Мадрид. 1751 год
22 августа
Обрежьте веревки, которыми он привязан к балко¬
ну, и затем осторожно затащите его внутрь!
Я не могу допустить, чтобы он оставался здесь, под
взглядами зевак-
Алькальд Тревелес давал распоряжения своим подчиненным,
находясь в главной спальне резиденции герцога. Стоявший рядом
с ним де Сомодевилья не мог скрыть замешательства, которое
охватило его при виде такого варварства, совершенного в отно¬
шении одного из его самых преданных сторонников — дона Кар¬
лоса >^биона, герцога де Льянеса, — причем всего лишь через
неделю после его свадьбы. К счастью, убийца ограничился рас¬
правой над герцогом и оставил в живых его супругу Беатрис. Ее
он просто отволок в соседнюю комнату, так сильно ударив по
голове, что она долгое время находилась без сознания.
Тревелес и де Сомодевилья только что приехали из дворца
Буэн-Ретиро после срочной встречи, на которой настоял Тре¬
велес. Она была посвящена неожиданно возникшему предпо¬
ложению о возможной причастности цыган к трагическим со¬
бытиям, происшедшим во дворце Монклоа.
Однако не успели онк обсудить последствия, которые могла
иметь эта новая версия, и выработать соответствующий план
действий, как им сообщили о новом происшествии, случившем¬
ся этой ночью прямо в центре Мадрида.
— События выходят из-под нашего контроля, Тревелес.
Де л а Энсенада прикрыл рот платком, еле сдерживая приступ
тошноты.
Четверо стражников внесли изуродованное тело старого гер¬
цога в спальню и положили его на пол, на чистую простыню.
Морщась от отвращения, один из них собрал, как мог, выва¬
лившиеся кишки герцога и попытался поместить их обратно
в живот.
— Мне необходимо немедленно уйти, чтобы лично сообщить
королю об этом происшествии, — заявил де ла Энсенада, — но,
как только вы сделаете здесь все необходимое, сразу же приез¬
жайте ко мне, я соберу срочное совещание. С этими безобрази¬
ями нужно покончить — и как можно быстрее! — Он в послед¬
ний раз посмотрел на истерзанный труп герцога. — Должен
признать, что, даже если бы я не воспринимал это горе как свое,
все равно считал бы, что это не просто преступление, а насто¬
ящий кошмар. Да, это самое ужасное преступление из всех, с ко¬
торыми я сталкивался в своей жизни. Я чувствую себя крайне
подавленным.
Тревелес с окаменевшим лицом удрученно рассматривал труп
герцога. Его подчиненные молча стояли в ожидании распоря¬
жений, наблюдая за своим начальником в полной уверенности,
что он и на этот раз будет действовать умело и решительно.
Профессия Тревелеса требовала, чтобы он не терял самообла¬
дания в подобных ситуациях, а потому он, как и во всех преды¬
дущих подобных случаях, попытался отмежеваться от жуткой
действительности и взглянуть на происшедшее как бы со сто¬
роны, не позволяя эмоциям возобладать над разумом.
Он внимательно осмотрел глубокие разрезы, идущие от груд¬
ной кости влево и вправо по животу, образуя своего рода тре¬
угольник. Основание этого треугольника, имевшее форму дуги,
было все еще соединено с животом кожей, а вырезанная выше
него плоть вывернута к низу живота. Через образовавшуюся
огромную рану были видны желудок и часть печени, а также
перепутавшиеся кишки. На теле герцога виднелись синяки и сса¬
дины, которые, несомненно, нанесли ему убийцы.
тревелес решил, что это убийство наверняка сопровождалось
ожесточенной борьбой, а потому не могло быть такого, чтобы
никто в доме не слышал шума. Однако допрошенные его под¬
чиненными слуги утверждали обратное. А еще Тревелеса уди¬
вило то, что убийца умудрился пробраться в спальню никем
не замеченный.
В соседней комнате находилась Беатрис со своей приемной
матерью Фаустиной, которая, едва узнав о случившемся, сразу
же прибежала сюда из своего — расположенного неподале¬
ку — особняка. Прежде чем пойти непосредственно на место
преступления, Тревелес несколько минут поговорил с Беатрис:
во-первых, чтобы поинтересоваться, как она себя чувствует, и,
во-вторых, чтобы задать ей несколько вопросов по поводу про¬
исшедшей трагедии. У бедняжки Беатрис на голове виднелась
длинная рана, из которой сочилась кровь. Тем не менее она с уди¬
вительным хладнокровием и буквально на одном дыхании рас¬
сказала Тревелесу обо всем, что смогла вспомнить.
— Сегодня ночью я проснулась оттого, что почувствовала,
как кто-то навалился на меня. Однако я так и не успела ничего
увидеть. Нападавший — я понятия не имею, кто это был, — на¬
крыл меня одеялом и ударил чем-то тяжелым по голове, отчего
я надолго потеряла сознание. Когда я очнулась — уже на рас¬
свете, — то увидела, что лежу на полу в другой комнате. Я вспом¬
нила о том, что произошло ночью, и сразу же бегом бросилась
в спальню. Там я увидела на балконе своего мужа, которого кто-
то убил изуверским способом. Тогда я стала изо всех сип кричать,
пока не прибежали слуги и не увели меня оттуда.
Когда Тревелес чуть позже ощупывал веревку, которой уби¬
тый герцог был привязан к решетке балкона, у него в голове
настойчиво звучали слова Беатрис. Она сказала, обращаясь
одновременно и ко всем, и ни к кому, прежде чем ее увели по¬
дальше от места преступления; «Ну почему на меня все время
обрушиваются несчастья?»
Понимая, что Беатрис и в самом деле было из-за чего отчаи¬
ваться, Тревелес стал размышлять над мотивами, которые мог¬
ли побудить убийцу выставить труп герцога на всеобщее обо-
зрение. Глубоко задумавшись, он рассеянно посмотрел через
дорогу — и вдруг увидел Марию Эмилию. Она мелькнула перед
его взором всего лишь на миг, а затем исчезла за шторой. Хотя
Хоакин и знал, что она живет в особняке, расположенном на
противоположной стороне улицы, он даже и не подозревал,
насколько близко находятся друг от друга окна спален Беатрис
и Марии Эмилии. Удивившись тому, что Мария Эмилия, кото¬
рую связывали с Беатрис и Фаустиной самые теплые дружеские
чувства, до сих пор еще сюда не прибежала, Тревелес решил
зайти к ней, как только закончит осмотр места происшествия.
Вернувшись в спальню, он сосредоточил свое внимание на
трупе герцога, размышляя над странным совпадением; и на теле
герцога, и на теле убитого иезуита Кастро были раны в виде
треугольника. Конечно, трудно было связать это последнее пре¬
ступление со взрывами во дворце герцога де Уэскара, прежде
всего в силу их разной значимости и масштаба, а вот с убийством
главы иезуитов это преступление явно перекликалось — ис¬
пользовался один и тот же символ, хотя и было вроде бы незна¬
чительное отличие, заставившее Тревелеса задуматься: у герцо¬
га основание треугольной раны не было ровным, как у Кастро,
а представляло собой почти идеальную по форме дугу.
Тревелес стал перебирать в уме жуткие детали преступления,
совершенного на берегу реки Мансанарес, и вспомнил о том,
что у священника было вырвано сердце. Тогда ему захотелось
проверить, а не вырезали ли что-нибудь и у трупа герцога, хотя
на первый взгляд он ничего такого не заметил.
Подчиненные Тревелеса с удивлением увидели, как алькальд
стал внимательно осматривать едва ли не каждый сантиметр
трупа. Они никак не могли понять, зачем он это делает. Тревелес
даже начал ковыряться во внутренностях убитого герцога, ста¬
раясь восстановить свои не ахти какие знания по анатомии и пы¬
таясь определить, не отсутствует ли какой-либо из внутренних
органов. Однако все внутренние органы были вроде бы на месте.
Тревелесу почему-то припомнился его разговор с Марией Эми¬
лией. Тогда они пытались разобраться, какой смысл хотели придать
преступники убийству иезуита Кастро. Хоакину было горько вспо-
минать о Марии Эмилии, особенно в подобной обстановке, но он
призадумался над словами, которые она тогда произнесла, рас¬
суждая о том, с какой целью преступники вырвали сердце иезуита.
«Посредством этого треугольника убийцы выразили посла¬
ние, адресованное ордену иезуитов, и смысл этого послания
заключается в их ненависти к ордену, который, как известно,
почитает этот символ — символ священного сердца Иисуса».
Хоакин сел в кресло, пытаясь понять, чего же не хватает в этом
преступлении, чтобы оно было похоже на убийство Кастро.
— Равносторонний треугольник в первом случае, дуга — во
втором…
Он начал вслух перечислять сопоставимые особенности этих
двух преступлений.
— Лицо убитого Кастро закрыли капюшоном, а труп герцо¬
га де Льянеса выставили на всеобщее обозрение, изображая
распятие. Первый из убитых — священник, второй — видный
представитель знати. У иезуита вырвали сердце, а у герцога.
не вырвали ничего?
Каждый раз, когда Тревелесу при расследовании преступле¬
ния не удавалось найти объяснения характерным деталям, его
охватывало чувство беспомощности — особенно тогда, когда
он находился буквально в паре метров от трупа жертвы, иссле¬
дуя который, как он догадывался, можно было найти ответы на
многие вопросы.
Понимая, что даже в собственных глазах выглядит нелепо,
Тревелес, тем не менее, имел привычку представлять себе, ^то
он разговаривает с уже мертвыми жертвами преступлений,
задавая им вопросы и выслушивая их показания.
— Показания!.. — Это слово вертелось в его голове. — Если
бы он мог дать мне показания…
И вдруг в его мозгу промелькнула догадка.
— Ну конечно же! И как мне это раньше в голову не прихо¬
дило?..
Тревелес стремительно поднялся с кресла и подошел к трупу
герцога. Нагнувшись, он — под изумленными взглядами всех
присутствующих — начал расстегивать на трупе панталоны,
I айна масонскчй ложи
бормоча себе под нос слова «показания» и «клятва». Приспустив
панталоны, он радостно воскликнул:
~ Так оно и есть!
Тревелес внимательно рассматривал то, что обнаружил. Убий¬
ца отрезал одно из яичек, стянув мотню выше веревочкой, — как
это обычно делают при кастрации быков и других тягловых
животных.
Если нанесение увечья имело какое-то символическое значе¬
ние в извращенном рассудке преступника, то Тревелес, похоже,
догадался, что означало отрезание яичка в данном конкретном
случае. В древние времена, давая показания перед судом и про¬
износя клятвы — хотя это и не было широко распространенной
практикой, — мужчины брались рукой за свои яички в знак
того, что они говорят правду.
Тревелес подумал, что вот и опять, как это бывало раньше,
ему удалось получить от погибшего «показания»: он сопоставил
различные — вроде бы никак друг с другом не связанные — де¬
тали и сделал умозаключение, позволившее ему разгадать му¬
чившую его загадку.
Стражник, стоявший рядом с Тревелесом, с удивлением смот¬
рел на половые органы убитого герцога, от которых было акку¬
ратно отрезано одно яичко, и недоумевал, как алькальд смог об
этом догадаться. Такая способность предвидеть вызывала у него
восхищение. Ему невольно пришлось мысленно признать, что,
хотя методы работы Тревелеса не всегда давали положительные
результаты, алькальд, тем не менее, обладал особым даром —
у него была удивительная способность находить улики и зацеп¬
ки там, где другие не видели ничего. Да, алькальд был, без сом¬
нения, гениальным сыщиком. Стражник искренне поздравил
начальника со сделанным открытием,
— Теперь можно забрать отсюда труп и побыстрее отвезти
его в больницу для проведения вскрытия. А еще давайте зай¬
мемся допросом слуг, — сказал Тревелес.
Он приказал троим из своих подчиненных следовать за ним.
Соответствующим образом проинструктированный мажор¬
дом разделил всю прислугу на четыре равные группы, чтобы
можно было допрашивать одновременно четырех человек. По¬
скольку всех слуг насчитывалось около двадцати человек, на
проведение допросов должно было уйти не менее часа.
На первом этаже — прямо под спальней — находилась биб¬
лиотека, огромные размеры которой позволяли Тревелесу и тро¬
им его подчиненным допрашивать каждую группу слуг в своем
углу, не мешая друг другу.
Тревелес решил в первую очередь допросить личного слугу
покойного герцога, а также мажордома, потому что именно эти
двое могли лучше других знать, кто посещал герцога в последнее
время. Первым из этих двоих допросу подвергся личный слуга
герцога. Он представлял собой живое воплощение страха и смя¬
тения. Ни от этого слуги, ни от мажордома Тревелесу не удалось
добиться каких-либо сведений, которые могли бы помочь ему
в раскрытии преступления. Эти двое никого ни в чем не подоз¬
ревали и не имели ни малейшего понятия, по какой причине
герцога зверски убили. Слуга и мажордом подтвердили, что вход¬
ная дверь была взломана, однако не сказали ничего вразумитель¬
ного о возможных организаторах и исполнителях этого преступ¬
ления или хотя бы о врагах их бывшего хозяина. Подчиненным
Тревелеса также не удалось добиться от других допрашиваемых
слуг сколько-нибудь полезных сведений. Получалось, что в тече¬
ние ночи никто в доме не слышал ни малейшего шума и ни у кого
не было каких-либо подозрений по поводу того, кто мог быть
заинтересован в таком изуверском убийстве герцога.
Предчувствуя, что в ходе допросов слуг вряд ли удастся до¬
биться каких-либо результатов, Тревелес на скорую руку допро¬
сил остальную прислугу из своей группы, а затем, выйдя из
дворца, направился через дорогу к особняку, в котором жила
Мария Эмилия Сальвадорес. Каким бы важным ни казался ему
более обстоятельный разговор с Беатрис, Тревелес, учитывая то
состояние, в котором находилась девушка, решил поговорить
с ней позднее.
— Вы не могли бы сообщить своей хозяйке о моем приходе?
Открывшего дверь слугу очень удивила такая обходитель¬
ность Тревелеса, который раньше захаживал в этот дом довольно
часто и никогда не просил, стоя на пороге, сообщить Марии
Эмилии о его приходе.
Хоакин остался ждать в прихожей и три раза глубоко вздох¬
нул, стараясь подавить нервное напряжение. Сегодняшнее пре¬
ступление, совершенное через такое короткое время после двух
предыдущих, произвело на него гнетущее впечатление. А сей¬
час — того хуже — ему предстояло увидеться со своей возлюб¬
ленной, с которой он разорвал отношения менее недели назад.
Хоакин очень сомневался, что, когда окажется с ней лицом к лицу,
сумеет вести себя как ни в чем не бывало. Он все еще ее любил,
а потому заранее знал, какие мучительные переживания может
доставить ему эта встреча. Однако ему было необходимо полу¬
чить ее показания: возможно, у нее имелась какая-то информа¬
ция, которая могла быть для него полезной. Тревелес серьезно
относился к своей работе, и в случаях, подобных этому, чувство
долга было для него важнее всех остальных его чувств.
— Привет, Хоакин. — Мария Эмилия еще толком не успела
привести себя в порядок, и темные круги у нее под глазами гово¬
рили о том, что она явно не выспалась. — Извини, что принимаю
тебя в таком виде. Давай поговорим в кабинете — или, может,
пройдем в мою комнату, чтобы я могла одновременно и разго¬
варивать с тобой, и приводить себя в порядок? я чувствую себя
такой разбитой…
— Решай сама, — ответил Хоакин. — Я, в общем-то, пришел
ненадолго.
Поднимаясь по лестнице, Мария Эмилия мельком посмотре¬
ла Хоакину в глаза, пытаясь угадать, в каком душевном состо¬
янии он пребывает. Хоакин отвел взгляд в сторону и попытал¬
ся придать своему лицу выражение холодной деловитости.
— Убийство герцога де Льянеса — самое жуткое из всех
убийств, с которыми я в своей жизни сталкивалась, — наруши¬
ла напряженное молчание Мария Эмилия, решив, что они с Хо¬
акином, наверное, в этот момент думают об одном и том же. —
У меня из головы не выходит бедняжка Беатрис: на нее опять
обрушилось ужасное несчастье. Господи, ведь она всего лишь
неделю пробыла замужем!
— Именно об этом я и пришел с тобой поговорить.
Они вошли в спальню, и Мария Эмилия направилась к туа¬
летному столику, чтобы закончить укладку волос.
— Мне хотелось бы поговорить и о нас с тобой. — Мария
Эмилия намеревалась еще раз попытаться выяснить отношения
с Хоакином.
— Но ты же понимаешь, что я пришел сюда с другой целью. —
Тревелес подошел к окну и посмотрел через него на фасад дворца
герцога де Льянеса. — Мне необходимо знать, при каких обсто¬
ятельствах и когда ты увидела убитого герцога и не замечала ли
ты сегодня утром — или, скажем, вчера или позавчера — чего-
нибудь такого, что показалось тебе подозрительным.
— Я увидела в окно этого старика, привязанного к балкону,
и сразу же упала в обморок, потому что у меня вызвала ужас
мысль о том, что подобное могло случиться и с Беатрис. Чуть
позже я, к счастью, узнала, что с ней все в.порядке. Вот и все.
Жаль, что я не могу тебе чем-то помочь.
— А в какое время ты его увидела?
Хоакин отвернулся от окна и, взглянув на кровать, с отвра¬
щением заметил, что простыни на ней сильно измяты. Он раз¬
драженно подумал о том, что темные круги под глазами у Марии
Эмилии, по-видимому, отнюдь не были следствием переживаний
ни из-за разрыва с ним.ХоакиногЛ, ни из-за зверского убийства
герцога де Льянеса,
— Где-то около девяти, Я была в постели, и нас удивил гром¬
кий шум, доносившийся с улицы…
— Нас?! — гневно прервал ее Хоакин, подходя к ней ближе. —
Я так мало для тебя значу, что даже после того нашего разговора
ты опять бросилась в его объятия, как какая-нибудь,..
Мария Эмилия с размаху дала Хоакину пощечину.
— Я не позволю тебе так со мной разговаривать! — Она подо¬
шла к двери и недвусмысленно распахнула ее настежь. — С этого
дня между нами все кончено. Я свободная женщина и могу делать
все, что хочу. А теперь, пожалуйста, уходи и оставь меня в покое!
Тревелес подошел к двери и, неожиданно закрыв ее изнутри,
схватил Марию Эмилию за талию, притянул к себе и начал
страстно целовать ее лицо. Она хотела вырваться, но он был
сильнее ее.
— Оставь меня! Прошу, оставь меня! — Она попыталась
оттолкнуть его, но у нее ничего не получилось.
Тогда она громко потребовала, чтобы он ее немедленно от¬
пустил, но и это не произвело на Хоакина ни малейшего впе¬
чатления.
— Ты что, сумасшедший? Несколько дней назад ты заявил,
что между нами все кончено, даже не выслушав моих объясне¬
ний, минуту назад ты метал гром и молнии, узнав, что я все еще
живу с Альваро, и назвал меня шлюхой — а теперь вдруг лезешь
со своими поцелуями! Я считала себя сумасшедшей, но, похоже,
по сравнению с тобой я вполне нормальная.
— Да, я сумасшедший, но я сошел с ума из-за тебя. — Голос
Хоакина был тихим, но говорил он твердо и решительно. —
Я тебя люблю. — Он прижал ее к себе обеими руками и посмот¬
рел ей в глаза. Его взгляд был полон мольбы.
— Ты такой странный… — Осознав, какие сильные чувства
он к ней на самом деле испытывает, Мария Эмилия ощутила,
что ее начинает охватывать внутренняя дрожь.
— Я понимаю, что ты сейчас переживаешь необычайно труд¬
ный и трагический период в своей жизни. Ты и сама не знаешь,
что творишь, — сказал Хоакин. — Я сумасшедший? Да, я сума¬
сшедший, потому что у меня голова идет кругом от всего того,
что с нами происходит, — да и у*тебя> насколько я понимаю,
тоже. Но я позабуду обо всем этом, если ты сегодня же вышвыр¬
нешь из своего дома этого чертового моряка. Тогда — обещаю
тебе — все снова станет на свои места.
Мария Эмилия молча впилась в Хоакина взглядом, напряжен¬
но размышляя над его словами и вспоминая последние события
своей жизни. Ей показалось, что, стоя сейчас здесь, на этом мра¬
морном полу своего дома, лицом к лицу с Хоакином, она снова
стала такой, какой была раньше, и относится к Хоакину так, как
и прежде, и между ними снова установилось взаимопонима¬
ние — без недоверия и подозрений. Она погладила его щеку
и осознала, как много он для нее значит и какой он замечательный
человек. Хоакин сумел примириться с таким поступком своей
любимой женщины, какой вряд ли смог бы простить любой дру¬
гой мужчина, и это произвело на Марию Эмилию очень сильное
впечатление. Она невольно позавидовала его умению быть вер¬
ным и с недовольством подумала о проявленной ею слабости.
Тут же возненавидев себя за низменные желания по сравнению
с высокими и чистыми чувствами Хоакина, она обняла его и за¬
плакала — заплакала от любви.
— Я хочу умереть — прямо здесь, перед тобой! Я просто
ничтожество! — Они крепко поцеловались и затем пристально
посмотрели друг другу в глаза. — Почему так много боли, если
есть любовь? И как мне понять себя, как снова обрести себя?
— С моей помощью. Выкинь из головы все сомнения и по¬
пытайся найти меня в окружающем тебя тумане. — Он погладил
ее волосы. — После гибели Браулио ты стала совсем другой.
А потом в твоем доме появился этот мужчина… Я знаю, что ты
не могла контролировать свои поступки. — Хоакин хотел по¬
казать Марии Эмилии, что он ее понимает и что с его помощью
она сможет вернуться к нормальной жизни.
— Побудь здесь немного и подожди меня, — с этими словами
Мария Эмилия вышла из комнаты.
Хоакин почувствовал, что на душе у него стало легче; к нему
вернулось его обычное хладнокровие и душевное равновесие.
Он был уверен, что теперь все будет хорошо, потому что его
любимая женщина снова принадлежит ему. И вдруг он вспомнил
о совершенном сегодня ночью убийстве и о том, что ему нужно
ехать на встречу с де ла Энсенадой.
Через несколько минут Мария Эмилия вернулась. Ее лицо
излучало благодушие, на устах играла улыбка, а в глазах светилась
радость.
— Он уедет прямо сегодня, а вместе с ним исчезнет и тот
хаос, в котором я пребывала. — Она обняла Хоакина в полной
уверенности, что теперь ее любви уже ничто не угрожает. И вдруг
она вспомнила о первоначальной причине его прихода сюда. —
Ой, извини, я такая забывчивая! Ты ведь, наверное, сейчас
очень занят в связи с последним трагическим событием. У тебя
уже есть подозрения, кто мог совершить это жуткое преступ¬
ление?
Хоакин рассказал ей о своей неудавшейся попытке задержать
новых подозреваемых в организации взрывов во дворце Мон¬
клоа, а затем описал ту жуткую сцену, которую он увидел во
дворце герцога де Льянеса, Мария Эмилия тут же предположи¬
ла, что у этого преступления есть определенное сходство с убий¬
ством иезуита Кастро.
— Похоже, что это одних рук дело.
— Да, конечно. Надругательство над обоими трупами, схожие
треугольные раны на телах жертв, вырванное сердце у Кастро
и отрезанное яичко у герцога, да и стремление к театральным
эффектам в обоих случаях: одну жертву бросили на берегу реки,
закрыв ей лицо капюшоном, а другую вообще распяли.
— Думаешь, оба эти преступления совершили цыгане?
~ Вполне возможно, хотя до тех пор, пока мы их не поймаем
и не выбьем из них признание, я не могу ни в чем быть уверенным.
— у цыган, несомненно, есть много оснований ненавидеть
всех, кто в нашем государстве олицетворяет собой власть. Я имею
в виду Церковь, правительство и высшую знать, потому что
именно они поддержали печально известную идею уничтожить
цыган, автором которой был маркиз де ла Энсенада, тем не ме¬
нее остающийся нашим хорошим другом.
— Именно так, Мария ЭмилИя. Ты, безусловно, права, и я,
можешь мне поверить, рассуждал точно так же — хотя, по прав¬
де говоря, мне до недавнего времени даже и в голову не приходи¬
ло, что к этим преступлениям могут быть причастны цыгане.
— Но кем бы ни был убийца, тот факт, что герцога распяли,
кастрировали и вырезали треугольник у него на животе, свиде¬
тельствует о том, что и это преступление что-то символизирует.
Нужно попытаться понять, что именно, как мы сделали, когда
говорили об убийстве Кастро.
Кто-то осторожно постучал в дверь, и Мария Эмилия крик¬
нула, что можно войти.
— Пришла графиня де Бенавенте. — Слуга замер в ожидании
распоряжений.
— Попроси ее войти сюда!
Хоакин тут же стал прощаться, ссылаясь на необходимость
ехать на встречу с де ла Энсенадой.
~ Мария Эмилия… — Фаустина с безутешным видом бро¬
силась в объятия своей подруги. — Я оставила Беатрис с моим
мужем и пришла повидаться с тобой. Я не знаю, что и думать.
То, что произошло, — просто ужасно…
Мария Эмилия озабоченно посмотрела на Хоакина, понимая,
что ему не терпится уйти.
— Я хочу рассказать тебе о своих страданиях, о том, что меня
беспокоит. Беатрис не хотела выходить замуж за герцога, это
мы знали, но тем не менее я никак не могу понять, почему столь
ужасная смерть ее мужа не произвела на нее никакого впечат¬
ления. Она держится так невозмутимо, как будто это событие
не взволновало, а, наоборот, успокоило ее.
— Как ты, наверное, догадываешься, мы как раз об этом сей¬
час и говорили, однако Хоакин только что сказал мне, что ему
уже пора уходить. Позволь мне проводить его до двери, а затем
я вернусь, и мы с тобой поговорим.
Прежде чем закрыть дверь, Мария Эмилия проводила взглядом
Хоакина, сразу пустившего своего коня в галоп. Хотя происшед¬
шее ужасное событие наполнило ее душу глубокой тревогой, она,
тем не менее, чувствовала себя счастливой. Благодаря своему
неожиданному примирению с Хоакином она чувствовала, что
теперь к ней снова вернется душевный покой. Она безумно лю¬
била этого человека, восхищалась его силой духа. Хоакин смог
понять и простить ее — чего она, конечно же, не заслуживала.
Гнедой конь Тревелеса даже не скакал — он почти летел по мо¬
щеным улицам города по направлению к дворцу Буэн-Ретиро,
где Хоакина ждала очередная неприятная встреча с де ла Энсе¬
надой и, конечно же, с Раваго.
Он чувствовал себя растерянным и изможденным. Несколь¬
ко последних часов его душу терзали противоречивые чувства.
Он никак не мог сконцентрироваться ни на одной из крутив¬
шихся в его мозгу мыслей, порождавших одни лишь вопросы.
Убийца, которого он ищет, в самом ли деле цыган? Или же он
все-таки масон? Его примирение с Марией Эмилией — оконча¬
тельное? Недавние жуткие преступления были совершены
одним и тем же человеком или совершенно разными людьми?
— Маркиз де л а Энсенада сейчас находится у короля, однако
королевский исповедник Раваго приказал привести вас к нему
в кабинет, как только вы приедете. — Секретарь де ла Энсенады
жестом показал Тревелесу следовать за ним в апартаменты ко¬
ролевского исповедника.
Тревелес лихорадочно размышлял над тем, в какой форме
ему следует сообщить о недавних новостях и сделанных им,
Хоакином, выводах. Ему приходилось учитывать, что его собе¬
седником сейчас будет Раваго, который наверняка предпочтет
не отказываться от своих предположений по поводу причаст¬
ности к расследуемым преступлениям столь ненавистных ему
масонов, а не де Сомодевилья, которому Хоакин обычно с боль¬
шей раскованностью излагал свои умозаключения, какими бы
неправдоподобными они на первый взгляд ни казались.
— Мы и впредь будем сталкиваться с все новыми и новыми
смертями — до тех пор пока вы не схватите эти проклятых ма¬
сонов! — заявил Раваго Тревелесу, даже не поздоровавшись.
О том, насколько Раваго был сейчас рассержен, можно было
судить по его лицу: он так сильно нахмурился, что казалось,
кожа у него на лбу вот-вот лопнет.
Тревелес сел напротив королевского исповедника, ничего
не говоря в ответ, и стал ждать, как тот отреагирует на его мол¬
чание. Реакция, как он и предполагал, последовала незамедли¬
тельно.
— Вам что, нечего даже и сказать?
— Да нет, мне есть что сказать, и даже немало. Вот только
не знаю, будет ли вам приятно это услышать.
— Силы небесные! Тревелес, вы и в самом деле думаете, что
в моем возрасте еще существует что-то такое, что может меня
неприятно поразить?
— А если, к примеру, я вам скажу, что взрывы во дворце
герцога де Уэскара могли быть делом рук цыган?
— Это самая настоящая чушь! — Раваго изобразил улыбку,
пытаясь скрыть свою растерянность, — И на основании чего
у вас вдруг появилась эта невероятная догадка?
— Несколько дней назад, основываясь на полученной мною
информации, я оказался в находящейся неподалеку от Мадри¬
да кузнице, где, как выяснилось, жили и работали два брата-
цыгана. Они взяли у одного из трактирщиков напрокат повоз¬
ку и подъехали на ней к дворцу герцога де Уэскара во время
бала. Нам не удалось их задержать, потому что они покинули
эту кузницу незадолго до нашего приезда, однако я почти уверен
в том, что, как только мы их схватим, преступление будет очень
быстро раскрыто.
Произнеся эти слова, Тревелес с самодовольным видом по¬
смотрел на королевского исповедника, ожидая увидеть на его
лице признание достигнутого им, Тревелесом, успеха.
Раваго почесал голову, молча о чем-то размышляя. Затем он
пристально посмотрел прямо в глаза Тревелесу — отчего тому
стало не по себе — и, подперев рукой подбородок, устало вздохнул.
— Вам известно, чем занимается граф де Вальмохада? — Ра¬
ваго заранее знал, что не получит на этот вопрос нужного ему
ответа.
— Он генерал королевских войск, — ответил Тревелес, удив¬
ленный подобным вопросом, который, как ему казалось, не имел
никакого отношения к их разговору.
— А кроме этого?
— Больше мне ничего не известно.
— Это, однако, не дает вам оснований вдаваться в такие
абсурдные предположения. Цыгане!.. — Раваго презрительно
покачал головой,
— Я не знаю, к чему вы клоните, однако я рассказывал вам
не о каких-то там необоснованных предположениях. Мне уже
известны имена и фамилии этих цыган и вероятные мотивы
совершенных ими действий, кроме того, у меня есть описание
их внешности.
— Выкиньте из головы все эти небылицы. Если не сто, то по
крайней мере девяносто процентов цыган находятся сейчас на
верфях военно-морского флота. Уверяю вас, у цыган нет ни
возможности, ни необходимых средств, ни хотя бы достаточ¬
ного уровня интеллекта для того, чтобы совершить подобные
преступления. — Раваго открыл ящик стола и, вытащив оттуда
папку для бумаг, положил ее на стол. — Еще раз спрашиваю;
у вас есть какие-либо подозрения относительно того, чем еще
мог заниматься граф де Вальмохада?
— Я вам уже сказал, что я этого не знаю. — Тревелесу лишь
с трудом удавалось выносить унизительное отношение к себе
Раваго. — Не знаю я и того, какое отношение может иметь этот
человек к самому последнему преступлению — убийству герцо¬
га де Льянеса.
— Де Вальмохада вступил в общество масонов и в течение
некоторого времени был там нашим соглядатаем! — высоко¬
мерно заявил Раваго.
— Я этого не знал.
— Похоже, вы вообще почти ничего не знаете, — насмешли¬
во бросил Раваго, он явно испытывал наслаждение, издеваясь
над своим собеседником.
— Попрошу вас избавить меня от этих неприятных упреков,
и давайте лучше вернемся к теме нашего разговора.