Ми заглянули в Квнткини повести, по приглашению г. Кулиша, и нашли в них ясную улнку его зтнографнческой критике — в столь же чрезмерном и несправедливом при- страстин к Квитке, как чрезмерно и несправедливо иьшеш-

нее предубежденне его против Гоголя. Посмотрим еще на велнчанне Квнткиной повести Маруси, превозиосимой г. Ко¬лишем вьіше всех повестей, являвшихся в литературном миро. В «Переднем Слове до Громади», (в «Хате» 1860 го¬да) сказано: «Охотнейше почали паши хлопята слухати бурлацьке юродство Котляревського, анеж чепурхувату карамзинщнну. Як же появив Квитка на свет свою Мари¬сю, то вже хиба щири паненята — таки, що й няньки були в них немкенн — од ней одвертались. Що вже там ни дру¬ковано (печатано) по столицях — ннчем так нашому бра¬ту не догоджено. Те мьі читали смакуючи, а Марусю лиа- нуни: так тут уже хоть и не кажи, що нам роднейше» (с. VIII).
От чего же: хоть и не кажи? Разве Квнткина Маруся от того нам роднее, что мьі ее читали плачучи? Много слез било пролито и в Малороссии — от чувствнтельних повес¬тей Карамзнна. от разних трогательньїх сцен из театра Ко- цебу; но через зти наши слези — ни карамзннщнна. нн ко- цебятнна не сделалнсь нам роднее нашей смехотворной Котляревщнни, которую и теперь еще помнят наизусть старосветские украннци и даже украинки. Квнткина Ма¬руся так прекрасна, что не с чего било отвертаться от нее и самим благовоспитанннм малороссиянкам^м то собст- венно н читать ее, смакуючи и плачучи. Но я не знаю ни- кого кроме г. Кулиша, кому би зта Квнткина повесть ка¬залась лучше всего, что напечатано в столицах!
В том же «Переднем Слове» сказано: «Добре ж. и єн (т. е. Марусю) замлякн приветали! Дяковав (т. е. благо- дарил) Квнтце не один пан по-приятельски, що вон скомпо- новав книжку понятну для нх лакеев. Тон чистий, сельскин крнн, тон високий позтнчний образ нашон юности яснон, любячон, здався им. як то кажуть, тривиальннм; бо про Квитку задзвонено только в сельскн дозвоньї; городам и журналам було про его байдуже» (с. XIX).
Во-первнх: зачем же ставить перед громадою на первом плане только те прнятельские остроти, которимн дразннлн Квитку некоторие харьковскне сверстникн его, по старой памятн о похожденнях его коловратной молодости н о тех литературних проказах, в которнх он упражнялся с 18 і б года? Ведь били же другне земляки, которьіе говорили ему. что для него не нужно другой зпитафни: «Он написал Ма-русю!» Прнтом же Маруся вишла в свете не в одиночку: перед нею Со.ідацкий портрет, за нею Мертвецкий велик- день; а в зтих двух смехотворних рассказах некоторме ме:- та весьма могли для многих чнтателен показаться тривн- альнимн, когда н сам г. Кулиш. в Зпилоге своем. ука-

зьівает на те некоторьіе места — как на «безобразньїе карикатури действительности»; когда он в своем издании зтих повестей пробовал закрашивать своими примечаниями «екоторие слишком резкие чертьі авторовой кисти. Но пре¬красний образ Маруси — кому же мог показаться триви- альньїм? За что взводить зту напраслину на Квиткиньїх одноземцев?..
Во-вторнх: на что било говорить перед громадою, буд- то про Квитку зазвонено только в сельские колокола, а го¬родам и журналам не бьіло до него | нужди? Ведь зто сущая небнлида! Известно всякому, как нескоро и теперь распространяются новьіе книги по малороссийским селам;
1 за четверть века зто происходило еще медленнее. Сам
г. Кулиш свидетельствует о том в своей критике, говоря:
|Библиотека для чтения явилась позже Вечеров на хуто¬ре, но в Украине, в нашем малокнижном затишье, в одно время с ними». То єсть не в Украине, а в Новогород-Север- ской стороне, г. Кулиш узнал Вечера на Хуторе через три года по виходе их в свет. Первий том Квиткиннх Мало¬российских повестей вишел в Москве, из типографии Ла- .заревнх, осенью 1834 г. — и через несколько же недель, в журнале Московского Уриверситета (в ноябрьской книжке Учених Записок) явился разбор зтих повестей, написан- них земляком нашим И. Мастаком (псевдоним О. М. Бо- дянского). Отчетливо изложил он своє мнениє о достоин- ствах и недостатках зтих трех повестей, и воздал Квитке достойную хвалу, как первому прозаику в новой словеснос¬ти малороссийской. И так первий журнальний благовесть
о Квиткиних повестях бил из Москвьі; а вслед затем за- звенела слава об них в Киеве, в Харькове и по другим го¬родам. К чему же и зти жалоби г. Кулиша перед грома¬дою на журнальние насмешки над Квиткою? Гораздо прежде тех насмешек журнального смехотво’рца Брамбеу- са било Квитке великое внимание и от журналов пе- тербургских, начиная с Современника, поместившего в 1837 году его Солдатский портрет в русском переводе аг. Даля.,
Квитка бил уже на верху своей литературной слави, когда в малороссийской словесности явился достопамят- ний Шевченко, с своим Кобзарем 1840 года. Перед зтим новим певцом Украини все малороссийекие стихотворцьі, возникшие вместе с Квиткою—Гребенка, Материнка, За¬вела, Тополя, Могила, Галка и прочие, остались назади, как роеіае шіпогез. Не говорю о нашей Заднестровской братки того времени — Левицком, Вагилевиче, Устианови- *ге, Шашкевиче, Могильницком… Запеви юной червонорус-
126

ской Музьі1 били слабьі в сравнении с хором вншепомя- нутьіх певцов Малороссийских.
Очарованньїй Квиткиною Марусею г. Кулиш обращает в ее пользу даже послание Шевченка до Основьяненка, продолжая своє «Передне Слово» так: «А проте, знайшли- ся люде, котори просту селючку Марусю, як родну сестру, до серця пригорнули; и сам Шевченко, обтьявившись ми- рови Кобзарем своим, напечатав до Квитки величшо, го¬лосну оду 2.
Чи так, батьку отамане,
Чи правду спеваю?
питався в его наш кобзарь, и перве месце оддав перед себе автору Маруси, заохочуючи его до новьіх творов:
Утни, батьку, щоб нехотя На ввесь свет почули!
В его повестях-позмах знаходив наш кобзарь на чужои стороне Украйну зо всеми еи вечньїми дивами» (с. XIX).
Здесь для умноження Квиткиной хвали г. Кулиш дал несвойственньїй толк~~даже знаменитому посланню. Шев¬ченко написал зто послание і Квитке, будучи воодушевлен совсем не Марусею и не другими его малороссийскими по- вестями, он воодушевился историческим очерком запорож* ца Головатого, которьій написан бил Квиткою по-русски и напечатан 1839 года в Отечественньїх записках.
Бьют пороги, месяц сходит,
Як и перше сходив;
Нема Сечн; пропав и той,
Хто всем верховодив…
т. е. Потемкин. А далее сказано:
Наш завзятий Головатий,
Не вмре, не загине!
Для нового певца Украиньї бил особливий смисл в том запорожце и черноморце, как в последнем певце Украйни старокозацкой,— и мне жаль, что знаменательний для це- лого послання стих о Головатом отменен в третьем изда- нии Кобзаря, и поставлено так:
Наша дума, наша песня —
Не вмре, не загине.
Не в Марусе и не в других малороссийских повестях Квиткиннх находил Шевченко «Украйну со всеми ея веч-
1 См. мою статью «О стихотворениях Червонорусскнх» — в Киев- лянине, кн. 2, 1841 г.
2 Зачем називать одою зто послание, когда в нем нет того, что со- ставляет отличие оди от прочих лирических стихотворений.

ньіми дивами», и не таких новьіх повестей от Квитки желал украинский певец, чтобн ему заплакать от них на дальнем севере и увидеть в них свою Украйну…
Вот чего хотел Украинский певец,— того именно, чего яе било в малороссийских повестях Квитки, к чему не бьі- ло и призвання у нашего старого повествователя 1. На зтот позтический зов молодого кобзаря-Шевченка, что он напи¬сал еще по-малороссийски? Две или три стихотворньїе по-брехеньки… А за послание он не сказал и спасибо позту, даже не вспомянул о нем в своем письме, написанном по получении Кобзаря (см. зто письмо в 7 книжке Основи).
А у г. Кулиша в виду все Квиткина Маруся\ В «Слове яа новий виход КВИТКИНИХ повестей» он говорит: «Обой- шла нас чарами Квитчина Маруся, з нею мьі почали жити тим идеальннм счастием чистого сердца, которого ниххо з нас не дознав самим делом.., (с. XXII). Но и здесь — толь¬ко личное впечатление г. Кулиша. Тисяча других малорос¬сиян начинали жить идеальньїм счастием сердца, конечно, не от Квиткиной Маруси! Да и не все же малороссияне одинакового мнения о ея безусловном превосходстве перед лрочими повестями Квитки. Ссьілаюсь на вьішепомянутьій разбор г. Бодянского, где и Солдатский Портрет и Мерт- вецкий Великдень предпочтеньї Марусе за то, что «она чре- звичайно растянута и загромождена описаннями». Ссила- юсь и на Обзор, написанньїй И. Галкою (псевдоним Н. И. Костомарова) и напечатанний в Молодике 1843 го¬да; там сказано: «В отделке нет художественности; иное растянуто, другое недосказано; повесть Козьірь-Дивка по отделке гораздо лучше Маруси».
В зпйлоге к Черной Раде г. Кулиш говорит, что Мару¬ся — «до сих пор не оценена по достоинству… упустили из виду, что еще ни в одном литературном произведении про- столюдин-малороссиянин не является в столь величествен- ной проитоте нравов, как в зтой повести (с. 242). Н§т_ле упустили из виду зтой величественной простоти нравов, а только не вменили ее изображения в особенное достоинст-
1 Бьіл слух, что Квитка в последнее время, по совету преосвященна
о. Иннокентия, которьій и погребал его, написал краткую Священную Историю на малороссийском язьіке… Но зто не относится к вопросу о лослании Шевченковом.
Спевай же им, мой голубе, Про Сеч, про могили, Коли яку насипали,
Кого положили;
Про старину, про те диво, Що було, минуло…
Утни, батьку, щоб нехотя На ввесь свит почули,
Що деялось в Украине, За що погибала,
За що слава козацькая На всем свете стала…
128

во ЗТОи повести. В помянутом «Обзоре» сочинений, писан- ньіх на малороссийском язике, г. Костомаров, обгяснив характер самой Маруси, и сказав, что она «ничуть не иде- ал», что она «обнкновенна в бите Малороссийском»; вот что говорит о всей повести: «При всех неотьемлеммх ее достоинствах, ми должни заметить, что она имеет большие недостатки. Характер Василя не ясен и даже не естествен; в нем не видно такого простодушного чувства.^сак в Мару¬се, он сентиментален^и самое удаление его в монастнрь не производит сильного зффекта. Характери Наума, отца Маруси, и матери ея, тоже не отличаются резкими черта- ми (см. 173). Справедливость зтого замечания — оправда¬лась на самом г. Кулише, которий в своем представлений Наума и Насти при похоронах их дочери — перемешал их
роли1. У
ЧИ вслед затем у него сказано: «Так создав Квитка свою поізесть-позму Марусю. Вложив вон сюди ввесь дар свой промовляти серцем до серця. Тут розумний вбачає всю его веру н всю историю его власного серця»! Но в том и дело, что Квитка, будучи по своєму роду и жизни совсем не простолюдин, влагает историю своего собственного серд- ца — в сердца простолюдинов малороссийских, которие потому и являются у него часто не в подлинной простоте своих нравов и обичаев^а пристрастннй к нему г. Кулиш,
1 На отдельном листочке в рукописной статье єсть о&ьяснение зто¬го места. А именно:
В Слове на внход он (Кулиш) говорит: «Тут перед нами немичь и сила души людской, тут им упадок и торжество; тут горе естества зем¬ного пиднялось до поззии — и вже матьі не тужит по дочци, а мов позт, воспивае пишну ии красу, чисту ии душу, високу ии долю небес¬ную; уже батько не вбивается перед домовиною, а, мов який пророк, мов не своєю силою, прорнцае людям Божи замогильни тайни». Но в Квиткиной повести — говорит Максимович — тут перед нами совсем не то. Старуха Настя до того затужила об умершей дочери, что сперва лежала безчувственная, а когда нарядили и положили на лаве покой- ницу, тогда она все сидела возле нее — «и вже не плакала, бо й слнз не стало, а тилько тяжко здихала и не пивслова не здужала голосячи приговорювати». Три коротеньких ответа, совсем непозтических, и то более об себе, чем о Марусе, проговорила она мужу, когда тот стал разгонять ее печаль своими многословними речами, какие любой сель- ский духовник скажет при подобном случае. На другой уже день, ког¬да вивели Настю совсем немошную, чтоби раздавать по обьічаю по- дарки и свечи девушкам, она проговорила к ним небольшое слово о своем осиротении на старости, а после того, обнявши крепко и целуя Василя, подоспевшего на самие похорони своей невести, ему прогово¬рила она с плачем небольшое слово. Что касается до старика Наума, то он у Квитки именно убивается над умершею дочерью, с теми по- зтическими причитаниями, какие на самом деле произносятся обьїкно- венно осиротелими матерьми, которие г. Кулиш и перелагает в уста осиротелой Насти и тем невзначай подправляет Квиткину картину.

129

в свою очередь, влагает в его повести и видит в них соб- ственньїе представлення и .мечтьі о малороссийском прос-толюдине. Потому-то ему и кажется, что у Квитки — «вез¬де проходит, в более или менее вьіразительньїх чертах, ве¬личавий образ малороссийского простолюдина — зто глу- боко-нравственное лицо, которое ведет своє происхо.жде- ние от неизвестного нам общества… Пораженньїй зтим явлением ум читает в нем деяние истории гораздо серьез- нейшей, нежели козачество, гайдамачество и все, чем на- полненн наши исторические сочинения» (дпилог, стр. 242). А в «Слове на новий вьіход квиткиньїх повестей» сказано: «Озвалась дитина своим словом, почала розумни речи гла- голати; и от, теперь только начинается настоящая жизнь южного русского племя; од нашого только часу пойДе на- стояща его история помеж народами, а то все була детска казка» (см. IV). Удивительньїй взгляд на историческую тьісячелетнюю жизнь южнорусского народа; у него настоя¬щая история — или в том, что било во времена доистори- ческие, или в том что еще будеті.. Но назвать детскою сказ- кою можно не тисячелетнюю историческую жизнь нашего малороссийского народа, а разве ту краткую его историю или повесть, которую сочинил г. Кулиш для звездьі г-жи Шимовой. У него, конечно, на атом понятии об истории ос-новано и то понятие, о словесности малороссийской, какое вьісказано в его «Переднем Слове» до Громади: «Украин- ска словесность — дело велике; се — нове слово меж наро¬дами, которе на те и явилось, щоб якось инше, не по-дав- нему, людский розум повернути». Откуда же видно такое ее предназначение? Если она успела повернуть как-то ина- че, не по-прежнему, чей-нибудь личньїй разум, то зто не І может еще служить показателем, что она должна произвес- ти тоже действие и на весь человеческий разум, что она для того и явилась в мире. Если она не нашла еще, как говорит г. Кулиш, полного сочувствия и разумения в обра- зованном кругу своего народа; если она не успела еще проникнуть в свой простой люд и подействовать на его разум: как же предназначать ее уже для поворота всесвет- ного разума между народами?… Не будет ли зто также только детская сказка?.. Относительно Квиткиньїх, повес¬тей, в «Слове на новий их виход» г. Кулиш возгдашает так: «Тим-то й не хочу я без потреби перегортовати всего Квитку по листочку, а глашу про его перед громадою своє слово огулом, в интересе всенароднему, виступивши напе-ред своей лавьі и чуючи за собою тисячи, котори мовчки слухають готового, а думають душею по-моему!» (с. XXXII).
130

Но зти безмолвние тьісячи — не более, как самолюби¬вая мечта оратора. Зти гасячи ничего не думают и даже не ведают о повестях Квиткиних; их читают и знают преи- мущественно те украинские горожане І пани, протав кото- рьіх так горячо и напрасно — ратует оратор перед грома¬дою.