Кадис. 1749 год
21 сентября
Уже три дня над бухтой и городом Кадисом как из ведра
лил нескончаемый дождь, безжалостно обрушивающий¬
ся на пристани и доки военно-морской базы Ла-Каррака,
расположенной на острове Леон.
На мощном военном корабле, вошедшем в гавань и теперь
медленно двигавшемся по внутренней акватории порта вдоль
главной пристани, начали спускать паруса. Носовую часть это¬
го семидесятидвухпушечного корабля, называющегося «Стой¬
кий», украшали две грозные орлиные головы. Это был один из
самых современных кораблей флота короля Фердинанда VI, его
построили на этой же верфи всего несколько лет назад.
А тем временем, стоя на другом пришвартованном к приста¬
ни судне, офицер морской пехоты Хуан Карраско, являвшийся
секретарем адмирала Гонсалеса де Мендосы, внимательно наблю¬
дал за разгрузкой. Прибыла очередная крупная партия дуба,
ореха и черного тополя, привозимых ежемесячно из порта Биль¬
бао для обеспечения нужд развернутого на этой верфи интен¬
сивного строительства.
Едва только Карраско заметил прибытие нового корабля, как
его настроение, и без того уже испорченное из-за проблем,
связанных с разгрузкой судна, ухудшилось еще больше, особен¬
но когда он понял, какой именно груз доставил этот корабль.
Увидев, что уже начались работы по швартовке корабля, Кар¬
раско подозвал к себе своего помощника, которому поручил
следить за разгрузкой, а сам незамедлительно направился в сто¬
рону центрального комплекса зданий судоверфи, чтобы сооб¬
щить своему начальнику о прибытии корабля.
Пройдя по крытой галерее вначале мимо жилищ офицеров,
а затем мимо рабочих кабинетов, Карраско подошел к адмирал¬
тейству, у главного входа в которое постоянно находились два
вооруженных стражника. Стремительно войдя внутрь, он на¬
правился на второй этаж, в зал общих собраний, где, как он знал,
должен был находиться адмирал. Тихонько постучав в дверь,
он дождался разрешения войти.
На громадном овальном столе лежало множество чертежей
кораблей и стоял большой макет, который, по-видимому, сейчас
был в центре внимания и являлся предметом разговора адми¬
рала Гонсалеса де Мендосы и его двух собеседников. Приход
Карраско не вызвал у них никакого интереса: они даже не пре¬
рвали свой разговор.
— Используя более легкую, но твердую древесину — напри¬
мер черный тополь, — мы сможем усилить вооружение кораб¬
лей, вследствие чего увеличится дальность стрельбы, при этом
не ухудшится маневренность судов.
Ирландский конструктор Муллан находился здесь уже три
месяца — с тех самых пор, как его не совсем обычным способом
завербовал моряк и исследователь Хорхе Хуан, тайно пробрав-
шийся по поручению маркиза де ла Энсенады на английские
судоверфи, чтобы разведать, что там Лроисходит.
— Извините, что перебиваю вас, господа, — не выдержал
Карраско, видя, что присутствующие попросту не обращают на
него внимания, — однако я счел своим долгом сообщить вам
о прибытии корабля с новой партией цыган, направленных сюда
из Картахены.
— В этой стране, похоже, все уже с ума сошли! — Адмирал
с яростью швырнул стопку бумаг на пол. — Всего три дня назад
сюда привезли восемьсот цыган мужского пола, из них двести
де1ей, которых мы все никак не можем разместить, а теперь нам
присылают еще шестьсот! Я хоть и хороший друг министра
де Сомодевильи, но тем не менее никак не могу понять, какого
черта он организовал массовые аресты цыган. — Адмирал на¬
правился к своему рабочему столу, чтобы разыскать последнее
письмо маркиза де ла Энсенады, и сразу же увидел его на тол¬
стой пачке корреспонденции. — Из двенадцати тысяч цыган,
задержанных тридцатого июля, к нам отправят целых две ты¬
сячи. Я еще никогда не был свидетелем такой массовой облавы
на людей!
— А вы смотрите на них как на дешевую рабочую силу, ко¬
торую король дарит нам, чтобы мы могли своевременно выпол¬
нить порученные нам амбициозные проекты по обновлению
флота и увеличению численности боевых кораблей.
Интендант Варас, являвшийся помощником адмирала, этими
словами напомнил своему начальнику о пяти новых доках, со¬
оружение которых необходимо было закончить не позднее чем
через три года, чтобы затем использовать их для постройки
новых боевых кораблей.
— Я с вами согласен, дорогой друг, однако не забывайте, что
цыгане — народ нецивилизованный и агрессивный и что тя¬
желые условия жизни в этих местах отнюдь не способствуют
укрощению их буйного нрава. Нам ведь даже пришлось ис¬
пользовать цепи и оковы, чтобы предотвратить побеги цыган
и случаи их нападения на наших солдат и на служащих вер¬
фи. — Явно намереваясь пойти посмотреть на разгрузку при¬
бывшего судна, он снял с вешалки просторный плащ, позво¬
ляющий защититься от дождя. — Я даже и представить себе
не могу, чем может обернуться для нас прибытие этой новой
партии.
Ирландец, мало что знавший о необычном указе, направлен¬
ном против цыган, поинтересовался дальнейшей судьбой их
жен и дочерей.
— Все они будут отправлены в различные тюрьмы и дома
милосердия Севильи, Валенсии и Сарагосы, где их заставят
работать^ чтобы мож1?о было оплатить расходы по их содержа¬
нию, — ответил интендант.
ирландцу такое отношение к цыганам показалось жестоким
и варварским, и он подумал, что, наверное, надо обладать ред¬
костным талантом, чтобы суметь извлечь из массовых репрес¬
сий какую-то пользу для общества.
— Неужели кто-то всерьез полагает, что в подобных услови¬
ях цыгане станут выполнять то, что от них требуется?
— Ваш вопрос содержит в себе логические умозаключения,
и мы, кстати, в глубине души с ними согласны, так что он не нуж¬
дается в каком-либо ответе.
Гонсалес де Мендоса попросил своих собеседников продол¬
жать дискуссию по поводу строительства новых кораблей и в его
отсутствие, а сам направился со своим помощником в сторону
порта в сопровождении роты морских пехотинцев.
Линейный корабль «Стойкий» с двумя оружейными палуба¬
ми, на которых были установлены двадцатичетырехфунтовые
пушки, все ближе и ближе придвигался к краю пристани: около
сотни матросов тянули его за четыре толстых каната, привязан¬
ных к битенгам, и время от времени наматывали высвобождав¬
шуюся часть каждого каната на причальные тумбы. Несмотря
на сильный дождь, все члены экипажа так или иначе участво¬
вали в выполнении не очень-то легкой работы по швартовке
корабля.
Стоявшие под навесом офицеры выкрикивали команды, сле¬
дя за тем, чтобы нос и корма корабля придвигались к причалу
с одинаковой скоростью и чтобы его борт все время двигался
параллельно линии причала. Около сотни солдат выстроились
шеренгой вдоль шканцев, готовые при необходимости помочь
конвоирам заключенных, а несколько юнг тем временем уси¬
ленно сгоняли дождевую воду с палубы, стараясь заодно и по¬
мыть ее.
Когда корабль наконец-то пришвартовали, два пронзитель¬
ных свистка предупредили экипаж, что на палубу поднимется
адмирал Гонсалес де Мендоса. У подножия трапа адмирала
встретил капитан корабля Альваро Пардо Ордуньес вместе
с двадцатью своими офицерами и командой. После надлежащих
приветствий капитан корабля пригласил адмирала пройти в кают-
компанию, где они могли бы укрыться от непогоды, произвести
прием-передачу документов и просто поговорить с глазу на глаз
о только что проделанном кораблем переходе.
Шесть иллюминаторов, выходивших на корму, пропускали
совсем немного света, поэтому освещалась всего лишь треть
помещения, в том числе и красивый дубовый стол, за которым
капитан работал, ~ к нему и направились вошедшие. Оставшись
наедине, эти два моряка, которых связывала давнишняя друж¬
ба, плюхнулись в удобные кресла и, отбросив церемонии, нача¬
ли непринужденный разговор,
— Вот уж никак не ожидал увидеть тебя в здешних водах.
Думал, ты сейчас плаваешь где-нибудь в Вест-Индии. — Адми¬
рал был искренне рад неожиданной встрече со своим старым
другом и однокашником, вместе с которым когда-то учился
в военно-морской школе в Сан-Фернандо.
— Да я и в самом деле должен быть сейчас где-нибудь возле
Гаваны, а не здесь, однако в Картахене задержали мое путеше¬
ствие за океан и поручили сначала перевезти сюда, к тебе, целую
ораву людей.
— А сколько их всего? — спросил адмирал, стаскивая с себя
парик, чтобы вытереть струившийся по лысине пот.
Задав этот вопрос, он понимал: какая бы цифра сейчас ни
была названа, она все равно покажется ему чрезмерной.
Капитан Пардо решил морально подготовить адмирала к пло¬
хим новостям и предложил ему выпить рюмку анисовой водки,
которую сам же ему и налил.
— В об;щей сложности мы взяли на борт девятьсот сорок два
человека. — Адмирал сильно побледнел. — Это больше, чем ты
ожидал?
— На целых три сотни больше того, что мне обещали. Нам
грозит настоящая катастрофа!
Их разговор был прерван появлением лейтенанта, который,
спросив разрешения войти, сообщил о завершении приготов¬
лений к открытию и разгрузке трюмов. Когда они, все трое,
стали подниматься на палубу, лейтенант на ходу пояснил, что
первым делом будет производиться разгрузка самого малень-
кого из трюмов, находящегося рядом с фок-мачтой. После
этого начнут разгружать трюмы побольше, причем каждый
последующий трюм будет открываться и разгружаться только
после того, как все до одного человека из предыдущего трюма
будут выведены на причал под конвоем солдат судоверфи. По
всей длине палубы корабля выстроились многочисленные
пехотинцы и артиллеристы, вооруженные ружьями и готовые
пресечь любую попытку побега или разнять дерущихся. Им
был дан приказ в случае необходимости стрелять на пора¬
жение.
Адмирал Гонсалес де Мендоса и капитан корабля Ордуньес
встали неподалеку от шкафута, по которому должны были про¬
ходить цыгане.
Возможно, из-за тошнотворного гнилостного запаха, который
начал распространяться из открытого трюма, или же из-за мерз¬
кого и убогого вида заключенных, поднимающихся на палубу,
или же и из-за того, и из-за другого адмирал и капитан корабля
отошли немного назад — то ли на свежий воздух, то ли неволь¬
но отшатнувшись от ужасной сцены, представшей перед их
глазами.
Почерневшие гангренозные раны на ногах, запястьях и ого¬
ленных спинах. Потухшие отрешенные взгляды взрослых и ис¬
худавшие, опаршивевшие от болезней тела детей. Жгучая нена¬
висть, которая, казалось, буквально струилась по жилам самых
стойких, и безвольная отрешенность тех, кто покорно шел
навстречу своей незавидной судьбе. Одежда, превратившаяся
в грязные лохмотья, от которых порывы ветра разносили во все
стороны гнусный запах человеческих выделений, смерти и раз¬
ложения. Из трюма корабля раздались выстрелы и крики: не¬
которые из цыган предпочли смыть постигший их позор кровью,
и теперь, в ходе начавшейся потасовки, эта кровь вместе со
шматками плоти размазывалась по полу и по стенам трюма.
Другие, уже поднявшись на палубу, но еще не дойдя до трапа,
умирали от ударов пик и шпаг, потому что бросались на конво¬
ировавших их солдат с единственной целью — быть убитыми
и тем самым поскорее положить конец своим мучениям.
Когда стали выходить цыгане из последнего — третьего —
трюма, лейтенант сообщил адмиралу и капитану корабля, что
в первом трюме насчитали сорок трупов, причем три из них —
детские. Они валялись там среди снующих туда-сюда голодных
крыс, луж мочи и прочих зловонных нечистот.
Через два часа, когда корабль покинули последние цыгане,
оставив за своей спиной на палубе еще около двадцати трупов,
общее число погибших достигло ста восьмидесяти шести. По¬
лучалось, что из девятисот сорока двух цыган, взошедших на
борт этого корабля в порту Картахены, лишь семьсот пятьдесят
шесть добрались живыми до местной тюрьмы.
Офицеры и солдаты, так же как и все прочие очевидцы этого
жуткого события, понимали, что никакими словами невозмож¬
но выразить те чувства, которые охватывают человека при
виде подобного зверства и связанных с ним трагедий, а пото¬
му на корабле на несколько часов воцарилось напряженное
молчание.
— Я схожу в тюрьму и посмотрю, что можно сделать с этим
бедствием, — сказал адмирал и поспешно зашагал по палубе,
глядя на небо, которое после нескольких дней сплошной облач¬
ности наконец-то решило подарить людям хоть немного сол¬
нечного света.
Спускаясь по трапу, он оглянулся назад, чтобы попытаться
удержать в памяти внешний вид корабля, который предстал
теперь уже совсем в другом облике — переливаясь и поблески¬
вая в ярких лучах солнца. От его пропитанной влагой древеси¬
ны исходил пар, как будто он пытался таким способом очистить
себя от смерти и крови, а его мачты так устремились ввысь,
словно хотели разогнать тучи и уже больше никогда не позволять
непогоде омрачать его горделивый облик.
Адмирал пошел вместе со своим помощником в направлении
окруженной четырьмя вышками тюрьмы, где ему предстояло
заняться необычайно трудным делом. В свое время эта тюрьма
задумывалась как место заточения людей, осужденных за гра¬
бежи и убийства на юге Андалусии. Однако совсем недавно —
в силу возникшей потребности в рабочих руках для возведения
оборонительных сооружений в больших портах на Антильских
островах — король приказал отправлять туда всех заключенных
в качестве дешевой рабочей силы, и одним из главных перева¬
лочных пунктов при этой массовой перевозке людей стала су¬
доверфь Ла-Каррака.
Когда до ворот тюрьмы оставалось всего лишь несколько
метров, адмирал вдруг вспомнил о вспышке тифа, значительно
сократившей количество заключенных, а также о протестах
врачей судоверфи по поводу жуткой антисанитарии и недоеда¬
ния вследствие скудости рациона заключенных. Однако все
прежние проблемы показались адмиралу мелкими по сравнению
с тем, что свалилось на его голову сейчас. Ему пришла мысль,
что его друг Пардо, капитан прибывшего корабля, направляясь
в Гавану, мог бы оказать ему услугу, прихватив с собой несколь¬
ко сотен заключенных. Хотя, конечно, для этого ему придется
написать письмо самому маркизу де ла Энсенаде, чтобы гот дал
соответствующее разрешение. Адмирал подумал, что ему будет
легче убедить капитана корабля в необходимости подобного
поступка, если он пригласит его поужинать этим вечером вмес¬
те с ним и его супругой Марией Эмилией, которая, кстати, на¬
верняка обрадуется гостю.
— Карраско! Ступайте обратно на корабль и скажите капи¬
тану, что я жду его сегодня вечером на ужин. А по дороге рас¬
порядитесь от моего имени, чтобы в тюрьму явились все вра¬
чи — все, что есть.
Карраско бегом отправился обратно в порт, мысленно чер-
тыхая и адмирала, и свою тяжкую судьбу, потому что, как ему
казалось, он был единственным офицером, который сегодня на
всей военно-морской базе по-настоящему работал.
Через неделю после прибытия последней партии цыган на су¬
доверфь Ла-Каррака колонна заключенных, построенных по
двое, выходила рано утром из тюрьмы, направляясь к топкому
берегу моря к западу от порта, где заключенные должны были
работать в громадном котловане, в котором предстояло соору¬
дить два сухих дока. Это были самые первые на судоверфях
Испании сухие доки, и сооружались они в соответствии с ука¬
заниями моряка и исследователя Хорхе Хуана.
Три дня назад корабль, привезший из Картахены цыган, под¬
нял якоря и направился в Гавану, увозя в трюмах почти пятьсот
человек, благодаря чему число находившихся в тюрьме цыган
более или менее соответствовало ее реальной вместимости.
Адмиралу оставалось только радоваться, что ему смог помочь
старый друг Альваро Ордуньес.
Во главе вышедшей из тюрьмы колонны шли Тимбрио Эредиа
и его брат Силерио. С них ни на секунду не спускали глаз чет¬
веро из сорока конвоиров, сопровождавших эту колонну.
Вспыльчивый нрав братьев и раны двух солдат, присматривав¬
ших за цыганами во внутренних двориках тюрьмы, являлись
вполне вескими основаниями для такой бдительности.
Обоих братьев арестовали в печально известный день три¬
дцатого июля в одном из селений неподалеку от Мадрида, где
они до этого проживали уже более пятнадцати лет. У них была
собственная кузница, пользовавшаяся неплохой репутацией,
поэтому у братьев всегда было много заказов. При аресте не обо¬
шлось без человеческих жертв — двое из солдат оказались явно
не в состоянии справиться с Тимбрио и Силерио, мастерски
владеющими ножом. Однако братьям не удалось совладать
с остальными нападавшими, и те с еще большей яростью на¬
бросились на них, связали их цепями и веревками, а затем жес¬
токо избили палками и ногами.
У Тимбрио были жена и две дочери — обе еще совсем дети.
У его брата, только что женившегося на Амалии — самой млад¬
шей из двоюродных сестер жены Тимбрио, — еще не было по¬
томства. То ли из-за своей молодости и красоты, то ли из-за
желания солдат как можно более жестоко отомстить за своих
убитых товарищей новобрачная подверглась гнусному надру¬
гательству со стороны военных. Они изнасиловали ее прямо на
глазах у связанных по рукам и ногам Тимбрио и Силерио, а так¬
же на глазах у дочерей Тимбрио, которым солдаты тем самым
цинично и наглядно показали, что может произойти и с ними,
если они не будут выполнять распоряжений военных. Лица
девочек, залитые слезами, контрастировали с абсолютно спо¬
койным лицом насилуемой женщины, которая не потеряла чув¬
ства собственного достоинства, хотя ее охватила лютая ненависть.
Кроме учиненного против них гнусного произвола и насилия,
этот день запомнился братьям-цыганам на всю оставшуюся
жизнь еще и тем, что никто из присутствовавших при их арес¬
те соседей даже и не попытался за них заступиться, х*’тя среди
этих людей было немало их заказчиков, в том числе несколько
дворян и даже священники. Поэтому братья с тех пор считали
всех этих людей соучастниками совершенного против них са¬
мого настоящего преступления, вина которых была не меньше
вины тех, кто над ними издевался.
Впоследствии Тимбрио и Силерио узнали, что их имущество
было разделено между коррехидором двумя судьями и офице¬
ром, руководившим арестом, и тогда они поклялись, что не по¬
жалеют жизни, чтобы должным образом отомстить этим четве¬
рым и всем бездействовавшим очевидцам их столь позорного
ареста.
Поднявшись на небольшой холм, заключенные встретились
с еще одной колонной, состоявшей из подростков, направляв¬
шихся на работу в мастерские. Некоторые из этих детей из-за
своей жуткой худобы были похожи на ходячие скелеты.
~ Погляди на этих затурканных чертенят! Их шпыняют хуже,
чем скотину!
Произнесший эти слова Тимбрио тут же получил удар по
голове, от которого у него открылась еще не зажившая рана
возле брови, и из нее ручьем хлынула кровь. Ударивший его
охранник крикнул, чтобы он перестал болтать на своем цыган¬
ском жаргоне, а шел молча, как и все остальные.
Вскоре супруга адмирала донья Мария Эмилия Сальвадорес,
направляясь со своими служанками на восьмичасовую мессу,
гоже натолкнулась на колонну подростков-цыган, ковыляющих
по центральной площади тюрьмы в сторону мастерской, где
Коррсхилор — упранляющий в провинциях феодальной Испании.
выполнялись плотницкие работы и готовились материалы для
конопачения кораблей.
Марию Эмилию поразил плачевный вид этих цыганят» одна¬
ко больше всего ее внимание привлек один из них, чья кудрявая
светловолосая голова сразу бросалась в глаза. Ему было лет
тринадцать. Он был самым худым из всех детей, шел в конце
колонны и выглядел таким грустным и одиноким, что казался
еще более несчастным, чем остальные подростки.
Мария Эмилия попросила одну из своих спутниц навести
справки об этом мальчике — как его зовут и кто он такой, при¬
чем сделать это как можно быстрее. Она остановилась и смот¬
рела ему вслед до тех пор, пока он не исчез за углом. Ее охвати¬
ло странное чувство пустоты, и, сама не зная почему, она вдруг
захотела догнать этого мальчика и крепко обнять его.
Образ этого человечка стоял у нее перед глазами на протя¬
жении всей мессы, а еще она упомянула о нем на последовавшей
за мессой исповеди. Однако исповедник истолковал эти чувства
лишь как отражение ее неудовлетворенного материнского ин¬
стинкта.
Вернувшись домой, Мария Эмилия долго и мучительно раз¬
мышляла об увиденном ею подростке, потому что — она и сама
не знала, как такое могло произойти, — этот мальчик заставил
ее вспомнить о тех сторонах жизни, о которых она уже давно
позабыла. Он показался ей ключом, открывавшим дверь, череч
которую можно войти, а вот выйти через нее уже никак нельзя,
в каком бы направлении тебя затем ни понесла слепая судьба.
Адмирал Гонсалес де Мендоса лично следил за ходом земля
ных работ. Его охватило отчаяние из-за ничтожности результл
тон, достигнутых заключенными-цыганами. Чтобы обеспечп г ь
строительство новых доков, необходимо было перенести русл >
канала, проходившего в прилегающей зоне, однако почва, и ■
которой приходилось работать, оказалась необычайно нлажио1 (
Это была даже не почва, а самый настоящий ил.
Заключенным действительно было очень трудно работать ii.i
этом участке: их ноги увязали в болотной жиже по колено, а цеп и
и оковы еще больше ограничивали движения. Хотя в каждом
доке работало по тысяче человек, результат труда оказывался
таким ничтожным, как будто их количество не превышало
сотни.
А еще заключенные все время выражали свое недовольство:
они шумно жаловались то на неудобства, которое доставляли
им оковы, то на скудость рациона, то вообще на тяжкие условия
труда.
Вспышки насилия и попытки к бегству стали такими часты¬
ми, что весь воинский состав верфи уже не столько выполнял
обычные для военно-морской базы задачи, сколько присматри¬
вал за заключенными и подавлял беспорядки.
— Сеньор, пожалуйста, выслушайте меня!
Секретарь Карраско попытался привлечь к себе внимание
адмирала и тем самым вывел его из задумчивости.
~ В доке, где сейчас устанавливают шпангоуты нового фре*
гата «Победа», началась серьезная потасовка.
Раскрасневшееся лицо юноши наглядно свидетельствовало
о том, что он бежал сюда со всех ног.
Адмирал сокрушенно вздохнул. Ему еще совсем недавно ка¬
залось, что хуже быть уже не может, однако судьба, по-видимо-
]иу, решила подкинуть ему новые напасти.
— А как это началось? — спросил он, стремительно шагая
к месту потасовки.
— Там двенадцати цыганам поручили изготавливать метал¬
лические детали для новых фрегатов. Когда они начали работать
с наковальнями, молотами и огнем, никому и в голову не при¬
шло, что они вздумают найти всему этому другое применение.
Однако именно это и произошло: они вдруг ни с того ни с сего
расквасили головы десятерым нашим рабочим, а еще пятерым
поломали ребра. Когда я побежал сюда, они бились врукопашную
с пятнадцатью на1иими солдатами, а еще пытались поджечь весь
запас древесины на складе.
— Клянусь, что на этот раз им несдобровать!
Гонсалес де Мендоса в ярости сжал кулаки, а затем, выхватив
саблю, еще быстрее зашагал в сторону мастерской, намереваясь
самым решительным образом подавить вспыхнувший бунт.
Из иллюминаторов готового почти на треть корпуса корабля
валил густой черный дым, а в имевшийся в борту проем входи¬
ли вызванные на подкрепление солдаты, в то время как наружу
выкарабкивались раненые.
Внутри корпуса корабля двенадцать цыган отчаянно сража¬
лись среди клубов дыма против двух десятков солдат, размахи¬
вая кольями, молотами и железными прутьями. С помощью
этого «оружия» они давали достойный отпор вооруженным
саблями солдатам.
Адмирал не стал слушать увещеваний своего помощника,
убеждавшего его не вмешиваться и позволить солдатам самим
справиться с цыганами. Даже не замедлив шага, он бросился на
одного из бунтовщиков. Тот не успел уклониться от удара, и саб¬
ля адмирала пронзила его насквозь, войдя ему в живот по самую
рукоятку. Однако на адмирала тут же сбоку напал другой цыган,
который сначала ударом молота перебил ему позвоночник, а за¬
тем еще одним ударом размозжил череп.
Такой поворот в ходе схватки был настолько неожиданным,
что обе враждующие стороны на несколько секунд замерли,
оторопело уставившись на погибшего адмирала, а затем с еще
большей яростью набросились друг на друга. Схватка закончи¬
лась гибелью всех двенадцати взбунтовавшихся цыган, однако
потери со стороны солдат увеличились еще на десять человек.
Сидя перед маркизом де ла Энсенадой, Мария Эмилия по его
просьбе рассказывала ему о том, какие чувства охватили ее
после гибели мужа.
— Узнав о его смерти, я была просто убита горем. Во время
его похорон на меня произвели сильнейшее впечатление грохот
двадцати одного залпа, сделанного из пушек, а еще смешавши¬
еся запахи пороха и пыли. Теперь же, оставшись одна, я чувствую
полную растерянность.
— Поверьте мне, я воспринимаю эту утрату как личное
горе. — Маркиз говорил, запинаясь, а еще он вытер покатившу¬
юся по щеке слезу. — Он был не только самым преданным из
всех моих сослуживцев, но и моим хорошим и верным другом.
Хотя эти хвалебные слова были искренними и вроде бы мог¬
ли служить утешением для любой женщины, потерявшей мужа,
да и звучали из уст человека, которого с покойным ранее свя¬
зывала тесная дружба, они все равно не смогли хоть сколько-
нибудь умерить печаль и тревогу Марии Эмилии.
— Я не знаю, что вы намереваетесь делать дальше, но, тем
не менее, прошу вас прислушаться к совету, который я собира¬
юсь вам дать. Поезжайте жить в Мадрид, подальше от этих мест,
с которыми у вас теперь связаны такие горестные воспоминания.
Если вы на это решитесь, то, чувствуя себя в долгу перед вашим
супругом, я лично подыщу вам дом, прислугу и обеспечу сред¬
ствами к существованию, которые позволят вам жить, ни в чем
не нуждаясь.
— Благодарю вас за такое щедрое предложение. — Мария
Эмилия несколько секунд обдумывала столь неожиданное для
нее предложение маркиза, а затем продолжила: — Могу сразу
вам ответить, что эта идея мне, в общем-то, нравится. — Новая
жизнь в прекрасном многолюдном Мадриде казалась ей, конеч¬
но же, весьма привлекательной. — Однако мне нужно несколь¬
ко дней, чтобы поразмыслить над своей дальнейшей судьбой.
— Я вас понимаю. А теперь мне пора идти. — Он поднялся,
намереваясь сразу же отбыть в Мадрид, где его ждали повсе¬
дневные государственные дела. — Если решите последовать
моему совету, сообщите мне об этом в письме, причем жела¬
тельно заранее, чтобы можно было подготовить все необходимое
до вашего приезда.
Мария Эмилия Сальвадорес все эти дни носила черную траур¬
ную одежду, а еще заказала четырнадцать богослужений за
упокой души своего безвременно почившего супруга — по чис¬
лу лет, прожитых с ним в браке. Она приходила на эти богослу¬
жения рано утром, чтобы весь остальной день можно было
посвятить обдумыванию и организации своего переезда в Мадрид,
связанного с множеством хлопот. Впрочем, часть дня — всегда
уже под вечер и в самом мрачном расположении духа — она
тратила на написание многочисленных писем родственникам
и друзьям, сообщая им о происшедшей трагедии.
Когда она узнала, что из местного порта в Гавану отправляв
ется судно, она написала несколько полных тоски писем капИ’
тану Альваро Пардо Ордуньесу, настойчиво уговаривая его
приехать в Мадрид, как только у него появится такая возмож¬
ность. Альваро был для Марии Эмилии не просто другом —
с ним ее связывали тайные отношения, полные пылкой страсти
и интимных секретов. Эти отношения возникли в то время,
когда этот бравый капитан служил на местной судоверфи.
Как-то под вечер, когда Мария Эмилия подсчитывала, сколь¬
ко сундуков ей придется везти с собой в ее новый дом в Мад¬
риде, — она уже даже знала из письма маркиза адрес этого
дома, — ее служанка напомнила ей об одном деле, о котором
она уже совершенно позабыла.
— Если сеньора помнит, в тот самый день, когда погиб ваш
супруг, — да примет его Господь в обители свои! — вы попро¬
сили меня навести справки о мальчике-цыгане, и я сделала это
еще несколько дней назад. Мне неизвестно, интересует ли он
вас по-прежнему или уже нет, а потому я решила напомнить
вам о нем, а уж вы поступайте как знаете.
Припомнив, какой трогательный вид был у этого ребенка,
Мария Эмилия невольно отложила в сторону документы, в ко¬
торых разбиралась вот уже несколько часов кряду.
— Ну конечно, он меня интересует. Расскажи мне, что ты
о нем узнала!
— Его зовут Браулио, а фамилия его ~ Монтойа. Он говорит,
что ему тринадцать лет и что он родом из Альмерии. Вы даже
и не представляете, как мне было трудно его разговорить. По¬
скольку никто ничего не знает о его родственниках, мне пришлось
поговорить с ним самим и попытаться вызвать у него доверие
к себе, что оказалось необычайно трудным делом, потому что
жестокость, с которой он часто сталкивался за свою еще столь
короткую жизнь, сделала его очень замкнутым. Впрочем, об этом
позже. Сначала я объясню вам, по какой причине другие цыгане
относятся к нему с неприязнью, причина эта — цвет его волос.
— Да, я помню, что он светловолосый и шевелюра у него
кудрявая, — сказала Мария Эмилия и мысленно добавила:
«А еще нечесаная и грязная». — Однако мне непонятно, почему
это вызывает у его сородичей неприязнь.
~ Цыгане не хотят смешивать свою кровь с кровью других
рас, и, поскольку светлый цвет волос для них не характерен, они
полагают, что этот мальчик — дитя от смешанного брака, и по¬
этому не считают его «своим».
— Теперь я припоминаю, что он шел отдельно от остальных
подростков, — сказала Мария Эмилия. Тот факт, что этот ребе¬
нок был отвергнут как раз самыми отверженными людьми этой
страны, показался ей одновременно и трагическим, и забав¬
ным. — А что известно о его родителях? У него есть какие-
нибудь родственники?
— Чтобы это выяснить, мне потребовалось еще больше вре¬
мени, — ответила служанка. — А еще мне это стоило нервов,
особенно когда он стал рассказывать о том, что с ними произо¬
шло. — Тяжко вздохнув, служанка продолжила: — Тридцатого
июля прошлого года в их жилище в городке Вера пришел аль-
гвасил с ордером на их арест. С ним было несколько солдат.
Мальчик мне рассказал, что поначалу его отец попытался оспо¬
рить правомерность показанного ему ордера на арест, заявляя,
что он, дескать, не цыган, а потому королевский указ об аресте
цыган на него не распространяется, однако ему не удалось убе¬
дить альгвасила, и тот приказал солдатам схватить этого чело¬
века. Видя, что его протесты бесполезны, отец мальчика набро¬
сился на солдат, чтобы отвлечь их внимание от жены и сына,
которым он быстро шепнул, чтобы они бежали к церкви и по¬
пытались в ней укрыться. Они так и сделали, и, хотя вслед за
ними вскоре бросились трое солдат, они успели добежать до
церкви, войти в нее и попросить защиты у приходского священ¬
ника. Священник вначале и в самом деле взял их под свою за¬
щиту, однако менее чем через час передал их в руки военных,
которые напомнили ему о том, что цыгане лишены права просить
убежища у церкви. Забрав беглецов, солдаты заявили им, что
потратили на них уж слишком много времени, и от злости на-
бросились на мать мальчика и убили ее у него на глазах, прямо
на ступеньках церкви. Чуть позже такая же участь постигла и его
отца. Если бы в этот момент не появился коррехидор, то и сам
мальчик мог погибнуть от рук солдат, которые, похоже, решили
в тот день обагрить кровью свои сабли.
Когда служанка описывала все эти события, у нее из глаз
текли слезы — такое сильное впечатление произвел на нее рас¬
сказ мальчика.
— Вот бедняжка! Он еще такой маленький, а жизнь уже от¬
няла у него то, что есть у других детей, — родителей, возмож¬
ность расти в обстановке любви и ласки и играть с друзьями.
Марии Эмилии теперь стал более понятным ее интуитивный
порыв защитить этого мальчика, возникший в тот момент, ког¬
да она увидела его в первый раз.
Когда после ухода служанки она осталась одна, в ее памяти
снова ожили переживания того дня, и она вспомнила, что этот
мальчик показался ей ключом, с помощью которого можно
открыть дверь в новую жизнь, у нее вдруг возникла мысль по¬
дать ходатайство о его усыновлении, тем более что ей в нынеш¬
ней ситуации для этого не потребовалось бы прилагать особых
усилий, однако она не была уверена в том, что, будучи вдовой,
сумеет справиться с ролью матери в совершенно незнакомом
для нее городе Мадриде.
Три кареты и эскорт направились к выезду с военно-морской
базы, которую ныне покойный адмирал Гонсалес де Мендоса
и его супруга Мария Эмилия Сальвадорес столько лет считали
своим домом. Теперь Марии Эмилии и ее спутникам предстоя¬
ло преодолеть немалое расстояние, разделявшее города Кадис
и Мадрид.
Вдову адмирала, ехавшую во второй карете, сопровождали
четыре ее служанки и пятеро солдат. У нее с собой были проезд¬
ные документы, подписанные новым начальником судоверфи.
Приоткрыв окошечко, Мария Эмилия внимательно рассмат¬
ривала каждое из проплывавших мимо зданий, с которыми у нее
было связано так много воспоминаний и так много несбывших-
ся грез. Она накануне очень долго размышляла и решила все-
таки не усыновлять того мальчика, хотя данное решение было
одним из самых трудных в ее жизни.
Кареты проехали по обсаженной пальмами центральной
аллее и оказались в районе мастерских. Мария Эмилия по-преж-
нему внимательно разглядывала все окружающие строения,
стараясь получше запомнить, как они выглядят. И тут она его
увидела. Более того, они даже встретились на мгновение взгля¬
дами. Он лежал на земле, а окружившие его подростки-цыгане
пинали его изможденное тело ногами, причем прямо на глазах
у человека, который являлся начальником охраны судоверфи.
Мария Эмилия приказала остановить карету и, к всеобщему
удивлению, бегом бросилась на помощь к мальчику. Ее появле¬
ние перепугало маленьких хулиганов, и они, увидев, что вслед
за ней к ним приближаются еще и двое солдат, тут же кинулись
наутек. Мария Эмилия подняла с земли избитого Браулио и по¬
требовала объяснений у начальника охраны верфи. Тот, не при¬
думав ничего лучшего, попросту заявил, что у него так много
всевозможных проблем и ему некогда обращать внимание на
детские шалости. По его словам, в этот день из тюрьмы сбежа¬
ли двое братьев-цыган по фамилии Эредиа, а еще произошел
очередной бунт в одной из мастерских.
Вернувшись вместе с мальчиком в свою карету, Мария Эми¬
лия стала ласково гладить его золотистые кудри, мысленно
упрекая себя за то, что у нее раньше не хватило духу решиться
на его усыновление.
Когда мальчик посмотрел ей в глаза, он понял, что эта жен¬
щина станет неотъемлемой частью его жизни.