…почти никем не били передаваемьі… Характер народа из- меняется; поверья, преданья и песни с каждим годом бо¬лее и более теряют что-нибудь; самьіе бандуристн реже появляются на Украине—и памятники бьілого исчезают безвозвратно. Грустно! но что делать! Есть люди, желаю- щие поддержать потухающий плавень на алтаре украин- ской поззии; — в пустеющем храме ее, порой прозвучит грустная заунивная песня,— но что же встречает зтих лю¬дей? Насмешки критиков, велеречивьіе диссертации о том, что малороссийского язьїка не существует, что лишний труд писать на зтом язьіке, которого н и кто не понимает… По- смеются, разбранят сочинение,— и разбранят те, которьіе истинно не понимают красот малороссийской поззии; и видя зто, видя, что тщетньї все усилия воскресить народную литературу,— иной талант оставляет своє благородное по¬прище; и сиротеет поле, цветьі его пересаживают на другую почву… Но вопрос: можно ли народную песню передать на другом каком-либо язьіке? Бесспорио всякий согласится со мною, что песни Малороссии исполненьї чувства и мисли, дншут теплотой поззии, всегда почти возникающей из гру- стного источника; редко веселость извлечет полний свой ■аккорд из вдохновенного сердца козака-позта; кратка она, зато как сильна и неподдельна! Смутьі, раздорн, борьба за святую веру, месть утеснителям, грусть о разлуке с ро- диной, о необходимой разлуке, вьізванной благородньїм по¬ривом защищать отчизну — вот злементьі, вот родники ук- раинской поззии, из которих черпали наши прадедьі своє вдохновение… Ясний день, звездное небо, теплая ночь с миллиардами звезд, яркая луна набраснвают свой особен- но позтический колорит на зти простие, но не менее про- никающие в душу песни козака, которнй воспевает вороно¬го коня, встречу с врагом в чистой степи, славит черньїе очи своей коханки, прощается і милой, прощается, может бить, навсегда… или разговаривает с черньїм вороном, или далеко на чужбине подслушивает позтический разговор буй¬ного ветра с могилой… Переведите же хоть одну из зтих песен по-русски; она утратит всю красоту свою; останется голий остов факта, как внсохший, в половину оборванннй цветок, редко сохраняющий частичку аромата. Тоже било би, если б звучную русскую песню передать на каком дру¬гом язике… Нет, народная поззия непременно должна удер- живать и свои краски, и свой колорит, и свою самобнтную, неподдельную особенность, зту игру теней и света, свою ал- легорию. Котляревский, Основьяненко, Гребенка заговори¬ли наконец о Малоруссии, заговорили по-малороссийски — пример их увлек еще кой-кого… и что же? журнальная кри¬
106

тика наша ополчилась… Не говорю о Котляревском — зто «дела давноминувших дней, преданья старини глубокой…» «Знеида» его, правда, фарс, но фарс занимательннй. Чуд¬ная опера «Наталка Полтавка» почти не замечена… Но по- весть Основьяненко,— о чем можно бьі поговорить подроб- нее, но у ви! слова зти будут на ветер!.. «Маруся», уже одна «Маруся» его, как утренняя звездочка, сияет «а горизонте бедной украинской литературьі… Кто из нас, малороссиян, не плакал читая зту превосходную повесть, зту простую, не вьічурную драму, но драму, которая расшевелит самую зачерствелую душу, драму, которая визовет, оторвет слези от грубого сердца згоиста… Я бьіл свидетелем, как образо- ванньїе дами, после блестящего бала (заметьте — после бала!) и молодьіе щеголи, которьіе собрались посмеяться над хохлацкой мужицкой повестью, ридали при чтении «Маруси»… и «зту «Марусю» — похвалили вскользь… Убежденннй разньїми доводами, гениальний автор сам перевел по-русски зту повесть, и что же?.. Хороша она — слова нет, да уже утратила большую половину прелести, утратила всю наивность, утратила юмор, которнй в рус- ском переводе подчас кажется натяжкой и словно подра- жанием кому-то.
«Не пишите по-малороссийски!» Как зто смешно! толь¬ко и читаешь в журналах… а сердце болит, когда вспом- нишь, что гибнут песни, гцбнут думки наши… Или опять странность: в одном из журналов наших, в котором о по¬вестях Основьяненко сказано: «ну просто мужицкие повес¬ти!»— превознесли до небес, расхвалили до пес ріиз иі- іга — бездарное творение, жалкую попьітку на оперу или драму: «Савва Чальїй», где нет капли живого позтического чувства, нет истини, где ложно представлен бит Малорос- СИИ… Зачем же зто? для чего? Коли кто не понимает мало- российского язьїка — зачем де из прихоти, для шутки уни- жать гения и прославлять бездарность ниже всякой по- средственности!..
И вот передо мною «Ластовка», сборник, внданннй Гре- бенкой. Много в нем статей; есть и хорощие, и посредствен- ньіе, есть даже плохие: но неужели труд зтот не стоит того, чтобьі совестливо разобрать и оценить его?.. А о нем жур¬нали отозвались глухо, насмешливо, иньїе промолчали… Пренебрежение — обидней всего на свете. Берусь за перо. Минуя две своих статейки, две ленти, брошеннне на жерт- венннк родной поззии, я постараюсь правдиво оценить тру¬ди земляков своих. В «Ластовке» прозаических статей не- много, между которьіми первое и почетное место занима- ет — грустннй, трогательньїй рассказ Основьяненко: «Сер¬
Ц07

дешна Оксана». Что, кажется, может бьіть проще зтой по¬вести? в деревне цветет юная красавица, влюбляется в напитана, которнй приходит туда с ротой; капитан ее обма- ньівает, увозит, обольщает; девушка уходит от Него, на ро- дине встречается с казаком, которьій щиро любил ее — І принял мать несчастиой; отказьівается от руки его… Боже мой! как зто просто… вьі прочтете «Сердешну Оксану»… вьі наплачетесь, ви будете страдать душею, и кончив зтот глубокий позтический рассказ, долго, долго еще не рассее- те своей грустной задумчивости… Вам чего-то жаль!., вьі невольно перенеслись в лучшие годьі юности, вам тяжко ви- деть, как холодньїй, бездушньш згоизм играет чистой дев- ственной страстью непритворного сердца, как коварство обольщает безгреховную душу… Но заметьте опять особен- ннй свет, брошенньїй мастерскою кистью на зту грустную картину! Падение Оксани проистекает не из одной слабо- сти к любимому предмету: цветок ее невинности увял не от одного минутного зимнего дуновения страсти обольстите- ля,— нет, корень его давно уже бьіл подточен похвалами, с детства рассьіпаемьіми пред красавицей, увереиностью в се¬бе, ее мечтами о будущей знатности… И как искусно передана борьба истинной страсти с пустьім чванством крестьянки, мечтающей о дворянстве, как искусно представлена зта • яостепенность, влекущая несчастную в бездну: ви видите недостатки девушки, но вьі прощаете ей все, вьі только смотрите на ее хорошую сторону, вьі не сродняете с ней недоброго, которое, как бьі против ее воли, привяза- лось к ней… Превосходно! превосходно! Какая прелесть и простота в виражений! Оксана любит и узнала что люби¬ма взаимно(стр. 82—84). «От і призналася капитанові, що любить його… Тільки се вимовила на лихо собі, тут вже ка¬питан сам не свій, кинувся до неї, обняв, поціловав… йому же не в дивовижу дівчат ціловати; мов гріхи пускати; яко¬во ж було нашій бідній Оксані?.. Земля під нею запалала, небо над нею загорілося, сонечко, як мак, почервоніло, во¬на, мов птиченька, піднялася від землі, щоб полетіти… шви¬денько вхопилася за свого напитана, обвилась коло нього рученьками, щоб не розлучитися з ним, щоб він не зостав¬ся сам без неї… обняла його, і щоб ще їй так гарно було, вона вже його поцілувала… то тут і зомліла і не відірветь¬ся від нього… Згадайте, лишень братця, як вам тогді було, як ви зроду вперше поцілували ту дівчину, котру ви щиро любили!.. Чи можна ж то розказати, або зписати, яково вам тогда було? Не розпитуйте ж і мене, яково було нашій Оксані: хіба б жаром на полом’ї писати, та іскрами засипа¬ти, так тогді б потрапив як зписати…»
108

Какая позтическая кисть! как зто все глубоко проиик- нуто чувством! И опять там же (стр. 84-а) как сильно, но просто вьіражается равнодушие обольстителя:
«А капитанові що? Нічогісенького. Згадаймо ж, таки, вп’ять, як ми, хоч і вперше ціловали ту дівчину, котру не люблячи тільки піддурювали. Тільки що смачно, мов після трьох день без люльки, роменського тютюну смокт- неш…»
А картина, когда Оксана, покинув свого обольстителя с плодом преступления на руках, пробирается на родину, и обезумевшая от горя и стьіда, готова заживо похоронить ребенка… и говорит: «от тут у канави викопаю йому гар¬неньку ямку, положу його любенько… та разом землею і за¬сиплю і гробик виведу; воно і не зчується, мов засне…» Ужасно! но и в зтом зверском пориве проглядьівает мате- ринское чувство жалости… Слово: «воно і не зчується, мов засне» глубоко проникает в душу… Не сам ли Шекспир го¬ворит зто? Вот все готово; могилка вирита…»
«Уставши на ноги, глянула на ямку, здригнула кріпко усім тілом, далі зкрепилася на серці… і хутко пішла за ди¬тиною, приговорюючи: ступай, Митрику, годі тобі спати на голій землі капитанський сину! От тобі вічна кватеря го¬това!»
Подошла к ребенку… он проснулся, протянул рученьки и улибаясь проговорил: «мамо! мамоЩ та так жалобно, словнисенько неначе проситься, щоб мама його не губила. Здригнула Оксана дуже… далі перемоглась, як кинеться, як ухопить дитину… а дитина рученятами і обняло її і цілує
і белькоче: «мамо!.. Бозя…»
Оксана падает без чувств на землю,— и очнувшись ви¬дит всю гнусность зверского желания… С ребенком идет она на родину… Но здесь такие сцени, такие прелести, что надо би виписать все окончание повести. Заключу, что рас¬сказ зтот, исполненний красот поззии, прибавил еще один новий, душистий цветок в неоцененньїй никем венок даро- витого Основьяненка.
Другие прозаические статьи, как самого Основьяненка, так и гг. Гребенки, Кулиша, Г. Д.— не носят уже на себе печати вдохновения. «Пархимове снідання» ориги- яально, «Ц и г а н» известний анекдот, «Так собі до земляки в» и «До забаченья» — игривая, довольно удачная импровизация. Но между стихами много глубоких, позтических созданий; особенно пьеси, подписанние имена- ми Шевченка и Забили, все без исключения запечатленн живим, неподдельним чувством, накинути могучей кистью таланта. Можно ли не любоваться следующими стихами в
109

песне Шевченка: «Вітре буйний», которая вся превосход- на.
…Много ли в какой угодно современной литературе вьі встретите подобньїх произведений?…
А «Голубь» Забельї!
…Может ли хоть один из наших романсов сравниться с зтой песнею и глубиною чувства и силой мьісли?.. А как естественно: не подпиши автор своего имени, скажи, что зта песня произведение древности, и всяк би поверил ему.
«Причинна», баллада Шевченко, прекрасна. Зто пре- дание, рассказанное звучними стихами, рождает желанье, чтобн г. Шевченко почаще дарил родину подобньїми пье- сами.
Многие стихотворения г. Боровиковского, или почти все, кроме «Волоха», посредственнн, в которих, надо правду сказать, виден только навик владеть малороссийским язьі- ком.
Между тем, как у г. Боровиковского есть дарование, вьь сказавшееся во многих прежних его стихотворениях, «Лас- товке» однако ж поскупился он на лучшие свои песни.’
Присказки г. Гребенки отличаются, как и прежние, ос- тротою ума и гладкостью стихов. «Панько та верства» г. Кореницкого очень неудачное стихотворение, и язик до- вольно вял; да и пьеса вся растянута.
«Байки» Боровиковского довольно замислювати. Еще здесь есть драгоценность два отривка из опери Котлярев- ского: «Москаль Чарівник», последний отголосок милого нам человека. Но из всех стихотворений «Ластовки» самое примечательное, как по звучности стиха, по глубине мьісли и чувства. «На вічну пам’ять Котляревському» г. Шевчен¬ка. Словно седой кобзарь ударил в звонкие струни — на- чинается зта дума:
Сонце гріє, вітер віє З поля на долину,
Над водою гне з вербою Червону калину…
Целий ряд звучних стихов, переходящих из тона в тон, рассказнвают бнвалую славу Котляревского, потом позт обращается к позту:
Праведная душе — прийми ж мою мову,
Немудру та щиру [з], прийми, привітай,
Не кинь сиротою, як кинув діброви,
Прилини до мене хоч на одно слово,
Та про Україну мені заспівай.
Прелесть!..
110

Есть еще народньїе песни и пословицьі, довольно заме- чательньїе и прекрасний отрьівок из позмьі Шевченко: «Гай- Щ дамаки». Воображаю, что зто будет за позма!.. Степь, мо- Я гили, Днепр, леса, козачество!.. Ляхи!., о, братику, пиши швидше свого «Гайдамака», пиши та дай і мені і послухать козацької розмови!
От лица земляков остается поблагодарить г. Гребенку за его доброе желание хоть сколько-нибудь оживлять ма- лороссийскую литературу; благодарить тем более, что он приобрел уже известность как русский писатель, не боится суда журналов и пишет все-таки и по-малороссийски. Спа¬сибі і тобі, Гребінко, а ну лишень,—приймайсь. Ластівки рже скоро отлетят — поймай ще якого с н і г и р я або ч и- ж и к а — о ми назносили і симня, і маку, і гречки, і чого душа забажа.