Лінгвістичні студії: Збірник наукових праць.

Ирина Герасименко – СМЫСЛОВОЕ НАПОЛНЕНИЕ АДЪЕКТИВА КРАСНЫЙ В ФОЛЬКЛОРНЫХ И ДРЕВНИХ ЛИТЕРАТУРНЫХ ТЕКСТАХ

Стаття присвячена дослідженню функціональної семантики кольоропозначень в російській мові.
Метою є розкриття етнокультурної інформації, що закодована в кольоропозначеннях. Об’єктом дослідження
є колоратив “червоний”.
Ключові слова: колоратив, функціональна семантика, фольклор, давньоруська мова.

Цветообозначения (далее ЦО), обладая широким набором семантических коннотаций, которые прочно
закреплены в структуре их значений, являются ценным источником в представлении древней картины мира и
выступают, тем самым, неотъемлемой частью народнопоэтической и художественной речи. В произведениях
устного народного творчества и в древних литературных текстах можно найти целый ряд колоролексем,
которые выступают канонизированным образцом пласта народнопоэтической речи и являются как частью
свободных сочетаний, так и связанных, рассматриваемых с позиций современного языка в качестве
фразеологических. Однако, несмотря на немалое количество исследований, посвященных использованию ЦО в
фольклорных и авторских произведениях разных эпох и направлений в качестве компонента свободных или
устойчивых конструкций (см., например, работы о слове красный Е. Крыжановской, Л.Г. Савченко,
Л.А. Лебедевой, Н.В. Усанковой, А.Г. Андроновой, Н.И. Андреевой-Васиной, Е.М. Иссерлина, А.А. Брагиной,
И. Вошковой и др.), изучение набора смыслов этого пласта слов, анализ его функциональной семантики в
© Герасименко І.А., 2007 ЛІНГВІСТИЧНІ СТУДІЇ. Випуск 15

356
рамках разного рода сочетаний в большинстве случаев носит поверхностный характер. Отмечая присущие ЦО
значения, лингвисты не объясняют их глубинные смыслы, не рассматривают объем их семантики как в рамках
устойчивых, так и текстуальных сочетаний в канве народнопоэтических и литературных произведений.
Поэтому цель настоящей статьи – описать смысловую наполняемость адъектива красный в фольклорных и
древнерусских литературных источниках с целью раскрытия его глубинной этнокультурной информации и
выявления характера сочетаемости (свободное / связанное) данной лексемы в заявленных текстах.
Определение исходной семантики рассматриваемого колоратива проводится с учетом получившей в
последнее время распространение арктической концепции происхождения человеческой истории. Прошлое
бытие северных (а значит, и русского) народов, которое уже описано с позиций археологических,
астрономических, этнографических, мифологических и других наблюдений (см. работы В.Н. Демина,
В.В. Богданова, У.Ф. Уоррена, А.С. Хомякова и др.), проходило на Крайнем Севере в условиях «черно-белого»
года, т.е. года, определенная часть которого была занята полярной ночью, и ином (благоприятном), нежели
сейчас, климате. Это предопределило конкретное содержание ряда языковых единиц (см.: [Луценко 2004]), в
том числе, как кажется, и интересующего нас слова красный. Более того, если согласиться с тезисом о тьме как
первозданном состоянии всего сущего, то мироздание надо будет понимать как переход от тьмы к свету. Уже
отчасти установлено, что мрак является не только частью бытия, но и фактором глоттогенеза. Последнее в
какой-то мере можно подтвердить, разбирая смысловую наполняемость вышеназванного колоратива и близких
ему соответствий. Конкретным материалом исследования послужили памятники русского фольклора и
древнерусской литературы. В частности, использован материал сборников частушек ([Частушки 1990]), былин
([Былины 1988], [Онежские былины (1) 1949]), сказок ([Сказки 1988-1989]), народной прозы ([НП 1992]),
поэзии [Русская народная поэзия 1984] и драматургии ([Народный театр 1991]), сборника произведений
литературы Древней Руси ([Изборник 1969]), Сказание о князе Михаиле Черниговском ([Сказание 1988]).
Учтены факты словаря древнерусского языка под редакцией Р.И. Аванесова ([СДЯ (1) 1988]). Используются и
другие источники, в частности, сборники «Русский фольклор» под редакцией В.П. Аникина ([РФ 1986]) и
«Русские пословицы и поговорки» под редакцией В. Аникина ([РПП 1988]); сборники В. Даля «Пословицы
русского народа» ([ПРН 2000]), «Пословицы и поговорки русского народа» ([ППРН 1987]); фразеологический
словарь русского языка (сост. А.И. Федоров) ([ФСРЛЯ 2001]).
Самые поверхностные наблюдения показывают, что прилагательное красный в фольклорных и древних
текстах (как и в составе идиоматических сочетаний; см.: [Герасименко 2005], [Герасименко 2006]) имеет
неоднозначную семантику. Это слово используется и для обозначения одного из цветов спектра (красный –
значит ‘красный’), и, называя другие смыслы, характеризуется положительными коннотациями ‘праздничный’,
‘почетный’, ‘хороший’, ‘красивый’ и проч. Ср.: Кочеток, кочеток, / Красный гребешок, / Масляна головушка, /
Шелкова бородушка [Сказки (1) 1988-1989, с. 67]; Вдруг приходит девушка в красном сарафане и садится ему
на колена [Сказки (2) 1988-1989, с. 447]; Становил он коня да у красна крыльца [Былины 1988, с. 243]; Вставал
Садко поутру ранешенько, / Поглядит: идет триста девушек красныих [РФ 1986, с. 248]; В Саратове, когда
на красный собор ставили кресты, в это время к берегу к Волге ехал на кошме Стенька Разин для того, чтобы
посмотреть [НП 1992, с. 112]; Съ зарания въ пятъкъ потопташа поганыя плъны Половецкыя и‚ рассушясь
стрhлами по полю‚ помчаша красныя дhвкы Половецкыя‚ а съ ними злато‚ и паволокы‚ и драгыя оксамиты
[Изборник 1969, с. 198]; Кая раны‚ дорога братие‚ забывъ чти и града Чрънигова отня злата стола‚ и
своя милыя хоти‚ красныя Глhбовны‚ свычая и обычая! [Изборник 1969, с. 200]. Кроме перечисленных
значений адъектив красный и близкие ему соответствия выражает и отрицательные смыслы (красный – значит
‘плохой’). Например: Афонька: – Что, барин голый? Барин: Красен ли я? Афонька: Красен, как гусиный нос на
морде [Народный театр 1991, с. 121]; Пребеечка намазалась, / Сидит красивая: Половина рожи красная, /
Другая синяя [Частушки 1990, с. 488]. Вспомним те же стереотипы народного сознания, которые с тем же
колоративом реализовались в виде идиом: На красной роже не онучи сушить, не горох молотить [РПП 1988,
с. 193]; Вавила красное рыло [ПРН (2) 2000, с. 612]. По сути, рассматриваемое ЦО участвует в передаче
очерченных значений как в составе свободных, так и связанных сочетаний.
Безусловно, способность ЦО красный самостоятельно или в составе идиом выражать разные, даже
диаметрально противоположные значения связана с процессом формирования глубинных смыслов в период
переживания смен полярных дня и ночи. Кроме того, нельзя забывать, что глоттогенез – это длительный
исторический процесс, который сопряжен с развитием номинации в направлении от абстрактного
(охватывающего все окружающее) к конкретному. Вероятно, отсюда и разноплановость семантики ЦО
красный, его многозначность и амбивалентность.
Следует отметить, что традиционная лингвистика рассматривает данный адъектив как слово с исходным
значением ‘красивый’, ‘прекрасный’ ([Фасмер (2) 1986, с. 368], [Бахилина 1975, с. 162], [Брагина 1970, с. 79],
[Григорук 2002, с. 139] и др.). При этом красный понимается исключительно как светлый цвет, чьи обозначения
характеризуются положительными коннотациями. «Красный, красивый тоже сродни с солнечным светом», –
замечает А.А. Потебня [Потебня 1989, с. 306]. «В русских памятниках слово (красный – И.Г.) известно с
древнейших времен, широко употребительно и используется для характеристики очень многих и очень разных Розділ IV. Функціональна семантика лексичних і фразеологічних одиниць

357
положительных качеств», – пишет Н.Б. Бахилина [Бахилина 1975, с. 162]. Действительно, прилагательное
красный этимологически связано со словом красивый. Ср.: укр. красний ‘красивый’, болг. крбсен ‘то же’,
сербохорв. крбсан, крбсна ‘красивый’, ‘великолепный’, словен. krбson ‘прекрасный’, чешск. krбsnэ ‘то же’,
слвц. krasny – ‘то же’, польск. krasny ‘прекрасный’, ‘пригожий’, в.-луж. krasny ‘красивый’, н.-луж. kšasny – ‘то
же’ (см.: [Фасмер (2) 1986, с. 368], [Бахилина 1975, с. 162], [Суровцова 1970, с. 97] и др.). Однако трудно
согласиться с тем, что красный – это светлый цвет. Элемент крас-, являющийся ядром не только слова красный,
но и многих других (красить, окрас и т.п.), представляет цвет вообще. Общий же смысл ‘цвет’ не может быть
‘светлым’, ‘цвет’= ‘темный’ (ср.: Рыжий красного спросил: / – Чем ты бороду красил? / Я не краской, не
помазкой, / Я на солнышке лежал, / Кверху бороду держал [РФ 1986, с. 23-24]). Если вспомнить обозначение
красного цвета в родственном украинском языке (червоний), то здесь оно этимологически связано с укр. чорний
(ср. также укр. червлений, червіньковий, рус. червонный, червчатый, черемной, червленый / народный вариант
черленый и др.). Названные колоративы с компонентом черв-, служащие для выражения признака «красный»,
опосредованно связаны с червь, а слово червь, в свою очередь, номинативно связано с ‘дырой’ / ‘тьмой’. При
этом черв- с переходом в → м, «как это нередко случается с губными и плавными» [Рамзевич 1897, с. 24], по-
видимому, этимологически совпадает с рус. чермный и укр. чемний ([= ‘тихий’] и ‘темный’) [Луценко 2003,
с. 171]. Ср.: Пошли они во червленый ряд, / Да купили червленый вяз, / А и дубину ременчатую – / Половина
свинцу налита, / Дали за неё десять алтын [Русская народная поэзия 1984, с. 367]; А садился-то Владимир да
на червленый стул [Былины 1988, с. 122]; Выходит Добрынюшка Микитинич, / Как берет Добрынюшка
черленый вяз, / Не грузный вяз, да в девяносто пуд [Былины 1988, с. 469]; А не пеленай во пелену червчатую, /
А не поясай во поясья шелковые [Былины 1988, с. 28]; Ему навстречу черемная лисица, баять мастерица <…>
[Сказки (2) 1988-1989, с. 545]; И израстиша … травы цвhтныя разными процвhтении¦ червонныя,
лазоревыя, зеленыя (Ав. Сотв. мира: 666; цит. по: [Бахилина 1975, с. 106]); Tо ти‚ брате‚ не стук стучить‚ ни
гром грhмит‚ – стучит силная рать великаго князя Дмитрея Ивановича, гремят удальцы русские
злачеными доспhхи и черлеными щиты [Изборник 1969, с. 384]; Чрьльнъ стягъ‚ бhла хорюговь‚ чрьлена
чолка‚ сребрено стружие – xраброму Святьславличю! [Изборник 1969, с. 198]. При этом некоторые из
перечисленных ЦО, а именно, червонный, черемной также используются и во фразеологическом корпусе
русского языка. Ср.: Червонный валет ‘плут’ [ФСРЛЯ 2001, с. 55]; Черному, черемному, завидливому,
уродливому, прикошливому – соли в глаза [ПРН (2) 2000, с. 177]. Однако здесь колоративы червонный, черемной
имеют исключительно негативную коннотацию, тогда как в фольклорных и древних литературных текстах им
присуще сугубо цветовое значение. Как видим, в народнопоэтических и древних литературных произведениях
набор колоративов с основой черв- шире, но он направлен на передачу исключительно спектрального значения.
Напротив, слова с элементом черв- в составе фразеологизмов наделены не цветовой, а значит производной,
семантикой, а негативной коннотацией и представлены только двумя единицами (червонный, черемной), что,
возможно, указывает на более ранее появление этих единиц в сравнении со словами червленый / черленый,
червчатый.
В основу таких речений, как красное золото / червонное золото также, на наш взгляд, положен не
конкретный спектральный признак, а цветность, близкая к темному. Фактически, красное золото / червонное
золото заключает в себе не столько обозначение красного и червонного как ‘красного’ или даже ‘красивого’,
сколько понятие ‘темного’. Ср. красное золото / червонное золото = червонцы: Пряжки у седла да красна
золота – / Тот да шелк не рвется, да булат не трется, / Красно золото не ржавеет, / Молодец-то на коне
сидит да сам не стареет [РФ 1986, с. 237]; Ковды разобрался с этой дудочкой – эта дудочка была старинная
червонного золота! [Сказки (2) 1988-1989, с. 545] и Они все, молодцы, воровские казаки, помиловали, /
насыпали червонцами легки свои струги, / Пошли по Камышевке-реке [Русская народная поэзия 1984, с. 244].
Если согласиться с тем. что красный цвет исходно осмысливался как ‘темный’, то слова, обозначающие
красное, имели общий смысл ‘темный’. Примечательно, что в качестве идиоматических сочетаний при
характеристике золота используется только слово красный (красное золото): По локоть в красном золоте, по
колени ноги в чистом серебре [РПП 1988, с. 425]. Выражение червонное золото и лексема червонцы во
фразеологическом корпусе нами не зафиксированы. Это может свидетельствовать об изначальном отсутствии в
колоративе червонный семантики цвета и, соответственно, о более позднем появлении прилагательных
червленый / черленый, червчатый.
Сомнительным является и понимание ‘красивого’ как исходного смысла прилагательного красный.
Общеизвестно, что ЦО (в том числе и красный) в народнопоэтических текстах первично являлись
выразителями утилитарной (рациональной) оценки. Древние славяне, ввиду изначального отсутствия в их
культуре общеморальных «понятий Добра и Зла» [Новикова 1993, с. 23] и в связи «с интересом к быту»
[Мещерякова 2004, с. 311], оценивали реалии с точки зрения их «пригодности, практической полезности»
[Григорук 2002, с. 143]. Соответственно, в древности ЦО красный осмысливали сквозь призму «утилитарных»
и «рациональных» понятий Пользы и Вреда. Поэтому красный цвет понимался как ‘хороший’ в значении
‘полезный’, ‘пригодный’. Если принять этот тезис, то становится намного более понятным содержание целого
ряда высказываний фольклорной традиции с основой крас-. Ср.: Красна птица перьем, а человек – ученьем
[РФ 1986, с. 353]; Уже и полдень прошел, уже и солнышко низко, вот и темнеть стало – а он все гонится за ЛІНГВІСТИЧНІ СТУДІЇ. Випуск 15

358
красным зверем [НП 1992, с. 541]; В темной темнице / Красные девицы / Без нитки, без спицы / Вяжут
вязеницы (Улей, соты, пчелы) [РФ 1986, с. 353]. При этом слово красный как компонент фразеологической
единицы также регулярно проводит смыслы ‘полезный’, ‘ценный’ (ср.: Когда весна красными днями снег
сгоняет, родится хлеб [РПП 1988, с. 384]; За мезгой в город ездил, в красные ряды ходил [ПРН (2) 2000, с. 51];
Сосна на корню красна [РПП 1988, с. 292]; И пчелка летит на красный цветок [РПП 1988, с. 114]).
Следовательно, рассматриваемое ЦО, заключая в себе модус рациональной оценки и означая смыслы
‘полезный’, ‘нужный’, реализует тождественную семантику и в составе фразеологических сочетаний, и в
рамках свободных, зафиксированных в фольклорных текстах. При этом семантическая связь слова красный со
смыслом ‘полезный’ «лежит» не на поверхности, она вытекает из общей семантики предложения, из его
контекста.
Если согласиться с тем, что ‘красивый’ / ‘прекрасный’ / ‘хороший’ – это не первичные (на чем
настаивает традиционная этимология), а производные смыслы колоратива красный, то вполне вероятно, что
смысл ‘красивый’ первоначально определялся в лексеме красный смыслом ‘полезный’ (‘полезный’ – потому и
‘красивый’), из исходного ‘полезный’ развился смысл ‘красивый’. Это понимание красного в ЦО красный как
‘красивого’ ввиду его пригодности и рациональной пользы зафиксировано в целом ряде фольклорных и
древнерусских тестов. Ср.: После кикимор приехали торгованы, т.е. купцы с сукнами, китайкою, кумачом и
вообще с красным товаром; этих купцов было четверо, и были они самые здоровые мужики [Народный театр
1991, с. 26]; А не то вступай в Новгород / И ударь о велик заклад, / Заложи свою буйну голову, / И выряжай с
прочих купцов / Лавки товара красного [Былины 1988, с. 436]; Где-то, где-то красно лето, / Где-то шарфик
голубой? [Частушки 1990, с. 534]; 0лe жаворонок‚ лhтняя птица‚ красных дней утhха‚ возлhти под синие
облакы‚ посмотри к силному граду Москвh, воспой славу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его
князю Владимеру Андрhевичю [Изборник 1969, с. 382]. Примечательно, что в устном народном творчестве и
древнерусской литературе встречаются такие сочетания с компонентом красный в значении ‘полезный’,
которые закрепились в языке в качестве фразеологических единиц (ср. идиомы и парантезы: Красный товар
[ФСРЛЯ 2001, с. 640]; Ешь, конь, сено, поминай красное лето! [ПРН (1) 2000, с. 574]; Красные дни [ФСРЛЯ
2001, с. 189]; Пшеницу сей, когда весна стоит красными днями [ППРН 1987, с. 624]).
Схожую семантику (красный ‘полезный’ → красный ‘красивый’) имеет также анализируемое слово в
рамках синтагмы красное солнышко. Здесь в народнопоэтических и древних литературных текстах
прилагательное красный реализует смысл ‘красивый’ от первичного ‘полезный’ и входит в состав
идиоматических сочетаний. Ср.: Когда воссияло солнце красное / На тое ли на небушко на ясное, / Тогда
зарождался молодой Вольга, / Молодой Вольга Святославович [РФ 1986, с. 221]; А когда они шли, её красное
солнышко разрумянило – хорошенькая она! [Сказки (1) 1988-1989, с. 330]; А и поблекло красно солнышко, /
Помертвел батюшка светлый месяц [Былины 1988, с. 192]; Ты спаси нашу скотинку / В поле и за полем, / В
лесу и за лесом, / Под светлым месяцем, / Под красным солнышком / От волка хищного, / От медведя лютого,
/ От зверя лукавого [РФ 1986, с. 176]; <…> >ко же бо слнце темны” нощи краснhе есть и свhтозарнhе
[ЖВИ XIV-XV: 926; цит. по: СДЯ (1) 1988, с. 293] и Красней красна солнышка, ясней ясного месяца [ППРН
1987, с. 501]; Все мы растем под красным солнышком, на Божьей росе [ПРН (1) 2000, с. 543]; На закате
красна солнышка, на восходе светла месяца [ППРН 1987, с. 624]; Краше красного солнышка, светлее ясного
месяца [ПРН (1) 2000, с. 87]. Понимание пользы Солнца и, отсюда, поклонение ему (а «гиперборейцы были
солнцепоклонниками» [Демин 2002, с. 105]) объясняется естественными климатическими условиями: оно
«надолго исчезало в полярную ночь и так же надолго возвращалось в полярный день» [Демин 2002, с. 91].
Поэтому ошибочно в сочетании красное солнце рассматривать данный колоратив и близкие ему соответствия
как ‘светлый’ или ‘красивый’, что типично для традиционной лингвистической мысли («Красно солнце, –
пишет А.А. Потебня, – прежде всего светлое, потом прекрасное» [Потебня 1989, с. 306-307]). В основу данного
наименования положен признак нужности светила, его пользы (красное – потому что светит и греет; ср.
семантическую тождественность понятий светить и греть / гореть). Отсюда, надо полагать, колоратив
красный в составе сочетаний красное солнышко, красный свет и близких к ним соответствий стал участвовать в
передаче ласкательных обращений или обрядовых описаний-характеристик: Ай подай ты, подай милостину
спасенную, / Ай подай-ко-ся ты, красно солнышко, / Уж ты ласковый, подай, Владимир-князь! [Былины 1988,
с. 152]; Говорит тут Суханьша, Замантьев сын: «Ты гой еси, батюшко, Владимир – князь Сеславьевич,
солнышко красное [НП 1992, с. 66]; Просвhти очи мои, Христе боже, иже далъ ми еси свhтъ мой красный!
[Изборник 1969, с. 154] (ср.: парантезу Ты мой свет в окне, ясен месяц, красно солнышко [ППРН 1987, с. 547]).
Здесь, как видим, разбираемое прилагательное выступает оценочным компонентом данных сочетаний и
передает уже производный смысл ‘прекрасный’. Эти факты дают основание считать, что развитие смысла
‘красивый’ в адъективе красный шло от глубинного ‘полезный’ и закрепилось в виде фразеологической
формулы в текстах фольклора и литературы.
Известно, что модус рациональной оценки отмечен в ЦО красный и в ряде других случаев – при
назывании ценных пород рыб (красная рыба), деревьев (красное дерево), в сочетаниях типа красное масло,
красный мед, красная крупа, красный зверь (на что обращали внимание некоторые авторы; см., например: Розділ IV. Функціональна семантика лексичних і фразеологічних одиниць

359
[Андреева-Васина 1978, с. 118, 119], [Бахилина 1975, с. 163, 165, 166], [Иссерлин 1951, с. 86-87] и др.). Однако в
данных синтагмах компонент красный не всегда передает утилитарный смысл. Это имеет место только в случае
их использования как составляющих идиом, которые зафиксированы во фразеографических источниках, но
отсутствует в фольклоре при передаче буквального (цветового) значения. Ср. семантику данного колоратива в
рамках идиоматических и свободных сочетаний: Бей сороку и ворону, добьешься и до красного зверя [ПРН (1)
2000, с. 219]; К нашему берегу не плывет красно дерево, – либо чурка, либо палка [РПП 1988, с. 121] и Хоша
казаки наши из предков всем владели Яиком, однако далеко на низ редко спускались по той самой причине, что
красно рыбы было не в прибор и около города [НП 1992, с. 143]; Шкап красного дерева, и тот в закладе у
поверенного [Народный театр 1991, с. 334]; На ту пору скачут охотники, промышляют зверя красного:
впереди лиса бежит, норовит от них уйти [Сказки (2) 1988-1989, с. 264]. Как видим, в случае употребления
слова красный как компонента тех же сочетаний в текстах устного народного творчества наш колоратив имеет
сугубо буквальное значение, называя определенный сорт, вид, породу, причем «некоторые ассоциативные
связи с обозначением цвета здесь уже имеются» [Андреева-Васина 1978, с. 119]. Примечательно, что это
единственный случай, когда прилагательное красный в рамках одних и тех же народнопоэтических и
фразеологических сочетаний функционально нетождественно по семантике. Думается, в примерах, взятых из
фольклора, отражено более позднее смысловое наполнение разбираемого ЦО, здесь слово красный
обнаруживает либо значения ‘высшее качество’, ‘ценный’, ‘лучший’, либо передает собственно окрас (ср.,
например, образ красной лисицы в: А и серый волк на корме стоит, / А красна лисица потакивает [Былины
1988, с. 490]).
Как было сказано выше, и в качестве идиом, и в составе свободных конструкций фольклорных и
древнерусских литературных текстов лексема красный выступает семантически многослойным ЦО. Анализ
материала свидетельствует о том, что данный адъектив при трансформации смысла ‘темный’ в смысл ‘светлый’
в периоды переживания смен полярных ночи и дня приобрел семантику ‘светлый’, семантика прилагательного
красный как ‘красивый’ стала осмысливаться в исключительно положительном контексте. По сути, в ходе
развития языка ЦО красный утратило свое первичное значение. Отошло в прошлое понимание слова красный
как ‘темного’ и ‘полезного’ / ‘бесполезного’, в результате чего названный колоратив со значением ‘красивый’
обрел положительное оценочное значение (что и зафиксировано этимологическими источниками). Ср.: Съезди-
тко ты в землю-ту Подольскую, / Возьми там русскую красную / Марью лебедь белую, / Подолянку
королевичну [Онежские былины (1) 1949, с. 367]; Вижу, идут добрый молодец / И красная девица [Народный
театр 1991, с. 158]; И лицом она красна, и умом сверстна, / И русскую умеет больно грамоту, / И четью-
петью горазда церковному [Былины 1988, с. 429]; Выходил он на красно крыльцо / Говорил он громким голосом
[РФ 1986, с. 250]; Теперь и твоя очередь настала, – Лефортов проговорил. – Вишь, и тебе изба красивая
готова. – И на сруб показал, в котором царя Петра истинного пожечь приготовились [НП 1992, с. 205]; Якори
метали во быстрый Днепр, / Схожи бросали на крут красен бережок [Былины 1988, с. 322]; Он услыхал,
крыльями схлопотал, ногами стопотал и красным могучим басом возопиял [Сказки (1) 1988-1989, с. 98];
Дасть Бохмитъ комуждо по семидесят женъ красныхъ, избереть едину красну, и всhх красоту
възложить на единц, та будешь ему жена [Изборник 1969, с. 62]; Млтвами@е Hговhнїg всегда
оуго@даше бгх‚ и всhми добрым дhлы оукрашаше свою дuшu, “ко бы ти еи красномu селенію бга творца
своего [Сказание 1988, с. 3]. В этих примерах ЦО красный, выступая эталоном позитивной оценки, вобрал в
себя смыслы ‘красивый’, ‘праздничный’, ‘хороший’, ‘прекрасный’. Однако рассматривать эти значения как
первичные для адъектива красный будет ошибочно, ‘красивый’ – это не исходное значение данного
прилагательного.
С развитием языка лексема красный приобрела собственно цветовое значение (см., например, ст.-слав.
красьнъ, др.-русск. красьныи ‘красный’, ‘бурый’, ‘рыжий’, ‘карий’, ‘коричневый с красноватым отливом’,
ст.-польск. krasny ‘красный’, польск. krasy ‘пестрый’, ‘разноцветный’ [Бахилина 1975, с. 162], [Суровцова 1970,
с. 97], [Кезина 2000, с. 17]). Слово красный и близкие ему соответствия стали пониматься как лексемы,
передающие цветовой признак. Наблюдения показывают, что названный смысл данного ЦО регулярно
представлен в фольклорных и древних литературных текстах: Снаряжается он хорошенько, / Одевает платья
красныи, / Коней подпрягают все же рыжих, / Кареты подпрягают золоченыи [Онежские былины (1) 1949,
с. 240]; Полилась кровь человеческая, да прямо-таки на могилку царя Петра и угадала. И где та кровь
пролилась, на том месте терновник вырос и красными цветочками покрылся [НП 1992, с. 193]; Баба надела
на него белую рубашечку, красным пояском подпоясала и отпустила Ивашечку [Сказки (2) 1988-1989, с. 286];
Просил редечки горькия, / Просил он капусты белыя, / А третьи – свеклы красныя [Русская народная поэзия
1984, с. 360]; Только взошли на остров, немного пройдя лесом, вышли на полянку. А на полянке стоит дом из
красной меди [Сказки (2) 1988-1989, с. 504]; А се потом вижу третей корабль‚ не златом украшен‚ но
разными пестротами – красно‚ и бело‚ и сине‚ и черно‚ и пепелосо [Изборник 1969, с. 631]. При этом слово
красный в составе фразеологических и паремиологических формул проводит смысл ‘красный’ довольно редко.
Так, данное значение в рассматриваемой лексеме встретилось нам только в 43 случаях из 387, что составляет
11,1 % (типа Красный петух [ФСРЛЯ 2001, с. 440]; Под красной шапкой [ФСРЛЯ 2001, с. 707]; Солдат Яшка,
красная рубашка, синие ластовицы [ПРН (1) 2000, с. 315]; Красная бумажка [ФСРЛЯ 2001, с. 51]; Земляника ЛІНГВІСТИЧНІ СТУДІЇ. Випуск 15

360
красна – не сей овса напрасно [ППРН 1987, с. 624]). В свою очередь, данное прилагательное в
народнопоэтических и древних литературных текстах регулярно используется как один из цветов спектра, имея
буквальное (цветовое) значение. Так, из 214 всех случаев колоратив красный в значении ‘красный’ встретился
нам в фольклоре и древнерусской литературе 78 раз, что составило 36 % от общего количества. Это является
подтверждением того, что данное значение развилось у анализируемого адъектива позже и регулярно
реализовалось в фольклорных и древних литературных текстах.
Анализ материала показывает, что с приобретением цветового смысла слово красный в русской
национальной культуре получило неоднозначные оценочные коннотации. Так, при описании внешности
человека наше ЦО может иметь как отчетливо негативный, так и двоякий смыслы (ср.: Водись после этого с
рыжими да с красными! [Сказки (3) 1988-1989, с. 419]; Рыжий да красный всякий бывает; бывает плут,
бывает и добрый человек [Сказки (3) 1988-1989, с. 419]). Вспомним, что сходные значения присущи
колоративу красный и в идиоматических сочетаниях (типа Рыжий да красный – человек опасный [ПРН (1)
2000, с. 612]). Это объясняется национально-культурным восприятием красного при характеризации лица
(красное рыло = ‘сытое’), цвета волос (красные = рыжие) у «слишком яркого, неестественного, выделяющего»
[Григорук 2002, с. 141] из общей массы человека. Как видим, в фольклоре зафиксирована историко-культурная
языковая традиция использовать колоратив красный для передачи неоднозначной оценки неестественно яркой
внешности человека, что закрепилось в виде идиомы. Этот факт подтверждает мысль о том, что цветовая
семантика напрямую связана с историческим и культурным опытом народа, что на цветообраз наслаиваются
традиции и обычаи нации. Поэтому, характеризуя собственно цвет, лексема красный реализует свою
смысловую полярность. Эти факты дают нам право говорить о слове красный как о семантически
амбивалентном колоративе. Соответственно, мы не можем согласиться с некоторыми авторами, которые
считают, что слово красный группировалось «вокруг одного смыслового центра – обозначение различных
положительных качеств» [Андреева-Васина 1978, с. 116], имело «положительную оценку» [Кезина 2000,
с. 219].
Изложенное позволяет считать, что слово красный в фольклорных и древнерусских литературных
текстах в основном используется в качестве составляющего устойчивых сочетаниях и имеет тем самым
разветвленную семантику. Данное ЦО с исходным содержанием ‘темный’ реализует и цветовой, и оценочный
смыслы, несет, помимо значения ‘красный’ с положительными и отрицательными коннотациями, значения
‘полезный’ и ‘красивый’. При этом в большинстве случаев семантическое наполнение адъектива красный
реализуется в фольклоре и древней литературе в виде устойчивых сочетаний.
Итак, собранный фактический материал доказывает, что фольклорные и древние литературные тексты
являются источниками знаний о зафиксированной в языке культуре и истории народа, вобрали в себя
глубинный номинативный смысл единиц языка. Подобный подход должен быть взят за основу при
рассмотрении иных (не только красный) колоративов. Но это – предмет дальнейшего изучения интересующего
нас вопроса.

Литература
Андреева-Васина 1978: Андреева-Васина Н.И. Прилагательное красный в русских народных говорах
(материалы и характеристики функционирования слова) // Диалектная лексика / АН СССР; Ин-т русского
языка. – Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1978. – С. 115-120.
Бахилина 1975: Бахилина Н.Б. История цветообозначений в русском языке. – М.: Наука, 1975. – 288 с.
Брагина 1970: Брагина А.А. Красный // Рус. речь. – 1970. – № 2. – С. 79-83.
Былины 1988: Былины / Сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. Ф.М. Селиванова. – М.: Сов. Россия,
1988. – 576 с.
Герасименко 2006: Герасименко И.А. О национально-культурных особенностях функционирования
колоратива красный (на материале фразеологии русского языка) // Язык. Культура. Коммуникация [Текст]:
материалы Международной научной конференции, Волгоград, 18-20 апреля 2006 г.: в 3 ч. Ч. 2 / ВолГУ;
оргкомитет: О.В. Иншаков (пред.) [и др.]. – Волгоград: Волгоградское научное издательство, 2006. – С. 375-379.
Герасименко 2005: Герасименко И.А. Семиотика колоратива красный в русской фразеологии // Ученые
записки Таврического национального университета. – Серия Филология. – Том. 18 (57). – № 2. – Симферополь:
Таврический национальный университет им. В.И. Вернадского, 2005. – С. 36-41.
Григорук 2002: Григорук С.И. Концепт цвета в русской и украинской народной паремиологии
(аксиологический аспект) // Слово. Фраза. Текст: сб. науч. ст. к 60-летию проф. М.А. Алексеенко / Редкол.:
В.М. Мокиенко (гл. ред.), Х. Вальтер (Германия), К. Иван (Польша) и др. – М.: Азбуковник, 2002. – С. 137-144.
Демин 2002: Демин В.Н. Звездная судьба народов России. – М.: Армада-пресс, 2002. – 320 с.
Изборник 1969: Изборник (Сборник произведений литературы Древней Руси) / Библиотека всемирной
литературы. – Сер. 1. – Т. 15. – М.: Худож. лит., 1969. – 800 с.
Иссерлин 1951: Иссерлин Е.М. История слова красный // Рус. яз. в шк. – 1951. – № 3. – C. 85-89.
Кезина 2000: Кезина С.В. История цветообозначений в русском языке: Учеб.-метод. пособие к
спецкурсу / Пензен. гос. пед. ун-т им. В.Г. Белинского. – Пенза, 2000. – 50 с. Розділ IV. Функціональна семантика лексичних і фразеологічних одиниць

361
Луценко 2004: Луценко Н.А. Жизнь на севере в отражении языковых явлений // Филологические
исследования: Сборник научных работ. – Выпуск 6. – Донецк: ООО «Юго-Восток, Лтд», 2004. – С. 234-250.
Луценко 2003: Луценко Н.А. Предикативная природа слова // Лінгвістичні студії: Зб. наук. праць. Вип.11.
У 2 частинах / Укл.: А. Загнітко (наук. ред.) та ін. – Част. I. – Донецьк: ДонНУ, 2003. – С. 166-177.
Мещерякова 2004: Мещерякова О.А. Устойчивые сочетания в фольклорной традиции и в авторской речи
// Культурные слои во фразеологизмах и дискурсивных практиках / Отв. ред. В.Н. Телия. – М.: Языки
славянской культуры, 2004. – С. 308-314.
НП 1992: Народная проза / Сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. С.Н. Азбелева. – М.: Русская
книга, 1992. – 608 с.
Народный театр 1991: Народный театр / Сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. А.Ф. Некрыловой,
Н.И. Савушкиной. – М.: Сов. Россия, 1991. – 544 с.
Новикова 1993: Новикова М.О. Просвіт українських замовлянь // Українські замовляння / Упоряд.
М.Н. Москаленко; Автор передм. М.О. Новикова. – К.: Дніпро, 1993. – С. 7-29.
Онежские былины (1) 1949: Онежские былины / АН СССР; Ин-т рус. лит-ры / Записанные
А.Ф. Гильфердингом. – Изд. 4-е. – Т. 1. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1949. – 735 с.
ППРН 1987: Пословицы и поговорки русского народа. Из сборника В.И. Даля / Под общ. ред.
Б.П. Кирдана; Вступ. ст. М.А. Шолохова; Послесл. В.П. Аникина. – М.: Правда, 1987. – 656 с.
ПРН 2000: Пословицы русского народа: Сборник В. Даля: В 3 т. – М.: Русская книга, 2000. – Т. 1. –
640 с.; Т. 2. – 704 с.
Потебня 1989: Потебня А.А. О некоторых символах в славянской народной поэзии // А.А. Потебня.
Слово и миф. – М.: Правда, 1989. – С. 285-378.
Рамзевич 1897: Рамзевич Н. Различие синонимов чермный и червленый // Филологические записки. –
Вып. V-VI. – Воронеж, 1897. – С. 21-24.
Русская народная поэзия 1984: Русская народная поэзия. Эпическая поэзия: Сборник / Вступ. статья,
предисл. к разделам, подг. текста, коммент. Б. Путилова. – Л.: Худож. лит., 1984. – 440 с.
РПП 1988: Русские пословицы и поговорки / Под ред. В. Аникина; Предисл. В. Аникина; Сост.
Ф. Селиванов; Б. Кирдан; В. Аникин. – М.: Худож. лит., 1988. – 431 с.
РФ 1986: Русский фольклор / Сост. и примеч. В. Аникина. – М.: Худож. лит., 1986. – 367 с.
Сказание 1988: Сказание о князе Михайле Черниговском и его боярине Феодоре. – М.: Книга, 1988. –
107 с.
Сказки 1988-1989: Сказки / Сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. Ю.Г. Круглова. – М.: Сов.
Россия. – Кн. 1. – 1988. – 544 с; Кн. 2. – 1989. – 576 с; Кн. 3. – 1989. – 624 с.
СДЯ (1) 1988: Словарь древнерусского языка (IX-XIV вв.): в 10 т. / АН ССССР. Ин-т рус. яз.; Гл. ред.
Р.И. Аванесов. – М.: Рус. яз., 1988. – Т. 1. – 1988. – 526 с.
Суровцова 1970: Суровцова М.А. Развитие цветового значения слова красный // Рус. яз. в шк. – 1970. –
№ 3. – C. 97-100.
Фасмер 1986-1987: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. / Пер. с нем. и доп.
О.Н. Трубачев. – 2-е изд., стереот. – М.: Прогресс, 1986-1987. – Т. 2. – 672 с.
ФСРЛЯ 2001: Фразеологический словарь русского литературного языка / Сост. А.И. Федоров. – М.:
ООО «Фирма Издательство АСТ», 2001. – 720 с.
Частушки 1990: Частушки / Сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. Ф.М. Селиванова. – М.: Сов.
Россия, 1990. – 656 с.

Условные сокращения
Ав. Сотв. Мира – Аввакум. О сотворении мира, грехопадении первого человека и о потопе // Житие
протопопа Аввакума, им самим написанное. – Памятники истории старообрядчества XVII в., кн. 1, вып. 1, стлб.
651-684.1672 г. – Л., 1927.
ЖВИ XIV-XV – Сборник житий и слов, XIV-XV вв., ГПБ, Соф., № 1365, 255 л.

This present paper is limited to the examination of the functional semantics of the colour names in Russian. The
objective of the paper is revelation of the ethnocultural information which is coded in it. The object of illustration is the
colour designation “red”.
Keywords: colour designation, functional semantics, folk, Old Russian language.
Надійшла до редакції 19 вересня 2006 року.

Літературне місто - Онлайн-бібліотека української літератури. Освітній онлайн-ресурс.