Самые ранние стихи О. Мандельштама – это как бы движение в невесомости, вне реальности земной или высшей: « Твой мир, болезненный и странный, / Я принимаю, пустота!». Протестом против пустоты становится акмеистический «бунт». Программным было сало название первого сборника поэта – «Камень» (1913). В статье «Утро акмеизма» (1919) поэт писал: «Строить – значит бороться с пустотой, гипнотизировать пространство». Воплощением структурности, архитектурности сущего становятся для него Рим и Петербург.
О.Э.Мандельштам входит в литературу с совершенно особой концепцией личности. С одной стороны, она включает в себя мощный культурный слой, и в то же время связана с темной стихией первозданного хаоса, описана на первоначальные категории бытия (стихотворенье «Ни о чем не надо говорить…» «Silentium»). Так появляется в поэзии понятие «первоосновы жизни», в котором слово, музыка и красота предстают едиными и в которой они содержится как не развернувшиеся возможности. Проникновение в нее – одно из главнейших устремлений поэта.
Именно поэтому О.Э. Мандельштам воспринимает жизнь как уникальный дар, но это осознание сопряжено с ясным представлением о грядущей смерти как залоге абсолютной реальности жизни.
Ощущение этой реальности порождает глубинный пантеизм, взаимоперетекание природного и человеческого начала. Творчество органически возникает из природы, как нота из тростника (стихотворение «Есть иволги в лесах…»). Природное, творческое начало разлито и в истории, и в архитектуре. Все силы жизни здесь изначально слиты, но не в стихийности и в порыве, как у Б.Пастернака, а в классической стройности и в уравновешенности.
Взаимоотношения поэта и мира у О.Э.Мандельштама – взаимоотношения раковины и моря (стихотворение «Раковина»). Сам по себе поэт – нечто бесконечно малое, и только наполняясь бушующим морем бытия ,он становится ему соразмерным. Поэтому так легко входили в его стихи не только реалии различных культур, но и их мироощущения. Он во всем видел свое и все переосмысливал, занимая позицию в точке пересечения разных культурных контекстов (стихотворения «Еще далеко мне до патриарха…», «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…» и др.).
Данную закономерность можно объяснить прежде всего особым отношением к слову. Слово у О.Э. Мандельштама – не статика, а движение. Оно обитает там же, где и «первооснова жизни», и бесконечно ищет себе все новые и новые воплощения. Поэтому каждый раз, когда оно возникает, оно абсолютно неповторимо, и в то же время не может не повториться (стихотворения «Фаэтонщик», «Когда удар с ударами встречается…» и др.). В каждом новом поэтическом слове воскресают слова, сказанные ранее, но обогащенные новым поэтическим содержанием.
В позднейших стихах творческая манера поэта претерпевает изменения. Все происходящие исторические события воспринимаются им как катастрофический разлом времен, разрыв исторических связей, и жертвенная миссия поэта – «узловатых дней колени/ нужно флейтою связать». В этом разрушающемся мире иначе чувствует себя личность, она потеряна, все реальные ориентиры перепутаны и стерты. Но даже в вывернутом наизнанку мире острее ощущается глубинная связь всего со всем, и чем дальше «первооснова жизни», тем острее тяга к ней..