В нашей текущей литературе случается, что писатель, особенно рецензент какой-вибудь виходящей книги, про*; износит решительньїм тоном знатока суждения и даже осуждения над, предметами, которнх не изучал, над кото- рнми прежде не думал, которнх вовсе не знает. Сверх то¬го, у нас стало входить в обнчай печатно бросать грязью в деятелей мьісли и слова, оскорблять их личность, не счи-« тая необходимнм даже сколько-нйбудь обьяснятьі какой повод подали зти лица так презрительно обращаться с ни- – ми. Бнть может, некоторие думают, что они зтим творят поклонение призраку гласности? По нашему мнению, ото- зваться неуважительно, хотя би и слегка, вскользь, о ка- кой-либо личности в печати ми вправе или тогда, когда зта личность бнла прежде обличена достаточно и поражена невнгодним приговором общественного мнения или же ко¬гда мн сами представляєм несомненние доказательства ее виновности перед судом общества. Иначе зто будет оскорб* ление не только тем, на которих незаслуженно ми напада¬єм, но І обществу. Какое ми имеем право ожидать, чтоб общество, не требуя от нас доказдтельств и об^яснений, одобряло оскорбления, которне ми наносим его членам? Зти мнсли пришли нам, когда мн, перелистьівая VII книгу «Русского слова», встретили в ней рецензию «Сочинений- в стихах и прозе Григория Саввича Сковороди», подписан- ную буквами Вс. К-овский. Рецензент, приводи слова из-, дателя сочинений Сковороди: «которне (сочинения) считались народними», ставит два вопроситель- ннх знака, приводит затем несколько стихов и потом про-‘ износит такие возгласн: «Но вот что за мнсль терзала нас неотступно с начала книги до самого конца: для чего и ко¬го неизвестннй издатель Сковороди издавал- в свет всю зту схоластическую ерунду, семинарскую мертвечину? Ко¬му какое до нее било дело?»
Стихи Сковороди чрезвичайно плохи и уродливн и мо-
ИИ і ;

гут сравниться по художественности разве с бессмертннми
произведениями В асилия Кирилловича, тем не
менее рецензент напрасно поставил два вопросительннх
знака. Мало можно указать таких народних лиц, каким бнл
Сковорода и которьіх би так помнил и уважал народ. На
всем пространстве от Строгожска (Воронежской губ.) до
Києва во многих Домах висят его портрета; всякий гра- 1 І
мотньїй малороссиянин знает о нем; имя его известно очень
многим из неграмотного народа; его странническая
жизнь— предмет рассказов и анекдотов; в некоторнх міс-
тах потомки от отцов и дедов знают о местах, которие он
посещал, где любил пребьівать, и указнвают на них с по-
чтением; доброе расположение Сковороди к некоторим из
его современников составляет семейную гордость внуков;
странствующие слепцн усвоили его песни; на храмов пра-
здник на торжище нередко можно встретить толпу народа,
окружающую группу зтих рапсодов 1 со слезами умиления
: слушающих: «Всякому граду свой нрав и права». До какой
етепени песни Сковороди сделались народними во всей
южнорусской стране, можно судить по тому, что некоторне
вошли в собрание галицких песен Вацлава из Олеска и
Жеготн Паули без сознания самих собирателей, что зти
песни сочиненьї Сковородою, ч
Сочинения Сковороди не нравятся рецензенту; не нра-
■ вятся они, бнть может, и нам, но из того не следует, что ойй не имеют никакого достоинства и что не надобно их печатать. Значение писателя прошедшего времени измеря- ется или по зстетическому достоинству, или по его влиянию на свой век, по степени, в какой он внражает нравствен- ное состояние окружающей его средн, по вместимости в нем умственньїх требований и вкуса современников. Рецен¬зент полагает, что следует довольствоваться первнм, а все, что нам не нравится, предавать забвению. Так у нас и де- -,лают: в архивах мьіши и смрость поедали старне дела; ханжи замазнвали древнйе фрески в храмах; губернатори разбирали для лучшего вида в городе стариннне здавия; кухарки пекли оладьи на листах сборников XIV и XV ве¬ков. Благодаря всему зтому мн так мало знаєм свою старину. И теперь еще много лежит под спудом: пусть себе леж’ит! По мнению рецензента нет никому дела до зтой «ерундьі и мертвечиньї». Но ведь и многое из древних па- доятников, драгоценних для нас по вьіражению своего века, само по себе — безотносительно к истории —• может пока-заться, сообразно нашим зстетическим воззрениям, хуже риршей и посланий Сковорода… Зачем же издавать его?.. Так по-вашему?

335

Нашедши у Сковородьі такие стихи:
Убий злую волю, брат,
Так упраздниш весь ад,—і
рецензент говорит:
«Григорий Саввич особенно недолюбливает воли ка- ковое качество, впрочем, для такого мудреца весьма по- чтенно. «Но довольно! Бога ради, довольно!» — слншу я возгласн нетерпеливого читателя, которне нмеют на меня действие холодного душа,— и я останавливаюсь».
Рецензент вообразил себе, что Сковорода преследовал умственную и гражданскую свободу, тогда как Сковорода говорил о злой воле, то есть о дурннх и порочних наклонностях. Тут-то рецензент и попал впросак! Григо¬рий Саввич Сковорода бнл поборником свободи в сфере религиозной, нравственной, гражданской, терпел за то го- рение и, не уживаясь с деспотизмом окружающей его среди, обрек себя на скитальческую жизнь. Ханжество, низкопо- хлонничество, угнетение слабих, лень барства постоянно находили в нем смелого обличителя. Все народние расска- зн о нем, переходящие из уст в уста, от поколения к поко- лению, изображают его таким. Даже в известной песне «Всякому граду нрав и права» он громит и того, «кто для чинов угли панские трет», и попа, без христианской доб- родетели исполняющего один внешний обряд, и ханжу-па- на, которий «на нищих раздал сто рублей, что содрал с подданннх бедннх людей», и всякого вищого, «що ниж¬чого гне», и дужчого, «що недужчого давить і жме». Как проповедник правди и добра, Сковорода стал народ¬ним идеалом мудреца. Может бить, теперь уже надобно отличать Сковороду действительного от Сковороди идеаль- ного, народного, но нет сомнения, что последний образ воз- ник из первого, а потому нельзя не поблагодарить за изда- ние его сочинений. Ми надеемся поговорить подробнее об зтом в висшей степени замечательном лице, когда будем владеть достаточннм запасом сведений об умственном раз- витии южнорусского народа в XVIII веке: только в связи с ним можно оценить Сковороду.
В заключение рецензент «Русского слова», задав себе вопрос, для кого издаются такие сочинения, внбрал трех подписчиков и покрил их своим презрением: первий из них — г. Аскоченский, второй — г. Данилевский, третий — г. Срезневский… Вот что говорит смелий критик: «Все по- нятно! Понятно и внсокое достоинство произведений Ско¬вороди, и сочувствие ему таких именитих людей, как гг. Да- нилевского, Срезневского и Аскоченского. Всем им пред-
236

стоит равное бессмертие с Григорием Саввичем Сковоро- дой. И по заслугам!»
И. И. Срезневский нзвестен нам как труженик науки, оказавший важніле, по нашему мненню, услуги язикозна- нию и истории своими сочинениями и изданиями. Ведь вьі, г. рецензент, привели его имя наравне с издателем хаижес- кой газети (предающей анафеме и издание в свет истори- ко-литературньїх памятников, и всякий оттенок мьісли, с нею не ^огласнмй) не потому, что г. Срезневский подписал- ся на издание сочинений Сковороди: иначе зачем же ви по-щадили библиотеку харьковских студентов, которая под- писалась на десять зкземпляров? Да притом, ви би никак не решились поставить здесь на позор имени неизвестного вам какого-нибудь отставного полковника или вятского купца, подписавшегося на сочинения Сковороди? Очевид¬но, вам хотелось бросить комком грязи в И. И. Срезнев- ского. Надеемся, что ви найдете совершенно уместним наш вопрос: за что? — потому что деятельность г. Срезнев- ского как ученого, литератора, профессора, академика еще не бьіла оценена печатно и не подверглась осуждению об- щественного мнения. После вашего неуважительного обра- щения с зтим ми именно от вас имеем право зтого требо- вать, если и достанет столько сведений в археологии, фн- шологин, истории… Иначе ви сами не должни оскорблять, если ми скажем вот что: на вас, г. Вс. К-овский, возгласн какого-то читателя имеют действие холодной души, а на нас чтение вашей редензии производит действие отврати- тельного запаха невежества и школьнического нахальства.