
в случае вражеского нападения лично и с людьми свои*
ми явиться на ее защиту. Боярская служба врастает
в землю, крепнут ее связи с территориальным господст­
вом княжеской власти.
В XIV и XV столетиях договоры между князьями оза­
бочены закреплением боярской службы за княжествами.
Великие князья проводят в них, по мере возможности,
подчинение всей воинской силы мобилизации и военно­
му командованию по месту землевладения, а не личной
службы; подчиняют своему контролю боевую службу бо­
яр младших княжений, входивших в состав территории
великого княжества, добиваются права карать уклоняю­
щихся от нее.
Связь службы с землевладением была основой всего
строя средневекового военного дела. Служилые князья
и бояре приводили в великокняжеское войско отряды во­
оруженных людей, набранных из населения их вотчин.
Личный отъезд боярина с княжеской службы не мог
и не должен был сопровождаться отливом вотчинной
ратной силы. На почве связи службы с землей должно
было разрастись постепенное подавление права свобод­
ного отъезда. Оно с необходимостью вытекало из отри­
цания отъезда с вотчинами. Правда, междукпяжеские
договоры долго продолжают гарантировать право лич
ного отъезда вольных слуг; но эти формулы, несомненно,
пережили, как и многое в договорных грамотах, живое
значение соответственных явлений. Пережитки личного
отъезда считались терпимыми между дружественными
и родственными князьями, между великим князем и его
младшей родней, но основная масса вольных слуг рано
его утратила путем договорного отрицания отъезда
«слуг под дворским», т. е. всего личного состава княжо­
го двора; проведено в договорах и отрицание отъезда
с вотчинами крупнейших владельцев — служилых кня­
зей: для них отъезд вырождается в бегство за рубеж
с утратой всех прав и связей. Скудость наших истори­
ческих источников не дает полной картины упадка права
отъезда, этой гарантии вольной службы. Но упадок этот
является законченным во времена Ивана III. Те «запи­
си о неотъезде», которым историки обычно придают столь
решительное значение в этом вопросе, — явление исклю­
чительное. При Иване III такая запись взята с князя
23* 355 Дпппила Дмитриевича Холмского в 1474 г., когда его
родной брат Михаил еще сидел на своем Тверском уде­
ле; при Василии III записи взяты с пленника — литов­
ского воеводы князя Константина Острожского, с князя
Василия Шуйского, князей Вельских, Ивана Воротын­
ского, Михаила Глинского, двух князей Шуйских, Ивана
и Андрея, и с Федора Мстиславского — всё недавних слуг
великокняжеской власти. Этими «записями» ликвидиру­
ются последние проблески идеи свободного отъезда; эти
«укрепленные грамоты» обязывают служилых князей
к безвыходной пожизненной верной службе в рядах мос­
ковского боярства, в составе великокняжеского двора.
И московское боярство — титулованное и нетитулован­
ное — принимает их в свою среду групповой порукой за
их будущую верность своему государю. Записи эти толь-
ко и понятны на фоне представления об общем закреп­
лении боярства па великокняжеской службе, с которым
в противоречии стояли попытки новых пришлых магна«
тов считать себя, по старине, вольными слугами.
Во второй половине XV в. вотчинное землевладение
и вольная служба склоняются перед вотчинным едино­
державием государя великого князя. Бояре, дети бояр­
ские и дворяне великого князя одинаково «невольные»
его слуги, и эта смена основных начал политического
строя осмысляется в общественном сознании эпохи не
как смена вольной личной службы состоянием обяза­
тельного подданства государственной власти, а как пе­
реход ее в личную зависимость, полную и безусловную,
которую и стали в XVI в. означать, называя всех слу­
жилых людей «государевыми холопами». Барон Сигиз-
мунд Герберштейн, дважды — в 1517 и в 1526 гг.— при­
езжавший в Москву послом от императора Максимилиа­
на, был поражен державным самовластием вел. кн.
Василия III. «Властью, которую он применяет по отно­
шению к своим подданным — так записал Герберштейн
свои впечатления в «Записках о Московитских делах» —
он легко превосходит всех монархов всего мира; и докон­
чил он также то, что начал его отец, а именно: отнял
у всех князей и других владетельных лиц все их города
и укрепления; всех одинаково гнетет он жестоким раб­
ством; так что, если он прикажет кому-нибудь быть при
его дворе, или идти на войну, или править какое-нибудь
посольство, тот вынужден исполнять все это на свой
счет; он применяет свою власть к духовным так же, как
356 и к мирянам, распоряжаясь беспрепятственно и по своей
воле жизнью и имуществом всех».
Вотчинное самодержавие выступило перед наблюда-
телем-иностранцем в первой четверти XVI в. вполне сло­
жившимся явлением. Собирание княжеской власти, свя­
занной обычно-правовыми отношениями, не только объ­
единило ее в московском единодержавии, но высвободило
ее из пут «старины и пошлины» на полный простор само­
державного властвования. Государь князь великий рас­
поряжается «по своей воле» личными силами и матери­
альными средствами всего населения, «жизнью и иму­
ществом» всех. Эта полнота власти легла в основу
большой организационной работы, какая выполнена пра­
вительством Московского государства в XVI столетии.