Жизнь как чудо, как мощная всеобъемлющая стихия – основной мотив в ранней лирике Б. Пастернака. Природа и человек едины как проявления стихии жизни, не знающей границ и перегородок. Подлинная жизнь постигается в смещении, движении, порыве, при этом в точках пересечения различных реальностей с несомненностью открывается глубинная неделимость мира, предстающего в бесконечном движении (стихотворения «Пиры», «Плачущий сад» и др.).

Поэтому Б. Пастернак преодолевает раздельность слов, переплавляет их границы.  Строки «Писать о феврале навзрыд», «Я клавишей стаю кормил  с руки», –  не метафора.  Метафора – это перенос значения по сходству.  Чтобы такой перенос состоялся, нужно, чтобы предметы были хотя и сходными, но раздельными.  У Б.Пастернака же значение слова остается неизменным, но в процессе взаимодействия слова рождается некий новый сплав, в котором единым оказывается природа и слово о ней (стихотворения «Февраль – достать чернил и плакать…», «Я клавишей стаю кормил  с руки…»).

Что касается человеческой личности, то она у Б.Пастернака существует лишь как часть жизненной стихии, челок определяется не как человек в  жизни, а как жизнь в человеке.  Однако жизненный опыт, доведя эту единосущность реальности, что называется, до предела, обнаруживает не только нераздельность, но и неслиянность человека и природы, жизни и смерти, творчества и разрушения.

Выход из напряженных противоречий жизненной стихии поэт находит в синтезе живого со смыслом.  Отсюда – утверждение простоты как высшего критерия художественности (поздний цикл «Волны»), причем простота эта особого рода, она вбирает в себя все сложности, в результате чего смысл оказывается не навязанным живому извне, но является его сокровенной основой (стихотворения «В больнице», поэма «Вакханалия» и др.).

Этим объясняется и уникальность позиции поэта в жизни.  Теперь, когда природная стихия и человеческая история обнаружили не только свою нераздельность, но и неслиянность, поэт призван не дать им расколоться, соединить два противоположных начала.  Человеческая история прозревается в природе, природа – в истории (поэма «Девятьсот пятый год»).  Поэт не применяется к реальности, а воскрешает в ней природную естественность, спасая от временного плена..