Заглавие нашей статьи- взято из критики, помещенной во 2 № «Дня» на статью «Современника»: «Национальная безтактность».
Слова «Русский патриотизм» имеют свою историю, и би¬ло би поучительно проследить самий процесе их образо- вания и все видоизменения, виработаннне общественной и литературной практикой, с того времени, когда старая Русь в первий раз вступила в борьбу с иноземной Русью, до на¬ших дней, когда тупое, пассивное отрицание чужого пере- шло било в действующий, сознанннй, принцип. Но так как зтот труд бил бн только предисловием в нашей статье, то
* К зтой, жнво-почувствованной и задуманной статье молодого уче¬ного, так и проснтся зпнграфом следующее, вполне верное, замечаняе И. С. Аксакова (День, № 21), напечатавшего статтью г. Соковенка!!
«Существенное в народности — не внешнне признаки вяешнего раз- личия. а самьіе внутренние духовньїе начала, без сознания которьсх не- возможно возрожденне».
На советьі, которьіе, в ньінешнее время, сльїшатся только из «Дня», да еще, пожалуй, из «Р. Инвалида» и «Библнотеки для Чтения»,— то- же инвалида,— Шевченко некогда отвечал:
…А за раду … спасибі вам За раду лукаву:
Теплий кожух! — тільки шкода —
Не на мене шитнй,
А розумне ваше слово Брехнею підбите…
…Буде з мене, поки живу,
И мертвого слова!..
Ред.

нам показалось, сообразяее с нашей целью, опираясь на ксторнческое самосознание русского общества, определить насколько партия, действующая под знаменем «Русского патриотизма», способна понять современную действитель- иость, насколько она имеет живого практического смисл а.
Для нашей цели достаточно об Судить те воззрения на малорусскую литературу, которие вьісказанн в статье «Дня», налравленной против «Современника», устраняя от • себя вопрос о русинской литературе, по поводу которой соб* ственно в возник спор между «Современником» и «Днем», и ве касаясь, с другой сторони, тех начал, которих придержи- вается «День» в междунар одних, славянских, отношениях.
Но прежде чем ми вис казали своє мнение о русском патриотязме, пусть сам г. Ламанский, автор разбираемой нами статьи, говорит за себя. Он из-ьясняется в любви и ува¬жений к малоруссам, но продолжает: «мн не верим ие- креиности наших земляков, когда онй толкуют о большей преданности и симпатин к малоруссам, нежели к москалям. Разумеется — и наоборот. Чтобн слова тех и других билй искренни в зтом случае, надо чтоб москаль обратился в малорусса, и наоборот. Своя народность всякому ближе, понятнее, симпатичнеє». Чрез несколько строк, он, «гово¬ре откровенно, не понимает значення елов малорусский и великорусский патриотизм, и допускает только русский патриотизм».
Сопоставляя зти две мисли, можно подумать, что ав¬тор, как русский человек, по пословице, задним умом крепок. Он стоит за русский патриотизм^ и вместе не отри- цает того глубокого чувства народности, которое не истре- бимо так же, как невозможен факт двукратного рождения. Итак, по одну сторону мн имеем две народнне стихии —& великорусскую и малорусскую, по другую —►русский пат- риотизм, чужднй народной исключительности, и в то же время мирно процветающий рядом с чувством своенарод- ности. Но если г. Ламанский не хочет сам себе противоре- чить, то он должен ввести в идею русского патриотизма равновесие народностей, потому что существование свое- яародности, как отрицание общенародности, не безопасно для русского патриотизма, в котором не должно бить пре* обладаняе отдельаой народности. Он должен избегать сим- патий к одной народности,— иначе ми вправе назвать Рус¬ский патриотизм фальшивой декорацией, теоретическим нзделием отечествєнной мануфактури. Посмотрим, на¬сколько г. Ламанский верен себе, насколько он вндержи- вает зто законнеє требование?
Нам казалось, судя по вншеприведенной внписке, что

Ламанский считает малоруський патриотизм в москале «евероятним и лживим фактом. Но вьіходит не то. Он опро- ергает автора «Национальной безтактности» в том, будто «иноплеменник стаиовится малорусским патриотом, если хоть сколько-нибудь поживет в Малороссии», допускай, однако ж, малорусский патриотизм иноплеменника, как яв- ление случайное, и вооружаясь только против всеобщности его. А так как случай и исключение доказьівают возмож- ность и вероятность факта, то оказьівается, что г. Ламан¬ский говорит сам против себя. ,
Впрочем, зто не мешает ему так группировать факти, чтобьі можно бьіло догадаться о крайней безпомощности ма- лорусского народа. Он говорит: «не упоминая уже об опол¬чення множества малорусских семейств, укажем только на ближайших их соплеменников — великороссиян и поляков, которьіе по-долгу живут в Малороссии, отнюдь не теряя своей народности. Таковьі слободи наших ‘раскольников з Черниговской губернии. Так издавна живут в Малороссии це сотки, а тьісячи поляков, и не только не обращаются в малорусских патриотов, но даже стараются ополячить малоруссов». Все зто так. Но нарудіается ли целость на¬родних злементов оттого, что личности отрнваются от на¬родной ночви, и притом в то время, когда в самом народе присутствует живое сознание народности — оппозиция про¬тив народного прозелитизма? Ми знаєм, что многие из рус¬ских ло-происхождению с трудом об’ьясняются по-русски, и что существуют цельїе тьісячи офранцуженньїх русских, которне разве потому только не французи, что русские под- данньїе. Что Же отсюда следует? Только то, что зти некото- рне русские виросли в особенной, тепличной атмосфере, а не то, что весь народ русский теряет в зтих прозелитах каще-нибудь существеннне черти своей народности. И по-том, что удивительного, если раскольники и поляки не сме- шиваются с малоруссами, -которим одинаково чужд и ре- лигиозно-обрядовьій фанатизм первьіх и национальная нсклюЧительность гюследн’их? Поляки столько же, если не меньше, делартся руескими, сколько малоруссами, и зто не доказивает безсилия русской нации, которая разлагает Даже татарскую народность, не говоря уже о немецкой, про¬тив которой не могут устоять в Пруссии сами поляки. На- к°нец, если некоторне малоруссьі ополячивались у.себя Дома, то другие столько же делаются русскими в Воронеж- ской губернии, сколько последние первнми, и даже совсем не русеют в Саратовской и Оренбургской губерниях, как о том заявлено в сентябрьской книжке Основи,— а зто вовсе || такой факт, чтобн можно било заключать о податливости
іі*
323

малорусской натурм к уступке своей народности, если толь¬ко оно не подвергается преднамеренному и систематическо- му нзвращению.
Но мн бн очень ошиблись, если бьі вообразили, что і Ламанский, сознав неустойчивость малорусской народ- ностн, оставляет ее на произвол судьби в борьбе с поляка* ми. Он великодушно дает ей оружие, викованное, впрочем, не в Малороссии. «В настоящее время», говорит он, «ког¬да для Малой и Великой Руси, обоюдннми их усилиями, виработан один общий литературннй язик, русская лите¬ратура и образованность, при всей своей недостаточности, все таки богаче и серьезнее польской. Притом же, мало¬россияне значительно многочисленнее поляков, между тем как борьба поляков в Пруссии ведется с могучею иацнональ-‘ ностию, обладающею такими богатствами и сокровищами литературьі и образованности, каких не имеют не только поляки, що и все славянские народи в совокупности. Сверх того, в борьбе своей с немцами, не опираются, не рассчитн- вагот поляки на помощь какого-нибудь соплеменного им народа. «Здесь ветер крепче, и уже можно различать, от-. куда он дует.» Желательно бнло бн знать, на какую зто помощь соплеменного народа сверх того могут, рассчитн- вать малоруссн в общественной, а не политической, борьбе с поляками, кроме той моральной поддержки, которую, по уверению г. Ламанского, дает им русский народ в своем язнке и образованности? И затем, неужели, кроме числен¬ного перевеса над поляками, малоруссьі сами по себе не имеют своих духовних средств для борьбн с ними, и всегда с надеждой и умилением должнн обращать свои взорн туда, где приготовляются для них сили и орудия яздателями русских газет и журналов, где существует русская литература — арсенал готових понятий и готово- ‘ го язика, дружелюбно для них открнтий?
Ми не предаемся простодушно лжнвнм утешениям: мьі думаєм, что для малорусского народа борьба с поляками трудиее, чем для последних борьба с немцами. Немцьі (прусские] преимущественно действуют общечеловеческим влиянием, которое не поглощает народности, если только она не внветривается в подражательности, в погоне за чу¬жим, без внутреннего усвоения и переработки,— тогда как Польская пропаганда идет глубже — внутри племенннх отношеннй. Все богатства немецкой науки и образованнос¬ти счужие деньги в чужом кармане: их нужно заработать,— между тем польская речь сама просится в мало,русский словарь. Польские понятия скрьіто пробираются в малорус- екую жиань, сколько по праву общеславянского происхож-

ия зтих народов, столько же вследствие систематичес- ?ой‘полонизации малорусского края. Чем больше одна народность различается от другой, тем легче каждой из них удержать свои чертьі, тем труднее стереться их народ¬ному образу. Немца легко различить от славянина, но труд¬нее последнему различить себя от своего собрата. Тем не менее, ми убежденьї, что малорусский народ сам в себе должен искать опори в тех случаях, когда посягают на его народную личность, что его язнк и литература ч- нсто- рический орган его личности —■ единственно-прочная сила, >на которую он может рассчитьівать, и что готовьіе формьі, взятие извне, напрокат, навязаннне сверх, и потому не сплоченньїе органически с его духовной натурой, так же неудобньї для делости ея, как и польская пропаганда, под- тачивающая корни ее снизу.
Й Но малорусский язик — язик сел, а не цивилизованних городов, малорусская литература — создание народного духа, а не литературного цеха… Не правда ли, какая стран- нак; йретензия — заявлять ее права на самостоятельноеть? Что зто за литература, когда ее всю можно взять под миш¬ку? И не потому ли только малорусский язик — не русский, что он — провинциальннй язик? Как ни странни зти мне- ния, но оне только вариация мислей, изложенних в статье г. Ламанского,— вариации, повторяемие на разние тони даже в образованном русском обществе.
«Мьісль о возможности особой малорусокой литературі (а не местной словесности) представляется нам величап шей нелепостью…» А впрочем «Русини, подобно нашим малоруссам, могут обрабативать свой язик литературним образом», и следовательно — «возможно и полезна осо- бая малорусская словесность рядом с русской литературой, русской наукой и образованностью», говорит г. Ламан¬ский,—^полезна «для домашнего обихода», дополняет сам редактор Дня, г. Аксаков, в примечании.
Нельзя вьісказаться с большею наивностию и безце- ремонностию и вместе с большим отсутствием — логики. Малорусская литература разжалована в местную словес¬ность. Что ж зто за местная словесность/как не особая ли¬тература? И допускай литературную обработку малорус¬ского язика, не значцт ли допускать особую малорусскую литературу? Такая спутанность понятий обт>ясняется не- ловким положением г. Ламанского между очевидностью факта (отсюда зти робкие слова «возможна», «полезна>, н нудящею потребностию дать место своей теории. Охота смертная, да участь горькая…). Но всего забавнее зтот шу- товской взгляд на народную литературу, напоминающий
325

нам того Тургеневского героя, которий бьтл убежден, что все дуиіевнне потребности малорусса можно виразить’сло¬вами: <чграе-грае, воропае». Много ли, в самом деле, разлн-
ч а юте я слова «для домашнего обихода» от «воропае»,
конечно отноентельно тона в смисле тех и других? Глубоко возмущает душу зтот легкомнеленннй приговор, в котором крайнєє неуваженне к народу безобразно соединяется с барским непониманнем его сил, естествеиности самостоя- тельного развитня — зтого едннственного условия, при ко¬тором только и возможно народу переступить за черту домашних потребностей — с правом личного участия в об- щей жпзни и влияния на ее ход.
Язик науки не сразу еоздаетея, точно так же, как и язик лнтератури; но послєдний упреждает своим появле- нием первин. Сперва — жизнь, а потом сознанне прожитого. Зтому закону подчннялнсь европейские язики, богатие лнтературой и наукой. Еще в прошлом столетии, в Герма- нин, классической стране науки, латинь господствовала в школах: так недавно передової! народ мисли создал нацио- нальний орган ее. Но не било в России. Не имея науки, здесь еще в прошлом столетии, на живую руку и по зака- зу, сколотили язик науки н нарядились в него, как в пав- линьн перья. Отсюда зтот резкий исторический контраст: тяжелие и медленние шаги немца и бистрие скачки рус¬ского человека, склонного к похвальним отзивам о собст- венних успех ах. Смисл русской истории таков, что еще в они днн, вместе с церковно-славянским язиком, перешли на.нашу туземную почву гоговие понятия и с того времени началось раздвоение русского сознания, религиозное и об- щеогоенное реформой Петра, и доселе продолжающееся. Кто из мислящих русских людей не замечал в себе зтого раздвоения? Ми знаєм, что червь раздвоения и даже раз- троения проточил насквозь и тех крепких людей, которих у нас принято називать славянофилами; знаєм, что они, под знаменем общеславянских интересов (один злемент), сохраняют преобладающие симпатин к великорусскому народу (другой злемент) — симпатин, виражаемие тем тор- жественним тоном, которий приличествует надутому рито- рическому пафосу, а не прямому, практическому пониманню жизни (третий злемент). Но как только ми сознали исто- рическое зло, то оно перестает бить для нас слепой судьбой, и ми должни овладеть собой для борьбн с ним. Сгранно, а і ак виходит, что — в наше время — сторонники двоеверия — люди, вишедшне из школи Киреевского и Хомякова, фило- софствовавших о непосредственности и цельности русской натури. С проповедью о любви к народу, они хотят тянуть

о на те подмостки, на которьіе сами успели взобраться, т0, что он говорит про себе, они принимают только к све- яєншо. Пусть говорит себе — «для домашнего обихода». И зачем ему своя особая литература, когда у него нет даже грамматики? Мьі, люди образованньїе, имеем ее: нам лите- ратура к лицу, а с него довольно и местной словесности!..
Мн говорим о малорусском народе, как половине одно¬го русского племени и не исключаем его из общерусской ис¬тории, хотя и не сливаем, подобно г. Ламанскому, его про¬шедшую жизнь с жизнию великорусского народа до того без- различия, чтобн считать русский литературннй язнк в оди- наковой мере достоянием великоруссов и малоруссов. Зиит Чиі^ие. Все мн хорошо знаєм, что с Ломоносова началась светская литература в России, и хотя он оставил стихни церковно-славянского язика для парадних случаев, для високого штиля, но уже зто словдо штиль показнвает, что с его времени, и даже раньше, начали вторгаться в обра- зованную русскую речь иностраннне слова; с другой сто-рони, и сам Ломоносов принял московское наречие, и толь¬ко вооружался против так назнваемьіх подлнх слов, долженствовавших, по его теории, остаться без употреблс- ння,— знаєм, что вследствие особенного характера реформ в XVIII ст., касавшихся по преимуществу государства н висших сословий, литература того времени настолько била народной, насколько могло сохранить народность общество, захваченное крутими реформами, наводненное приливом чужднх злементов. Народу, недавно только тронутому ре- формой, русская литература и до сих пор почти іегга і§поіа, но все же великорусский народ, среди которого совершилась реформа древнего книжного язнка, из кото¬рого вишел отец русской литературн, находится в более прямих отношеннях к ней, чем малорусси, издавна говорнв- шие на своем собственном язике и не внесшие народних злементов своей речи в состав русского лнтературного язи¬ка. А над чем онн нелосредственно не трудились, того н не хотят считать своєю прямою собственностию, и потому замечание г. Ламанского, что «отказавшись от великорус¬ского язика, которий в основе своей одинаково принадле- жит и малоруссам, они би отказались от значительной части своего прошедшего, своей истории»,— само еобою ограничивается тем обстоятсльством, что великорусский язьік — и народний и литературннй, не ссть ближайшнй и прямой орган малоруссов.
Что касается до самой истории, то г. Ламанский начн- нает ее издалека,— потому что «русский литературньїй язьік», говорит он, «образован не со вчерашнего дня н не
327

Ломоиосовьім». Он сснлается на церковно-славянский язьік как такую почву, которая обща и великорусскому и мало’ русскому язикам, н из которой, между прочим, возник рус. кий литературний язик. Мьі вправе подумать, что между зтим последним и болгарским, сербскнм и чешскнм язика¬ми нет существенно-типического различия, потому что все они относятся к церковно-славянскому язику точно так же, как н литературний русский язик.
Ми совершенно согласни с г. Ламанским, что общность церковно-славянского язика для великоруссов и малорус- сов — ключ к уразумению того факта, что книжний язьік тех її других, и после разделения Руси на Великую и Ма¬лую, почти одинаков. Но бил ли зтот книжний язик — язиком народного сознання? Спустился ли он до народного миросозерцания и слился ли с народною жизнию в такой степени, чтоб бить непосредственним н прямим ее вираже- нпем? Нет, жизнь шла своим чередом, независимо от ле- тописей, от зтого книжного воспроизведения ее. Язик ле- тописей — бил готовий язик. И так как, по особенннм усло- виям русской истории, народ мало принимал участив в его развитии, то оно шло, так сказать, на поверхности народ¬ной жизни, не обновляйсь изнутри ее свежими силами, и потому шло в таком направлений, которое не обещало бу- дущностн. Язик летописей — не самородний язик, а приня- тий, но подвергшийся, в известной степени, туземному влиянию русской речи. А если так, то совершенно справед¬ливо, что русский литературний язик образован не Ломо- носовим, т. е. что он получил условное книжное направле- иие до Ломоносова.
Для нас не столько важно то, как думали и говорили книжки о народе, а то, как сам народ думал и говорил о себе. Конечно, памятники нашей старини более или менее отражают в себе зпоху, но сведения, которие они сооб- шают историку, никогда не могут заменить самосознания народного, которое возможно под условием самодеятель- ного народного творчества. О народности язика можно су¬дить только по чисто народним памятникам. Г. Ламанский утверждает, что «множество южнорусских сочинений XVI н XVII в. писани тем же язиком, каким писали в то время в Москве, Новгороде, Вологде, Поморских городах». Пусть и так. Но, именно, зто били сочинения, вишедшие из го¬лови книжников, а не из народного сознания. Справедливо, что «южнорусские учение и писатели, с конца XVII в. почти до самого Ломоносова, имели огромное влияние на русский язик, имели, по видимому, все средства образовать рус- кий литературний язик на малорусской основе». Но если

бьі они трудились для зтой цели и не достигли ее— тогда ругое дело. А то им и в голову не приходило, что сущест- вует наука вне школьї, что можно учиться у народа. Смот- оицкий, первий славянский грамматик, написал на запад- но-русском язьіке предисловие к церковно-славянской, а не малорусской, грамматике: сознания индивидуальности язнка не бьіло, и вообще малорусская образованность XVII и XVIII в. не имела прочньїх корней в народе: в учебниках принято називать ее схоластической. Сам Ломоносов, посе- тивший Киевскую Академию, не нашел в ее школьной пре- мудрости того, чего искал. Позтому, как бн ни велнки бьіли услуги малорусских учених для русского литературного язьїка, исторически оне не обязьівают малоруссов к приня- тию навсегда русского язьїка язьїком школьї и науки. Нель¬зя сказать, чтобьі книжная малорусская образованность XVII в. бьіла вне всяких солидарних отношений к самой жизни народа; но она не бьіла прямим и непосредственньїм вьіражением жизни, и вопросьі, попадавшие в школу из жизни, тотчас подвергались известньїм приемам схоласти- ческого ума, вносились в общие готовие категории, и затем уже решались по правилам учебника. Бесспорно, южнорус- ские школьї XVII в. защищали религиознне интересн на¬рода, в то время смешанньїе с политическими, но защищали далеко не согласно с простотой и безискусственностью на¬родного воззрения, так — что школьї походили на присутст- венньїе места, в которих решались дела для пользьі наро¬да, но без всякого самостоятельного участия народной мьісли в самом процессе решения. Ми не против схоласти-ки того времени; она имеет свою историческую заслугу: и в неприятельском лагере сражались тем же оружием. Но дело в том, что после того, как защита интересов народа вручена била школам, сами школи не черпали из глубинн народного духа его образов и понятий, и не в укор себе, ви¬ражались таким язиком, которий, конечно, бил понятен противникам и доморощенннм начетчикам, зато не поня- тен народу. А если южнорусские ученьїе XVII в., по самому складу и направленню своей учености, не били непо-средственньїм и представителями малорусского народа, то н в таком случае, если бьі они еще до Ломоносова создали русский литературньїй язьік,— все-таки он бнл би только посредственннм органом для малоруссов, и, затем, само- стоятельное существование их непосредственного органа, нх литературн, с ее прошедшим н будущим, все-таки било би законним и неприкосновенним правом, ими полученннм от природи и их собственной истории. Очевидно, путешест- вие Киевских и Виленских учених в Москву и деятель-
329

пусть их гам не єсть существенное явление, а апизод ма-лоруської’} истории, на которий можно би било ссилаться в локазательство того, что малорусский народ участво- вал своими собственними средствамн в образовании рус- ского литературного язика.
Нет сомнения, что великорусская и малорусская народ, мости родственньї друг другу, что между ними депствитель- мо существует взаимнос тяготсние, доказанное историен, но зто пнутрсннее единство всего русского племени не ис- ключает народних тнпов, не парушается существоваїшем \ малоруссов особого язика и особой л.итературьі, и может бить мислимо совсем не под формой ^иазі — общего язьї¬ка, вмработанного на севере, в Великой России. Всякая по* нитка ограннчить полноправность одной народности єсть носягательство теории на историю, теории, которая проти- іюречнт сама себе, так как из-за нее вьіглядьівает худо-за- маскнрованная народная исключительность. Г. Ламанский донускает мисль и отрицает вивод: если єсть две русскис народности, то єсть и два русские язика, н должни бить две отдельньїе и самостоятельиие литератури. Иначе, т. є. с иріпнанием мисли г. Ламанского без вивода, произойдет такая перестановка понятий: на месте русского патриотизма будєт великорусский патриотизм. ГІозтому, ми считаем одинаково фальшивим как тон оракула, в которий впа- дает г. Ламанский, утвсрждая, что малорусси пнкогда не создадут язика науки и образованности, так и тон при¬мирителя, заметнии в следующих словах: «ио-нашему, одииаково пелено роптать ли на судьбу и обнжап.ся таким ьийодом (что самостоятельная малорусская литература немислима), или гордиться им и видеть в зтом обстоятель- стве умственное превосходство вєликоруссон над малорос- сияпами!» Такой вивод существует в статье г. Ламанского, а не в жизни; позтому, если и возможни ропот малоруссов и гордость великоруссов, то не иначе, как под условнем крайнего невежєства тех и других. Вообще — относиться иеуважитольио к проявленню самостоятельной народной си¬ли, її тоном зловешей нтнни визьшать из будущсго ложньїе СТі)вХИ,— дело недостойное людей, постоянно заявляющих в почати своє уважение и любовь ко вся кой славянской народности,— дело, ипрочем, само себя об’ьииликнцее ис- кусственной идеей общерусского патриотизма И обшеру4- ского славянства.
Г, Ламанский думам, что «и в настоящее нремя, наре- чи’ великорусское и малорусское не отличаются между собою множеством важних н резких особенностей. До кой ігі же XIV в., и даже позже, оне били незиачительии, если

не совершенио ничтожньї. Так било с живим народним язи к0м». Ми не возражаем прогни последнеіі МЬІСЛИ Г. Л;і- манского. Точно, чем дальше в глубь историн, тем общее и неуловимеє образ народа: он теряетея в иолумраке ніи- ческой старини. ІІет ничего странного, что до XIV, или лучше до XIII в., т. е. до гатарского погрома, язик, напр., Кневского княжества мало различалея от язьїка Новго родского н Владимирского; а раньше, когда жизнь Руси била сосредоточена в Києве и великий водньїй путь по Диепру бнл глапньїм руслом нашей истории, ньіиешние великорусский и малорусскнй язьікн существовалн совер¬тепно слитно, как в зерне. Не то теперь. Спросите у вели¬корусе’кого простолюдина, какого он мнения о хохло? Вот он страиствует по Малороссии с суздальским хламом. Он пришел из-за Клязьми, просвещать хохлов, т. о., как он виражаетея, в дурацкую землю хлеб есть, н >с зтоіі целью распространяет в зтой земле поучительньїе изображення таких собьітий, как миши кота погребают и т. н. Часто можно видсть на ярмарках в Малороссии суздальца, пнушп- ющего неразумішм хохлапікам, что «Москва — золотая м а ковка» и т. д. Тон его нисокомерен: зто чисто народная черта, напомииающая древнюю Русь, не стертая врємє- мем и даже образонанием, чему жиной нрнмер славянофн- льі. Но так-как голова его свободна от утопическнх теорий, то он нанерное нам скажет, что у хохла н душа хохлацкая, что он не то-что наш брат — орловекмй или ізолодимнрекий, что у ного и речь не расейская.
Г-оворя зто, ми, повидимому, ставим прогин себя гро- мадньїй факт, именно тот, что Шевченко нонятен велико русекому простолюдину, как и малорусскому, Но неужели, в самом деле, Шевченко писал па малорусском язьіке, а не на великорусском, по капризу своей иатурьі, а не по внут ренпей неотразимой иеобходнмости творчества? Почему он ничего не іспел нам.
Про ГГиряшу,
Радооть пишу,—
и на приглапіенпс брать сюжети ні иелнкорусской жити и писать ірусским литературимм язиком, отвечал:
ТбПЛНЙ кожух! ГІЛЬКО шкода Пс* Ції МСІІС ІІІИІТІЙ?
! І. исное ли дело, что он не чоіс.і наси.шиаіь сойя. по •ому что не хотел діються? Вьісокоє мудожеетво врегда искреїто, вгрію жизни: ішаче оно не может бить іюяло щением; нначе оно пустая жкільгацня, фальшивая фрау а, Слово по па тогда только проннмасі нашу душу сладость 10
о ряз’ьсдающей горечью ощущенис, когда само щр ость
331

<Ць Стара нельзя оторвать от жизни. Ее типичность «сигг свой квот и запах на чужом язике — потому что «от яоследннй вьіработан на чужой почве, н имеет другие смя Он всегда будєт относнтельно чужого понятим, при* . ■мой, не сплоченной с ним органнческн.
Я м сторожі коло їх Поставлю сяово. 1 пониче.
Неначе стоптані трава,
і думка ваша, і слова.
(Шевченко)
Зтом\’ закону слптностн слова с жизнию подчинилось н зблккое слово Шевченка, я велико оно именно тем, что Гіодчйнялось ему. Вот тайна того громадного влияния, ко* торое производнт Шевченко не на малоруссов одних, но на всех, у кого єсть живое человеческое сердце. Он воспроиз- вед жнзнь Украпим в блеске и сия нии неумирающей красо- тм, и в зтом смисле он позт обьективннй. Но в то же время он дитя Украйни, кость от костей ее и плоть от плоти ее, и янесте отец ее словесности. Таким образом.
Н условин творчества — тип — и поскольку типична жизнь, постольку возможно творческое ее воспроизведение; 2» между творческою силою позта и типом стоит слово: оно,
< одной сторони, єсть результат, внработанннй своеобраз- ною жизнию народа, с другой сторони — найлучший ма- іС.рНЙЯ для воплощения ее содержания в цельний позтичес- кай образ.
Внбод очєеидєн: если Шевченко бнл художник, а не ,;у.’-д.тель только малору ских стихов, то необходимим усло- ммм его художественного творчества бьіл 1) тип, вмещаю- ошй Б себе все своеобразное строение жизни и 2) такая рмь, такое слово, которое било би необходимим атрибу¬том типа м формул ировало все оттенки и и н д и в иду а л ьн не черги еге.
Такой тип — малорусская на роди ость; такое слово — малорусский язик
Но сг мостоятельность малорусского язика, определяясь «І вкутреннмх законов позтического творчества, нисколько
нарушвется его обшедоступно ІьЮ для великоруссов — *6рагюмкяих и иеобразованньїх. В лекскческо.м составе я по,і нгжно различать две сторона: корни его — доисто- .і істоянае всех народностей, составляющих одну схммв, а флмсн, приставки и пр.— материал, внработан- шЛ лсгорвеЛ Отиошеиие первой к последней такое же, »аное существует между канвой и рисунком. Очевидно,
– * тех ся учаях, когда дело идет о язиках, близко родст- друг другу, индивидуальность их определяетс*

Ь(М образом историческим, а не доисторическнм, зло- ГЛнтом Дать преобладающее значение зтом у поеледнсму — Значит слить два различньїх язьїка в один Совсем другое
о если лексикон язика мьі будем рассматривать, как создание истории народной,— хотя, конечно, и зтот взгляд ■олжен бнть ограничиваем первим в таких размерах, что- дц не нарушая прав самостоятельиости язьїка, устраиить цечтательное убеждение в его резкой особенности, в его исключительной натуре. Часто случается, что матерналь- ньій состав слова звучит совершенио одинаково и в велико- русском и в малорусском язьіке, но конкретний оттенок того же слова — такой в одном, другой — в другом язнке, и больше того: одно и то же слово заключает в себе дьа различнне представлення в двух различннх язиках. Таково напр. малорусское слово «рок», соответствующее велико- русскому «год». Зпическая связь между ними сразу замет на: славянин представлял неизменное течение времени вьісшим опре деле ниєм судьбн. Зто понятие її осталось в великорусском «рок». Но весь широкий обт>ем понятий, по двум русскнм народностям, распался на две части,— так что практическое употребление зтого слова в жнзни той и другой народности очень различно. Родственнне язики мно¬го имеют таких общих слов; но не лексическая сторона их составляет индивидуальность язика, а вся сумма своеоб- разних воззрений и представлений, усвоенних словом, жизнию и историей.
Малорусский язик явился на памяти истории, и нет сомнения, что некоторне индивидуальнне чертн его бЬІЛН общи и язику того народа, которий впоследствии назвался великорусским, били обши до того времени, пока Русь не распалась на две половини — каждая с своей особой исто- рической судьбой, и с зтого времени зти чертьі начали обо- іначаться резче и резче по настоятельному визову нсторнн И так как малорусский язик, кроме доисторической почин, имеет с великорусским и сатирическую общую почву, и притом в размере нескольких столетий, то, очевидно, зтот факт только усложняет труд разграничения двух язнков, но не устраняет его. Конечно, если би исгорня била без і»е- реривов и крутих поворотов, мисль о народних тилах внут- ри одной племенной семьи била би пустон мечтой. чуждой логического и практического смнсла. Но на зло всем орозк- іированннм началам и воззрениям существуют зтн тмпь*
И вот пред ндмв живая истррня — истннио-народддл украинская поззия Шевченка…
Но народний язик г. Ламанский прямо назнвает фраїї- Кузским раіоіа, т. е. провиидиализмом. Непостижнмо стра-
…………, крове темних очертаннй, когда малорусская народ-
жжгть єще зс вь£Дсле.т5сь аз общего славянского рода, И то
Чровелзе: когда онг, слнгно с зел икорусскою, является
мпн вглож,— ж то, иакояен, когда она, силою истории,
“>&осг>Стяется, как отдельяьгй вид.— все зто вошло в поз*
-У. Шевцям», Еаг в одюі ©бщяй и широкий поток. Она
мглсрусскую яародность в семью славянских наро-
хо-г. как нддявЕдуальное пелое, как живую личность,—
слетовзтельао, тилически-различаюшуюся и от
: а рода, к от велихорусского.
Как ому народу ояа ближе я ролствеинее— зю другой
ьосрг< Поляки ресіают єго по-своему, русские по-своему.
Что ігзсается до нервах, то ми я не трудились би над
ргм-Хілгчеиием той громадяой нсторической лжи, которую
раслростраялют н в Украине и за границею, если би
ємне ОТНОСЯТЕЛМЮ зтого вопроса очень уважаемого нами
ие благоприятствовало до некоторой степени
-гЛ

Костомаровим з ТОМ, ЧТО В духовном ОрГЗНЖЗМЄ М2ЛО- народа больше общих сочувственних сторов с польской накией, чем с великорусской,* — хотя я не утверж- _аЄМ наоборот, т. е. не отрицаем его мисли, что малорус¬ький тип не вполне сходен с великорусским, и что тот в іру- СОСТ2В.1ЯЮТ внутри ОДНОГО племени ВрОТИВОвОЮХИОСП гармоней*— мьісли, аодтаерждаемой нм различяем исторн- ческях начал, виработанних двумя русскими народзостя- ііі!- Но малорусское начало личности и лальсхое сословяое начало. Малорусская демократия н польская олягархяя… Что тут общего? Сермяжньїй. сельский люд Украйни, с его созерцательвон натурон, с его смехом. то полним едкого гзря. то наявним и сердечним… что тут общего с бравур¬ним характером польской нации, гордяїденся своим сіод- ством с фракцузеким народом?
Поки Рось зовеш? Росою,
Лашро в море ЗЛЄІЦЕ,
Потн серпе Українське
З панським не зжвветця.
Что касается до великорусского народа. тс точки еопри- косяовения между ним н малорусскнм народом — зто обшиє воспоминаяия из нервой зпохи их нсгоряческон ЖЯЗНИ. й в наше время — обшиє интересьі — общественнне, релнгиоз- ние н даже научньїе,— научние, во-первьіх, потому что отношение русских к малорусских писателей к обшечело- веческой науке почти одинаково, и русекая литература до сих пор только вьіработала научннй язик, что достижнмо и для малорусской литератури, позднее и не без успеха заявнвшей такне попнтки, но та же русекая литература не внесла еше самостоятельного вклад а в общечеяовеческую науку, как н малорусская,— во-вторих потому, что до на- стоящего времени русский научннй язик остается чуждим народу, н стало бить, в зтом отношении, и русская и мало¬русская литератури нмеют совершенное равенетво.
Но еслн ми чуждн напнональной исключктельвостн, если ми желаем развития всех сил. вложенннх природою в одно великое русское племя, желаем, чтоби ни одна из них не била запугана н сломана, чтоби задачн, указанние зтому племени нсторней, разрешались езободво. естествен¬но и целостно: то, не противореча себе, ми не можем, во ИМЯ искусственной идеи. наснловать действнтельносгь, не
* В статье Н. Ив. Костомаров (Две русские нарсдвостк. Осяом, март 1861 г.) ясно показано, в чем закдючлетея я сіодствс а рззлжчае оольсхой н южноруссяой народностей между собою.
335

нітитм брать на себя ответственность пред целой руссцо* іг> кипящей разнообразннмн и богатмми силами (ІПГТГШІЮСП за ОбЩИв ЦЄЛИ ее, которне ДО тех пор бу- дут «ечтательним идеалом, пока ми будем упорно отри¬мать своеобразное стремление к их достижению. Мн назьг мам себя обшерусскими па триста ми: зачем же, закрив гла¬де, ми олянм почерком пера хотим внчеркнуть из обіде русской природи еще одну силу, так ярко засиявшую недав¬но а поззии Шевченка? Зачем, со злорадним чувством, ми представляєм малорусскнм писателям делать своє дело для того только, чтобн они сами когда-ннбудь горько посмея- лись над своим трудом, а не для того, чтобн зтот труд внес новое самостоятєльноє начало в общерусскую жизнь? (См.
8 Л? «Дня», прим, редакции к статье г. Кулиша). Кто мн — друзья. или враги своей родной земли?.. Нет, долг мис¬ли того человека — встретить новую силу с уважением н приводит ее на путь развития с благожеланием, Только лю¬ди, згоистически и самодовольно погруженнне в созерда- нис кмя изобретенной и любим ой идеи, могут поступать ішаче. І.- ли правда, что малорусский народ в самом строе
> воєн духовной природи похож более на самого-себя, чем на кого-нибудь,— что неотразимо доказал Шевченко сво¬ей поз з ией н Костомаров — исторней (в статье «Две русские народности»); то что мешает ему понимать и воспроизво- лить идеалн, присущие всему русскому племени, по-своему, и рядом с великорусской народностью итти к одной цели, только своєю дорого її? Ведь от зтого не пострадает полнота общерусской жизни, а разве только упадет в це не одна нечеловеческая и древняя, как сама Москва, теория, нахо- д я їда я, к сожалению, еще и в наше время, своих защит- КИКОЙ и почитателей.
Жілая мислить и писать по-своему, малорусси не ви- горажнвают себя из общерусской жизни. Настолько они оіце і і ос л ед овател ьн и и правдивн, чтобн склониться пред онределеннем истории, которая создала их типический об¬раз и вместе, еблнжая их с великорусским народом, дока* йде их кровное братство с ним и, следовательно, единство их обшеплсменньїх стремлений, пока еще невнясненннх в обШСЧЄЛОВЄЧЄСКОЙ жизни. Пред нами — живое слово и дело— ПОНЯТИЙ я для великорусского народа и непереводи- мм на великорусский язик поззия Шевченка. Речь его так р&.?нтгльио сходні с русской речью: казалось би, что мо- л ■ бить проще, как читать его по-русски, употребляя русское произношение? И для чего писал он по-малорусскй?
А между тем, каждое слово его — своє, не украденное из у а ото язьїка, ііє вичитаиное в русских книгах и вместе
Ж

тем в нем, зтом общерусском слоте с деревенским, хоя-
лапким произношением. звучит такая самородная жизнь. что не внять атому звуку—значит не иметь ушей, ми умьшіленно закрить нх. Зто соединение двух протнвоиг.- ложннх свойств — сходства и разлнчия — и есть в поззии Шевченка свидетельство настоящего,— свндетельство той неосггорнмой КСТИІШ, что малорусский язик, с одной сторо¬ни. обнимает целий мир своеобразних понятий н представ¬лений, и, как орган духовной личности народа. строго нндн- видуален,— с другой сторони, что зтот язнк — общерусскоги гфоисхождєния и состава, что первоначальнне стихни его принадлежат всему русскому племени, отчего он и доету* пен русскому народу. Зто последнее свонство его сним а от с его конкретних особенностей ту мертвящую исключ итель- ность, которая изгоняет из слов з общин смисл н осуждает его на вечную неподвижность. Ми очень понимаем, что. уст- раняя себя от участия в общерусской жизни, малоруссм про- изнесли би смертний приговор своей словесности— потому что они пошли би, в зтом случае, против истории,— и знаєм, что они могут жить зтой общей жизнию самостоятсльїю, не прибегая к безполезному и непроизводнтельному для них займу у других ума и язьїка. Довольно все ми насмотрел ись на печальньїе последствия того безоглядного подражання, которое породило в русском обществе тьісячи скороспілих космополитов, имеющих притязание понимать все. бнть всем вообще и — в сущности, не бьіть ничем определен ним,— которое внесло в русскую натуру протнворечащие, непереваримие злементи,— чем, впрочем, иногда пользовал- ся русский патриотизм для вираження остроумной догадки, что в русском море должни слиться не только все славянс- кие ручьи, но и ручьи всемирной цивнлизации, и в зтой цельной, звукоподражательной русской на туре получить своє примиренне.
Но—оставим мертвьія погребсти своя мертвець* Чи думаєм, что жизнь нельзя вдвинуть ни в гесньїе, нн в ши- рокие рамки,— ни лишите ее нндивндуальности: пусть лучше она сама извнутри себя раскривается, я сама себя опреде- ляет. Потому, вол рос о том, как и что возьмет малорусская литература у русской науки и образованности, должен рс шиться практнчески и притом самим малоруським народом, а иикак не трибуналом русских патриотов, которие не могут понять русских ннтересов на другом язике, кроме своєго собственного, и своєю и с кл юч ительностию на руш я ют рак новесие сил всего русского племени Зти мнесионери про свешения, действуюшие под знамеием народности, :шбшт, что народ прежде всего требует от своих воеяитатедей ум

я к еГ0 собствеиному мировоззренню, вьфаботанному „іпн от школьї, н что зго именно мнровоззренне єсть точка ‘ фУ ог которон должно .10.1 ти все его будущес развитие. Отреаіигь народ от зтой почвн — значнт раздвонть его на- туру значит обезіїечпть вечное существованпс двух смеш- нн\ к актори и — общества н народа (как будто народ— не общество. а стадо овец}, которие у нас имеют сословнмй характер. Первая — с титулом образованной, последняя… но все мь; знаєм, как в России називают народ… К первим будут принадлежагь или жал кис н безцветнме перевертні, наклонякщиеся в ту сторону, откуда сильнеє встер, или люди, окончательно изсушившие в себе живую струю народ* ьой еильї. а за чергою зтого привилегнрованного круга будєт стоять все тот же темний люд, с его непонятной ду- моД, с его честной, отвергнугой душой.
Пусть би мьі єще не знали зтого горького опьіта,— пусть бьі не имели живого урока…
А впрочем,— к чему дан урок?.. Доктрина на то и су- щєствуек чтобн бьіть вьіше урока, чтобн учить, вмостившись на рнторнческие ходули, а не учиться. Белое она может наз¬вать черішм, и наоборот; для чего ей общее мненне, когда у нее єсть своє? Известно, что Шевченко пробовал свой позти- ческнй гєнші на діисрагурном русеком язике: матернал оказалея чуждим его натуро, н его «Тризна» вишла дюжнн- ннм произвсдением записного русского рифмача. Казалось (‘!». после зтого, людн, толкующне о своен любви к родной земле, умолкнут, если только прежде у них оставалась хоть тень сомнения на счет того, бить, ИЛИ не бить малорус- ской литературе, как самостоятельному органу общерус- скон мисли, развнться ли ей в полний цвет самородной жиз- ни, или зто ложь, мєчта, н она должна зачахнуть, как халое растенне. показавшеєся па свет божий в дурную по-году? Нет, они все повторяют зади, и наперекор факту, во- очию совершнвшемуся, добиваютея того, чтоби все своєоб- оазное стушевать н вдвинуть в одну обіцую готовую кате- горню Право, когда подумаєшь. до какой наивности дохо- дит иногда зта добродушная навизчивость героев русского патриотизма,— так н хочетея сказать о них: не видят они. что творят. Что, єсли би, в самом деле, Шевченко послушал- ся нх? Куда би девались зти «Наймички» и «-Катерини*, и многое, многое другое? Куда би девалось велнкое, всесла- вянскоє, имя Шевченка? Оно би распустнлось. как капля, во все-россипеком море. За то русская литература обогати- лась ба лиши «ми виршами и єтнхосплетєниямн, похожнмн более на вимочки, чем на жнвое слово.
Веє сказаииое нами до сих пор достаточно обьясияег

– епень разлнчия между нашим воззреннем на малорусскую літературу и тем, которое вьісказано в статье г. Ламанско- ‘г0 разлнчие полное: мьі стонм за естественное, поступа- тельиое развнтне малорусского народа извнутрн его: русские патриотьі, усматривая в существовании малорусской лите¬ратури факт, не подходящий под уровень н характер обьїк- новенньїх явлений русской истории, предлагают обратньїй путь — сверху вниз. Не говоря уже о том, иасколько состоя- телен нх взгляд пред судом, самой нелнцеприятной крити¬ки— жизни,— той, конечно, которая свободна от насилля и искусствеикости,— МЬЇ не можем разделять его, потому что строго различаем великорусскую народность от мало-русской, разлнчаем по праву, нами доказаиному. Если бьі та и другая бьілн одно, то не могло би бьіть н спора в том, должен лн малорусский народ подвергнуться синтетнчес- кой операции со стороньї русской лнтературьі, как велико-русе кий. Но так как малорусская литература — явление — глубоко своеобразное, потому самому, что она идет от центра к радиусам, а не наоборот, как русская,— так как она начннает с обьективной ширини народного мнросозер- цання, на которую должна вступить и русекая литература, в интересе своего дальнейшего и более правильного разви- тня,— и так, как, с другой сторони, зта последняя гораздо богаче малорусской общими понятиями: то обе оне нужда- ютея одна в другой и взаимно себя совполняют. Зто дает ма- лорусскому народу право бить нндивидуумом, лнчностию, н с другой сторони, вводить зту личность, как самостоятель- ную силу, в общерусекий мир для общечеловеческнч стрем- лений, успех которих зависит от равновесня н полноправ- ности обенх народностей. Таким образом, удельное значе- ние малорусской литератури — условие, &іпе диа поп; іша¬че— она никогда не проявит свонетвенной ей сили.
Трудно лн понять зту простую и ясную, как день Божий, истину — в наше время, когда народ призван к самостоя- тельной жизни, когда в самом обществе русском возннк запрос на народную мисль, и оно ж ют своего обновлення еннзу, и когда, в ответ на зтот запрос, раздалея сильний и твердий голос пробуждающегося малорусского народа,— сильний, нмеино. чистонародннм тоном, народной речью?
Но уже тот безспорний факт, что малорусская лнтера* тура имеет обіций ннтерес, что она живой н самостоятель- ний член общерусской мисли, при всой своей нмдивнду- альности и под ее охраной,— доказнваєт, что она создает* ся не на песке, а на гвердой почве, и в своем настоящем имеет про^іниє залоги будущего развития. что она до* та- точно опре телилась для того, чтоби не затеряться в жур-
389

«альном хламе, под влиянием цивилизаторских внушений русских патриотов. Сомневаться в зтом могут только они — патриотн-скептики. Но всякому своє: им — теория, нам —■ жизнь; им — проповедь, нам—дело; им ораторское искус- ство до самоослепления и самооглушения, нам — зрение и слух… Нам — убеждение, что судьба украинского язьїка и литературн зависит от самого народа, которьій, по мере своего собственного развития, определяясь из внутренней необходимости своей натури, усвоит из русской образован- ности не то, что дадут ему добрьіе и великодушньїе люди, а то, на что укажет ему его народний гений, е правом, в свою очередь воздействовать и на русскую литературу; нам — убеждение, что сдвинуть миросозерцание народа, воплощенное в его язьіке, безпорядочньїм вторжением сверху иньїх форм с иньїм содержанием — русской образо- ванности с ее язиком, долженствующей бьіть искомим на¬чалом, а не навязанним извне,— значит вообразить себя на место живой народной души грифельную доску, на кото- рой можно писать что угодно,— значит предложить мало¬руському народу рисковий скачок, и таким образом умно¬жить до безконечности мзссу тех умственньїх калек, которих и без того довольно в Малороссии, и которьіе составляюг ее больную сторону, ее разлагающее начало.