— Согласен! Этим мы немедленно и займемся. Мы распре¬
делим наших людей по кварталам, и они станут прочесывать
их, заходя в каждый дом, пока не поймают этих цыган. Не пе¬
реживайте: если появятся какие-нибудь новости, я немедленно
вам сообщу.
— Да, кстати, я хотел бы — в случае необходимости — вос¬
пользоваться вашими глубокими знаниями масонства — если
вы, конечно, пообещаете, что никому ничего не расскажете.
Надеюсь, вам не придет в голову рассказать о нашем разговоре
вашим братьям-масонам?
— Алькальд, я прежде всего офицер, и, можете мне поверить,
меня с ними больше ничего не связывает. Так что полностью
рассчитывайте на меня.
Тревелесу понравилась убежденность, прозвучавшая в словах
капитана: было видно, что он говорит искренне. Кроме того,
алькальд знал, что высокий престиж королевской гвардии ос¬
новывался прежде на успешном выполнении гвардейцами всех
порученных им заданий. Следовательно, розыск цыган будет
организован самым лучшим образом.
Тем не менее, когда Тревелес, выходя из казарм, вспомнил
некоторые детали своего разговора с капитаном, его опять ох¬
ватили сомнения. А достаточно ли приведенных капитаном
доводов для того, чтобы считать виновными в совершенных
преступлениях именно цыган? Склонность цыган к нарушению
закона, существование треугольника как древнего символа их
культуры, подтвержденное показаниями свидетелей присутствие
цыган возле дворца Монклоа во время взрывов наталкивали на
мысль о том, что эти преступления совершили хцлгане. Однако
в мозгу алькальда упорно возникало изображение звезды, о ко¬
торой он говорил с капитаном и которая, без сомнения, — как
это признал и сам Воемер — имела огромное символическое
значение для масонов. Капитан сказал, что эта звезда символи¬
зировала суть их учения, а ее пять концов — качества, к которым
стремились все члены масонского общества: красоту, силу, муд¬
рость, милосердие и добродетель.
Профессиональное чутье подсказывало алькальду, что нужно
более тщательно заняться этой версией. Кроме того, Тревелес был
почти уверен, что капитан рассказал ему далеко не все, что знал.
— Какой приятный сюрприз, Хоакин! Проходи, не стой за две¬
рью. .. — Мария Эмилия поцеловала Тревелеса в губы. — Не ожи¬
дала, что ты придешь,..
Мария Эмилия сразу же догадалась, что Хоакин зашел к ней
не просто так, мимоходом, и не в силу любовного пыла. Выра¬
жение его лица говорило само за себя. У Хоакина явно что-то
не ладилось, и он, похоже, был не в состоянии этого скрыть.
— Ты себя хорошо чувствуешь?
— я просто очень обеспокоен, — тревелес стремительно
зашел в прихожую, забыв о том, что хорошо бы при этом снять
шляпу и плащ. — По правде говоря, я сегодня не собирался к тебе
приходить, но мне вдруг пришла в голову мысль, что ты можешь
мне помочь.
Мария Эмилия с тревогой посмотрела на Хоакина, а затем
приказала своему слуге, чтобы тот принял у Тревелеса его шля¬
пу и плащ.
— Мне нужно мнение постороннего человека, — продолжал
Хоакин, — то есть человека, который еще не окунулся, как я, во
весь этот кавардак.
— Ну, не знаю, смогу ли я…
Она жестом пригласила его в свой кабинет.
Увидев выражение лица Хоакина, Мария Эмилия подумала,
что так может выглядеть лицо человека отчаявшегося, раздав¬
ленного навалившимися на него событиями.
— Они снова это сделали, да?
— Всего несколько часов назад и с еще большей ж^токостью,
чем раньше.
— Прежде чем ты продолжишь, я распоряжусь, чтобы нам
принесли горячего шоколада. Думаю, тебе он будет кстати.
Ожидая, когда появится служанка, они хранили благоразум¬
ное молчание. Мария Эмилия, однако, продолжала украдкой
наблюдать за Хоакином. Тревелес еще никогда не был таким
напряженным: он ходил взад-вперед по комнате, и его губы все
время шевелились, как будто он разговаривал сам с собой. Он
казался растерянным, встревоженным, ошеломленным. Марию
Эмилию начало серьезно беспокоить его состояние,
— вызываешь у меня тревогу, Хоакин! Что с тобой стряс¬
лось?
— У меня очень много проблем, а тут еще чуть ли не все
члены королевского двора то и дело дергают меня и требуют
рассказать об успехах и неудачах расследования. Вчера нам
почти удалось арестовать людей, подозреваемых в совершении
этих убийств. — Хоакин теперь чуть ли не кричал. — Но они
уже второй раз улизнули от нас — и в обоих случаях прямо из-
под моего носа!
Можно было предположить, что именно это и вызывало у Тре¬
велеса такое раздражение. Однако существовало еще одно об¬
стоятельство, доставлявшее ему гораздо больше душевных му¬
чений. Увидев Марию Эмилию, он с ненавистью вспомнил о том,
что должен заниматься неприятным для него ухаживанием,
чтобы добиться благосклонности супруги английского посла.
Еще мгновение — и Хоакин рассказал бы обо всем Марии Эми¬
лии, но, поразмыслив, он все-таки решил этого не делать. Сей¬
час его волновали другие события, хотя, конечно, это и остав¬
ляло у него в душе очень неприятный осадок.
Мария Эмилия подошла к Хоакину и попыталась приласкать
его. Она хотела успокоить его, используя для этого самый
лучший способ, какой только знала, однако ее усилия оказались
тщетными.
Хотя Хоакин твердо решил отложить объяснения с ней на
более подходящий момент, теперь, глядя ей в глаза, он почув¬
ствовал угрызения совести.
Но только как он мог рассказать Марии Эмилии, что догово¬
рился встретиться с Кэтрин в посольстве — в отсутствие ее
мужа и в гораздо более интимной обстановке, чем тогда, в ее
карете? Он боялся, что Мария Эмилия не сможет принять его
объяснений, хотя не так давно она сама пустилась в авантюру
с тем моряком и он, Тревелес, сумел ее понять…
Он поцеловал Марию Эмилию в щеку, чтобы успокоить ее,
а потом сконцентрировал свои мысли на том, ради чего пришел
к ней.
в этот момент — как раз вовремя — появилась служанка с дву¬
мя дымящимися чашками горячего шоколада. Поставив чашки
на стол, она спросила, не требуется ли от нее что-нибудь еще.
Мария Эмилия отрицательно покачала головой и, отпустив
служанку, сказала Хоакину, что готова его выслушать.
— Мне жаль, что приходится сообщать тебе такие жуткие
новости. Я делаю это только потому, что рассчитываю на твою
интуицию.
— Не переживай, Хоакин. Я готова выслушать что угодно. —
Она почувствовала, что слегка озябла, а потому попросила Хо¬
акина передать ей лежавшую рядом с ним шерстяную шаль.
— Как я тебе уже сказал, они сегодня утром совершили еще
одно преступление.
Тревелес сделал долгую паузу, раздумывая над тем, как бы
ему поделикатнее рассказать о жуткой сцене, которая предста¬
ла перед ним утром.
— Ну и?.. — Мария Эмилия прикусила губу в ожидании того,
что он ей скажет.
— На этот раз злой рок обрушился на инквизицию в лице
альгвасила. Его труп находился в сидячем положении — его
привязали к стулу, — а руки были подняты к затылку и связаны.
Ему проломили череп при помощи молотка — и этот молоток
так и торчал из его головы, — а еще отрезали ухо и прибили к его
груди латунную звезду. Преступники убили и привратника —
видимо боялись, как бы он их потом не опознал.
— О Господи! — Мария Эмилия почувствовала приближе¬
ние приступа тошноты, а еще по ее телу пробежала нервная
дрожь.
— Это ужасно, я знаю. Они, безусловно, действуют очень
дерзко — ведь не побоялись совершить убийство прямо в рези¬
денции инквизиции.
— Раньше мне казалось, что ты вот-вот поймаешь тех, кто
совершил предыдущие преступления. Ты все еще подозреваешь
тех двух цыган? Думаешь, именно они совершили все эти пре¬
ступления?
— Я не очень в этом уверен, но в данный момент это един¬
ственная более или менее правдоподобная версия.
— А в чем, по-твоему, я могу быть тебе полезной, если я мало
что знаю об этих преступлениях? — Марии Эмилии, конечно,
не хотелось разочаровывать Хоакина, однако ей не очень вери¬
лось в то, что она сможет ему чем-то помочь.
— Именно поэтому я к тебе и обращаюсь. Я хочу выслушать
твое непредвзятое мнение, свободное от влияния каких-либо
ранее высказанных суждений других людей.
тревелес вкратце изложил Марии Эмилии все, что знал о со¬
вершенных преступлениях. Затем он взял лист бумаги и молча
нарисовал на нем странную пятиконечную звезду, на которой
написал пять слов — по одному возле каждой ее оконечности.
Закончив, он передал рисунок Марии Эмилии и спросил, что она
думает по поводу данного изображения.
— Красота, добродетель, сила, милосердие, мудрость, — про¬
чла Мария Эмилия. — И звезда такой формы, какую я еще ни¬
когда не видела. Видимо, та самая звезда, которая была прикреп¬
лена к груди альгвасила. И что же ты хочешь от меня услышать,
Хоакин?
— Интуиция подсказывает мне, что из всех имеющихся у нас
улик эта — самая главная, и если мы разгадаем, какой убийцы
вложили в нее смысл, то поймем и все остальное, я сейчас объ¬
ясню почему Не далее как сегодня утром я разговаривал с капи¬
таном Воемером из королевской гвардии. Единственная первона¬
чальная цель этого разговора заключалась в том, чтобы попросить
его — на основании приказа де ла Энсенады ~ выделить мне
стражников для организации поисков в Мадриде двух подозре¬
ваемых цыган. Однако в ходе разговора я, к своему удивлению,
обнаружил, что этот капитан — масон.
— Он что, сам тебе об этом сказал?
— Поначалу он, конечно, отнекивался, но затем ему пришлось
признаться. От него я узнал, что данная звезда имеет для масонов
огромное значение.
— Стало быть, ты полагаешь, что сегодняшнее преступление
совершили масоны?
Хоакин отрицательно покачал головой, видя, что разговор
пошел не в то русло.
— Дорогая моя Мария Эмилия, я хочу, чтобы твой мозг пора¬
ботал без каких-либо предварительных посылов. Попытайся
не делать скоропалительных выводов. Прошу тебя, сконцентри¬
руй свое внимание на этих словах. Когда ты их увидела, о чем ты
подумала? Какие мысли они у тебя вызывают?
Мария Эмилия впилась взглядом в рисунок и стала размьшшять
над значением этих слов.
Бе внимание совершенно случайно сконцентрировалось на
слове «милосердие». Она закрыла глаза и вдруг заметила, что это
слово начало крутиться у нее в мозгу, заставляя позабыть об
остальных четырех словах. Тогда она стала напряженно пытать¬
ся найти какие-нибудь зацепки, которые могли бы помочь истол¬
ковать смысл этого слова в данном конкретном случае.
Хоакин смотрел на нее одновременно и с тревогой, и с на¬
деждой.
Через несколько минут Мария Эмилия вдруг заговорила. Сидя
с закрытыми глазами, она словно бы вещала, получая информа¬
цию из другого мира.
— Милосердие — это действие, идущее от сердца. А еще оно
является качеством, которым, как считается, должен обладать
хороший зфистианин. Оно появляется у человека в результате
соединения воли и любви и заключается в стремлении нести
окружающим добро. Священники как никто другой воплощают
в себе это качество.
— А Кастро был священником, — заметил Тревелес.
— Поэтому у него вырвали именно сердце, а не какой-нибудь
другой орган, — неожиданно заявила Мария Эмилия.
Хоакин с удивлением посмотрел на нее.
— Теперь сила, — продолжала Мария Эмилия, — Эго второе
слово, которое привлекло мое внимание. Оно может подразумевать
физическую силу, и, возможно, это как раз тот ответ, который мы
ищем. Однако сила присуща и тому, кто обладает большим богат¬
ством. Я в данном случае имею в виду совсем другой вид силы,
а именно силу денег Если мы хотим найти того, кто явно обладает
такой силой, нам нужно обратить внимание на какую-нибудь знат¬
ную особу — Этой последней фразой Мария Эмилия лишь на
мгновение упредила Хоакина, который как раз хотел перебить ее
и высказать примерно ту же мысль. — А мой сосед — я имею в виду
герцога де Льянеса — как раз и был такой знатной особой. У него
отрезали часть половых органов — символа мужской силы,
Мария Эмилия открыла глаза, чтобы взглянуть на следующее
слово. Она несколько минут молча размышляла, а затем вновь
заговорила:
— Мудрость… Самое желанное качество для человека в его
стремлении быть похожим на Творца. Как известно, считается,
что более мудрым является не тот, кто предпочитает говорить,
а тот, кто предпочитает слушать. Альгвасилу размозжили череп,
в котором находится мозг — а стало быть, мудрость. А еще ему
отрезали ухо, являющееся своего рода входными вратами для
мудрости.
— Поразительно! Я даже и не предполагал, что ты придешь
к таким выводам, хотя сейчас они уже кажутся мне очевидны¬
ми. — Тревелес восторженно поцеловал Марию Эмилию в щеку,
гордясь ее умом. — Если те умозаключения, которые ты сделала,
верны, то нам осталось истолковать два последних слова — кра¬
сота и добродетель, а также понять, кто может являться ярким
представителем выражаемых этими словами понятий.
Мария Эмилия с лукавым видом посмотрела на Хоакина: ей
пришли в голову кое-какие мысли, и она решила тут же их из¬
ложить.
— Хоакин, они снова будут убивать. Они постараются завер¬
шить то, что начали. И убить они попытаются тех двух человек,
образы которых так или иначе соотносятся с двумя оставши¬
мися качествами — красотой и добродетелью. А еще они отре¬
жут своим новым жертвам какие-то органы — те, которые сим¬
волизируют эти качества.
Хоакин мысленно поздравил себя с тем, что решил привлечь
Марию Эмилию к этому расследованию.
~ Мне не хватало идеи, чтобы я мог выделить главное, и ты
только что мне ее подала. Теперь я уверен, что виновных следу¬
ет искать среди масонов. Я не знаю, ни кто они, ни где они
сейчас находятся, однако у меня такое ощущение, что я вплотную
к ним приблизился и, более того, их действия стали для меня
предсказуемыми.
— Я рада. По правде говоря, я и сама не ожидала, что смогу
до всего этого додуматься. — Мария Эмилия улыбнулась.
— До сего момента, — Хоакину хотелось резюмировать все
предыдущие рассуждения, — их жертвами становились пред¬
ставители тех трех институтов власти, которые были инициа-
торами указа о запрещении масонства. Два из них выдвинули
саму идею этого указа — я имею в виду иезуитов и высшую
знать, — а третий помимо этого занимался его практическим
выполнением — я имею в виду инквизицию, представителем
которой и являлся убитый сегодня утром альгвасил. Мы сможем
предотвратить аналогичные преступления, если проанализи¬
руем, кто еще сыграл важную роль в появлении этого указа,
а затем рассмотрим их отношение к понятиям «добродетель»
и «красота». Задача не из легких, но, если нам удастся ее выпол¬
нить, мы сможем спасти две жизни. Поможешь мне в этом?
Мария Эмилия, конечно же, не стала возражать, однако пред¬
ложила поменяться ролями: задавать вопросы теперь будет она.
— О чем тебе говорит слово «добродетель»?
— Достоинство, самоотверженность, энергичность. — Хоа¬
кин выпалил то, что пришло ему в голову первым, однако по
разочарованному выражению лица Марии Эмилии он понял,
что это все не то. — А также высокая нравственность, честность,
искренность, неподкупность, непорочность. — Хоакин пере¬
числил еще несколько качеств, которые, с его точки зрения, в со¬
вокупности составляли понятие «добродетель».
— Правильно. А теперь скажи: кто, по-твоему, может сим¬
волизировать в реальной жизни это качество?
— Выдающийся музыкант Скарлатти, или же, например,
певец Фаринелли, или кто-нибудь из наиболее известных при¬
дворных художников. А еще в данном случае вполне подходят
некоторые монахи — те, что ведут затворническую жизнь.
— Я с тобой согласна, — сказала Мария Эмилия. — Думаю,
тебе будет нетрудно обеспечить надежную защиту первой из
этих двух категорий людей, потому что она немногочисленная.
А вот со второй дела обстоят намного сложнее. Насколько мне
известно, в Мадриде имеется более трех тысяч монахинь, веду¬
щих затворническую жизнь, и примерно столько же монахов.
Обеспечить всем им защиту — задача невыполнимая.
— Это верно, однако можно существенно сузить этот круг,
если узнать, какие именно монашеские ордены больше всего
содействовали запрещению масонства. Если считать, что недав-
ниє убийства совершили именно масоны, то необходимо отме¬
тить, что пока они действовали исключительно целенаправлен¬
но, не считая событий, происшедших во дворце Монклоа.
Хоакин на некоторое время замолчал, а затем продолжил
свои рассуждения.
— Я проконсультируюсь у Раваго; он в данном случае наибо¬
лее компетентный советник, потому что наверняка знает, как
проходил весь процесс подготовки и подписания указа о запре-
щении масонства. В общем, если нам удастся правильно выбрать
один-два монашеских ордена, то задача значительно упростится.
— Ну что ж, давай продолжим, Хоакин. Расскажи мне о кра¬
соте. Постарайся поставить себя на место этих убийц и подумай,
что значит для тебя это слово и чье имя приходит тебе на ум,
когда его произносят? — Мария Эмилия чувствовала, что в дан¬
ном конкретном случае мыслить логически ей будет гораздо
труднее.
— красота — синоним привлекательности. Это слово застав¬
ляет меня думать о вас, женщинах, потому что в первую очередь
именно вы являетесь воплощением этого понятия. До сего мо¬
мента убийцы не тронули ни одной женщины, однако вполне
возможно, что… — Хоакин задумчиво смотрел в какую-то точ¬
ку в пространстве. — С другой стороны, красота может пере¬
кликаться с понятиями «величественность», «великолепие»,
«совершенство»…
Тревелес взглянул на свою собеседницу, словно прося ее о по¬
мощи, однако Марии Эмилии было трудно соотнести это поня¬
тие с каким-то конкретным человеком, а тем более с учетом той
борьбы, которая была развернута с масонством.
Они оба некоторое время молчали.
— Красота, красивый, красивая… Трудно!
Хоакин встал и начал ходить взад-вперед по комнате. Он
посмотрел через окно на улицу, как будто там можно было най¬
ти ответ на мучившие его вопросы. Увидев пролетавшего мимо
голубя, он проводил его взглядом, а затем, снова сев в кресло
и наконец-то прервав затянувшуюся паузу, стал излагать свои
соображения.
— Если бы я был одним из этих убийц и захотел бы выбрать
человека, достойного быть символом красоты, я остановился
бы на женщине, причем на самой красивой из всех. Я ее не толь¬
ко убил бы, но и изуродовал бы ее лицо, чтобы лишить ее этой
самой красоты… Прости меня за подобные изуверские мысли.
— Не переживай: настоящие убийцы тоже ведь не особенно
церемонятся, — сказала Мария Эмилия. — Проблема здесь за¬
ключается в том, что красивых женщин в Мадриде много.
— Я знаю. Я сейчас как раз нахожусь перед одним из лучших
подтверждений твоих слов, — сказал Хоакин, улыбнувшись.
— Упаси меня Господь от того, чтобы их выбор пал на меня!
— Уж этого-то я не допущу… Ты будешь под надежной за¬
щитой, поэтому не переживай. Так на кого же все-таки может
пасть их выбор?
— А если на королеву?
— Шутишь?
— Ты не считаешь нашу королеву красивой? — лукаво спро*
сила Мария Эмилия.
— Ты и сама прекрасно знаешь, что красота не относится
к числу ее наилгучших качеств.
— Да, но зато она обладает другими схожими с красотой ка¬
чествами, которые ты перечислил; «великолепие», «величествен¬
ность». .. Пусть это и может показаться абсурдным, но ты все же
не отбрасывай сразу ее кандидатуру, Хоакин. Эти люди наглядно
продемонстрировали, что способны решиться на что угодно —
даже на очень рискованные, с нашей точки зрения, поступки.
Тревелесу вдруг пришло в голову, что с того момента, как он
пришел к Марии Эмилии, прошло уже очень много времени,
и он решил дать понять своей собеседнице, что этот разговор
пора заканчивать.
— Я передам командиру королевской гвардии, что нужно
повысить бдительность… Ну что ж, мне пора идти: нужно за¬
няться еще и другими делами. Как только я поговорю с Раваго,
сразу же приму меры по обеспечению охраны людей, которым
может угрожать опасность. А тебя я попрошу еще раз пораз¬
мыслить над тем, о чем мы с тобой сейчас говорили.
Тревелес решительно поднялся с кресла и стал прощаться
с Марией Эмилией. Он поцеловал ее так страстно, как никогда
еще не целовал.
— Благодарю тебя: ты сегодня была моим поводырем. Я не толь¬
ко тебя люблю, но еще и горжусь тобой.
в этот день отец Парехас впервые пришел во дворец герцога
де Льянеса,
Будучи духовным наставником графа и графини де Бенавен-
те, он прекрасно знал, при каких обстоятельствах Беатрис Ро-
сильон стала их приемной дочерью. Именно он, Парехас, донес
инквизиции на отца Беатрис, когда узнал, что тот является чле¬
ном богопротивной организации, называемой обществом франк¬
масонов.
Беатрис всего этого не знала, и отец Парехас очень надеялся,
что она об этом никогда не узнает, а иначе его миссия как пас¬
тора обречена на провал.
Несколько лет назад, когда он впервые попытался с ней по¬
говорить, она держалась настолько отстраненно, что достучать¬
ся до ее души оказалось просто невозможно, и ему тогда так
и не удалось толком разобраться, что она за человек. Беатрис
действительно никогда не раскрывала ему свою душу, а еще
всячески игнорировала советы и рекомендации Парехаса. Не¬
смотря на все усилия, отцу Парехасу так и не удалось разрушить
стену, которую Беатрис воздвигла между ним и собой.
Отец Парехас был человеком праведным и благожелательным,
а еще необычайно терпеливым. Он никогда не уставал ждать,
даже если его пасторские устремления долго не приводили к ка-
ким-либо результатам. Как бы ему ни было тяжело, он всецело
полагался на веру, потому что знал: промысел Божий не всегда
можно понять с помощью человеческой логики.
Некоторое время назад графиня де Бенавенте попросила его
разобраться в душевном состоянии ее дочери Беатрис. Графиня
сказала, что обеспокоена поведением Беатрис после смерти
Браулио и особенно после смерти герцога де Льянеса. Хотя
Беатрис уже покинула родительский дом, графиня попросила
священника продолжать оказывать ее дочери пасторскую опеку
и по-прежнему приходить исповедовать и утешать ее.
— Сеньора сейчас придет, — сказала Амалия, проводив отца
Парехаса в библиотеку дворца.
Оглядевшись, священник с неудовольствием заметил, что на
полках среди книг есть и запрещенные издания. Он крайне
отрицательно относился к тому, что многие дворяне игнориру¬
ют изданный инквизицией список запрещенных книг.
— Отец Парехас…
— Моя дорогая Беатрис…
Беатрис поцеловала священнику руку
— Присаживайтесь, отец, прошу вас.
Парехас дождался, когда сядет сама Беатрис, и затем распо¬
ложился поближе к ней. Он твердо решил, что на этот раз не бу¬
дет излишне галантным и сядет к ней поближе, потому что, как
он считал, это даст ему некоторые преимущества в разговоре.
— Может быть, хотите перекусить, отец?
— Нет, спасибо. — Он достал из кармана четки и стал пере¬
бирать их, пытаясь скрыть свою нервозность. Беатрис казалась
ему необычайно холодной и отчужденной.
Итак, вы хотели со мной поговорить.
— Я… — он так нервничал, что закашлялся. — По правде
говоря, я не знаю, с чего и начать… — Заглянув ей в глаза, он,
конечно же, не нашел там никакой поддержки.
— В общем… Я пришел, чтобы предложить тебе свою помощь.
Ты уже несколько недель не исповедовалась, а мне хотелось бы,
чтобы ты не отказывалась от этого богоугодного действа…
— А мне это не нужно, — отрезала Беатрис.
— Я не говорю именно о сегодняшнем дне, я имею в виду…
— Подождите, ничего не говорите!
Беатрис понимала, что священник будет делать ей сейчас то
одно предложение, то другое, и она решила отбросить их все
сразу — решительно и бесповоротно.
— Я вовсе не возражаю против вашего присутствия в моем
доме и против разговоров с вами, однако я отнюдь не намере-
ваюсь открывать вам свое сердце — ни посредством исповеди.
ни каким-либо другим способом. Мне хотелось бы, чтобы вы
это хорошо поняли, отец Парехас.
— Откуда у тебя такая неприязнь ко мне? Я тебя еще никог¬
да такой не видел.
— А дело вовсе не в вас. Причина, как мне кажется, заклю¬
чается во мне самой, и возникла причина эта уже давно. Един¬
ственное, что изменилось в последнее время, — так это что
я теперь отношусь к ней так, как должна была бы относиться
с самого начала.
— Я не понимаю смысла сказанного тобой… Пожалуй,
я и в самом деле мог бы слегка перекусить. Пожалуй, чашку
шоколада…
Парехас осознавая, что их разговор идет совсем не так, как
ему хотелось бы, а потому он решил дать себе немного времени
подумать.
Беатрис позвала Амалию и попросила ее принести две чашки
горячего шоколада и каких-нибудь сладостей. Затем она по¬
смотрела на капеллана, и ей вдруг стало его жаль: он был непло¬
хим человеком, к тому же нельзя было винить его за то, что он
оказался в такой сложной ситуации. Впрочем, Беатрис знала,
что отец Парехас отличается необычайным упорством, в чем
она уже не раз убеждалась. Чтобы побороть его упорство, вряд
ли было достаточно одного лишь заявления о том, что ей боль¬
ше не нужны его пасторские советы.
Пока священник молча раздумывал, какие доводы ему сле¬
дует использовать, чтобы убедить Беатрис открыть ему свою
душу, мозг Беатрис пытался выработать идеи противоположной
направленности. Она лихорадочно придумывала отговорки,
которые позволили бы ей уклониться от этого разговора и ко¬
торые были бы достаточно убедительными, потому что Беатрис
понимала: ей будет не так-то легко убедить отца Парехаса от¬
казаться от попыток заставить ее изменить отношение к нему.
В комнату вошла Амалия. Она поставила поднос с шоколадом
и сладостями возле Беатрис и, прежде чем уйти, бросила на нее
сочувственный взгляд, потому что знала, насколько неприятно
для ее хозяйки общение с этим священником.
“ я понимаю, что твой брак не был счастливым. Я также
знаю, насколько сильно ты любила Браулио.
Отказавшись от осторожности в попытках проникнуть в душу
Беатрис, Парехас решил заговорить о том, что больше всего
мучило девушку.
— Вы ошибаетесь, отец. С какой стати вы решили, что мой
брак не был счастливым?
— Мне кажется, ты совсем не любила своего мужа.
— Меня удивляет это ваше предположение, тем более что
я не помню, чтобы мы когда-либо касались в разговоре моих
чувств к скончавшемуся мужу. Какая женщина не захотела бы
оказаться на моем месте: быть замужем за богатым и всеми
уважаемым дворянином?
— Думаю, что многие женщины захотели бы, однако что-то
мне подсказывает, что у тебя все было по-другому.
— Что значит «что-то»?.. Я даю на ваши вопросы конкретные
ответы, и мне не нравится, что вы не поступаете точно так же.
Парехас был недоволен тем, что ему все никак не удавалось
направить разговор в нужное русло. Беатрис в споре, похоже,
умела маневрировать с изящной непринужденностью.
— Ну, можно вспомнить, например, о гибели Браулио.
— Люди рождаются, люди умирают — только и всего. Я, на¬
пример, потеряла мужа. Впрочем, должна признаться, что гибель
одних людей является для меня большим горем, чем гибель
других.
Ничто, похоже, не могло поколебать непреклонность Беатрис.
Более того, Беатрис стала уже подумывать о том, что было бы
неплохо попросту взять да и оборвать этот разговор, не давая
никаких объяснений. Ей было непонятно, для чего Парехас
пытается выяснить, был ли счастливым ее брак, и бередит ее
душевные раны.
— Беатрис, открой мне свое сердце — и тебе станет легче.
Он попытался взять ее за руку, но Беатрис тут же с негодо¬
ванием отдернула свою руку.
— Открыть сердце?.. Зачем? — Она насмешливо посмотрела
на Парехаса.
— Чтобы тебе было легче понять саму себя. Чтобы в тебя
проник луч света Божьего. — Священник сделал долгую паузу
и кротко посмотрел на Беатрис, мысленно умоляя ее поддаться
его уговорам. — В твоей жизни было много несчастий, страда¬
ний, боли, я — твой исповедник и духовный наставник, я знаю,
что, хотя ты и упорно отказываешься от помощи, на самом деле
ты очень нуждаешься в утешении и в укреплении твоей веры.
Беатрис пристально смотрела на отца Парехаса, не испытывая
ни малейшего желания раскрывать ему свою душу, а священник
продолжал:
— Я никогда не видел, чтобы ты плакала. Когда речь заходит
о том, что у тебя на душе, ты становишься замкнутой. Иногда
мне даже кажется, что в твоей душе вообще нет места ни для
каких чувств. Прости меня за откровенность, но, по-моему, ты
вышла замуж из-за отчаяния. Ты пыталась демонстрировать
окружающим удовлетворенность и веселье, но ты этого на самом
деле не ощущала. Ты пыталась убедить своих друзей и близких,
что сумела позабыть о гибели Браулио — своей настоящей люб¬
ви, — хотя это отнюдь не соответствовало действительности.
Беатрис, ты обманываешь не только окружающих — ты обма¬
нываешь саму себя! Мне кажется, что внутри тебя поселилась
ненависть, которую ты пытаешься скрыть, но ты не хочешь
очистить от нее свою душу. Эта ненависть появилась в тебе
после несчастья, происшедшего с твоими родителями, и она еще
более усилилась после гибели Браулио…
Беатрис еще никогда не слышала столько негативного о себе.
Она почувствовала себя задетой за живое и — на какой-то мо¬
мент — стала уязвимой.
— Короче говоря, с вашей точки зрения, я— всего лишь
злобная мегера.
— Я пришел сегодня сюда, чтобы помочь тебе измениться.
Ты вовсе не злобная, но тебе необходимо освободиться от зла,
терзающего тебя, и от тревог, которые не дают тебе покоя. Я при¬
шел, чтобы попытаться открыть твое сердце, которое закупо¬
рилось от боли так, что внутри него образовалась пустота.
Беатрис тяжело вздохнула — раз, другой. Этот священник
был, конечно, необычайно настырным, а кроме того, умел ока¬
зывать моральное воздействие на собеседника. Однако она была
уверена, что его усилия все равно ни к чему не приведут, как бы
он ни старался.
Беатрис пристально посмотрела священнику прямо в глаза,
пытаясь прочесть его мысли, и вдруг — по какой-то необъяс¬
нимой причине — она приняла решение, неожиданное даже для
нее самой.
— Я хочу исповедаться прямо сейчас!
— Здесь мы не можем… Лучше в молельне или в храме.
Желание Беатрис исповедаться прямо в этой комнате пока¬
залось священнику очень странным.
— Нет! Я лишь один раз открою вам, что делается в моей
душе — куда вам еще никогда не удавалось заглянуть. Однако
это должно произойти прямо сейчас. Больше у вас такой воз¬
можности не будет. Решайте, отец.
— Преклони возле меня колени, и начнем.
— Радуйся, Мария Пречистая…
— Без греха зачавшая… — Отец Парехас перекрестился.
— Этой исповедью я не прошу для себя прощения, ибо я со¬
гласилась на нее, не чувствуя никаких угрызений совести.
— Но, Беатрис, так нельзя…
— Зло навсегда поселилось в моем сердце, — продолжала Бе¬
атрис, прервав священника. — Прежде чем догадаться об этом,
я изо всех сил пыталась от него избавиться, но у меня ничего не по¬
лучалось, и я поняла, что это бесполезно. Спустя некоторое время
я осознала, что должна научиться уживаться с ним и, более того,
суметь понять его. Когда оно тебя выбирает и вселяется в тебя,
ты очень быстро обнаруживаешь, что не можешь с ним бороться.
Такое заявление поразило капеллана до глубины души. Он
еще никогда ни от кого не слышал ничего подобного. А еще его
очень удивило хладнокровие, с каким Беатрис произносила эти
слова.
— А что ты называешь злом?
— Все то, что неизменно происходит в моей жизни. Оно —
мой повелитель, оно указывает мне путь в окружающем хаосе,
а я являюсь его верной служанкой.
— Беатрис, меня пугают твои слова. Ты говоришь случайно
не о дьяволе?
— Мне неизвестно, какое у него имя. Я сейчас попытаюсь
объяснить вам это несколько иным способом. У других людей
все иначе: добро так или иначе приходит в их жизнь, сопро¬
вождает их, направляет их, определяет их поступки, и они
видят результат его присутствия. Видимо, именно так все про¬
исходит и с вами. Добро существовало и во мне, но только до
дня смерти моей матери. А затем оно исчезло и уже больше
не появлялось. Оно оставило после себя пустоту, и эту пустоту
заполнило зло. Горе, мучение, боль и печаль — детища зла. Имен¬
но они стали определять мою жизнь. Считается, что зло — мрач¬
ное и холодное, однако это вовсе не так. Я почувствовала силу
его притягательности и поддалась его чарам, полностью отдав
себя ему Поверьте мне, зло притягивает к себе — даже сильнее,
чем добро.
— Не говори таких жутких слов, Беатрис, и вспомни о Боге.
Бог может тебе помочь, он ведь всемогущий. Попроси его об
этом ~ с верой в него.
— Бог дал мне право выбора, и он знает, какой выбор я сде¬
лала. Больше я его ни о чем не прошу.
— Беатрис, дочь моя, твой внутренний мир пребывает в ха¬
осе. Зла как такового не существует, оно всего лишь использует
ту пустоту, которая образуется при отсутствии добра. Зло живет
в делах или в намерениях, а ты ведь всего лишь юная девушка,
которая никогда никому не причинила вреда. Ты страдала —
страдала так много, как никто другой, — однако не поддавайся
этим идеям — идеям ложным, — ибо они, поверь мне, всего
лишь отравят твой рассудок и не принесут тебе счастья.
— Счастья? — раздраженно вскрикнула Беатрис. — Счастья,
основанного на чем? На том, что у тебя снова и снова безжалост¬
но отнимают все то, что ты любишь? На том, что ты сжимаешь
в руках мертвое тело любимого тобою человека, убитого неиз-
вестно кем и неизвестно почему, или тело своей собственной
матери, погибшей без всякого смысла?
— я знаю, такая смерть кажется нам, людям, абсолютно не-
логичной. Однако она имеет смысл для промысла Божьего —
хотя мы и не можем этого понять. Беатрис, заполни хорошими
делами и добротой те части своего сознания, в которых, как тебе
кажется, живет зло. Впусти в свою душу надежду и милосердие,
и тогда тебя не будут одолевать жажда мести и гнев.
Беатрис расхохоталась священнику прямо в лицо.
— Красивые слова, отец. Красивые и благоразумные, однако
для кого-нибудь другого, потому что для меня они — пустой
звук. Ничто уже не заставит меня отступиться от принятого
решения. — Взгляд Беатрис стал ожесточенным. — Я совсем
недавно осознала, каково мое предназначение в жизни, и, по¬
верьте мне, я его выполню, потому что я теперь знаю, что су¬
ществует и совсем другой вид счастья!
— Расскажи мне об этом своем решении, потому что мне
непонятно, что ты имеешь в виду. А еще я тебе напоминаю, что
ты беременна…
Ошеломленный невероятными откровениями девушки, отец
Парехас стал опасаться, что она может наложить на себя руки.
Беатрис разгадала его мысли и снова рассмеялась ему прямо
в лицо. Ее поведение показалось священнику дерзким, диким,
жестоким, оно воздействовало на его душу, как едкая кислота.
— То маленькое существо, которое живет внутри меня, изо¬
лировано от внешнего мира и надежно защищено, и с ним не мо¬
жет случиться ничего плохого — это я точно знаю. Оно — един¬
ственная частичка добра, которая еще осталась во мне, и вам
не нужно о нем беспокоиться. Я не стану ничего предпринимать
до тех пор, пока мой ребенок не появится на свет. Однако
затем…
— Открой мне свои намерения! — взволнованно воскликнул
священник. — Я не позволю тебе погубить себя, я твой пастырь
и должен заботиться о тебе и оберегать тебя..,
От волнения и нестерпимой душевной боли у него на лбу
выступил липкий пот. Он мысленно молился за Беатрис, он
просил Господа, чтобы тот подарил ей любовь и излечил ее
больную душу
— Этого я никогда не сделаю! Придет время — и вы все
поймете. А теперь, как водится, отпустите мне грехи — или же
уходите.
— я не могу этого сделать… — Священник заплакал от бес¬
силия. — Не могу, пока ты не раскаешься и не попросишь у Гос¬
пода прощения.
— Тогда наш разговор подошел к концу, потому что я даже
и не собираюсь этого делать. Мне всего лишь остается напомнить
вам, что вы должны соблюдать тайну исповеди, а потому ниче¬
го — я повторяю — ничего из того, что я вам рассказала, не долж¬
но выйти за пределы этой комнаты.
— Это мой долг как священника. Однако я буду молиться за
твою душу, буду неустанно молиться за нее до тех пор, пока ты
не станешь другим человеком.
— Поступайте так, как считаете нужным. Однако советую
вам оставить меня в покое и заняться кем-нибудь другим. — Бе¬
атрис поднялась и, взглянув на священника, заметила по выра¬
жению его лица, что его охватило отчаяние. — Моя служанка
проводит вас до выхода.
— Беатрис… То, что ты мне рассказала, очень больно ранило
мою душу. Я чувствую в своем сердце острую боль, которая
терзает и меня.
— А вы постарайтесь к ней привыкнуть. — Беатрис пренеб¬
режительно засмеялась. — Иногда именно таким способом зло
заявляет о своем присутствии. Возможно, оно решило посетить
и вас.