Лейдерман Н.Л. и Липовецкий М. Н. Современная русская литература: 1950— 1990-е годы: Т. 2

Опыт современной трагедии

Отказ автора от окончательного и однозначного приговора сво­
ему герою был знаком новой эстетики, последовательно замеща­
ющей авторскую оценку авторским вопрошанием (эта линия бу­
дет интенсивно продолжена в поствампиловской драматургии,
особенно у В. Славкина, В.Арро, Л. Петрушевской). В своей сле­
дующей и последней пьесе Вампилов попытался распространить
эту «эстетику неопределенности» на совершенно иную сферу:
«Прошлым летом в Чулимске» (1972) стала единственным, пожа­
луй, примером современной трагедии (а не привычной для Вам­
пилова трагикомедии), в которой автор стремился создать пози­
тивную модель поведения. В «Чулимске» Вампилов нарисовал мо-
1 Гушанская Е. Александр Вампилов: Очерк творчества. — J1., 1990. — С. 178 —
260.
283 дель ежедневного стоического подвига, найдя в провинциальной
глуши, среди всеобщего морального одичания, Антигону эпохи
безвременья и бездействия.
Через всю пьесу проходит мотив рока, почти античный в своей
непреклонности: он материализован и в нелепой архитектуре ста­
ринного купеческого особняка, где разворачивается действие пье­
сы: бывшему владельцу было предсказано, что он умрет, как только
достроит дом, и купец перестраивал и пристраивал к особняку
различные веранды, флигели и мезонины всю жизнь. Этот мотив —
и в песне, которую распевает Дергачев на протяжении всей пьесы
«Когда я на почте служил ямщиком» — одной из самых «роко­
вых» в русском песенном фольклоре. Этот мотив и в судьбе Дерга-
чева и Анны Хороших, разлученных войной и лагерями и встре­
тившихся вновь после того, как Дергачев был объявлен погиб­
шим, а у Анны был ребенок от другого. Судьба напоминает о себе
и в тот момент, когда нацеленный на Шаманова пистолет в руках
Пашки дает осечку. Этот мотив совсем иной смысл придает ме­
лодраматическим случайностям (подслушанным разговорам, пе­
рехваченным запискам).
Именно этот, роковой, фон по-особому окрашивает историю
Валентины — хрупкой девочки, упорно не поддающейся привыч­
ной нравственной дикости. Ее позиция выражена через символи­
ческую деталь: она упорно ремонтирует палисадник, который
постоянно ломают идущие в чайную посетители, — обойти пали­
садник труд невелик, но, как отмечает в открывающей пьесу ре­
марке Вампилов, «по укоренившейся здесь привычке, посетите­
ли, не утруждая себя “лишним шагом”, ходят прямо через пали­
садник». Представляя персонажа, Вампилов кропотливо отмеча­
ет, как он идет: через палисадник или в обход (сама Валентина
проходит через палисадник лишь однажды, когда отправляется на
танцы с Пашкой, сыном Анны Хороших, говоря: «Это напрас­
ный труд. Надоело…»). Символический смысл этого ремонта ясен
и самой Валентине. Именно в разговоре о палисаднике возникает
духовный контакт между нею и Шамановым, еще одним бывшим
молодым героем, следователем, убедившимся в непрошибаемо-
сти круговой поруки власть предержащих, уехавшим после своего
поражения из областного города в глушь, в Чулимск, опустив­
шим руки и мечтающим в свои тридцать с небольшим о пенсии.
Вот этот диалог:
Шаманов. Вот я все хочу тебя спросить… Зачем ты это делаешь?
В а л е н т и н а (не сразу). Вы про палисадник?.. Зачем я его чиню?
Шаманов. Да, зачем?
Валентина. Но… разве это непонятно? (Шаманов качает го­
ловой: непонятно.) И вы, значит, не понимаете… Меня все уже
спрашивали, кроме вас. Я думала, что вы понимаете.
Шаманов. Нет, я не понимаю.
284 Валентина (весело). Ну тогда я вам объясню… Я чиню пали­
садник для того, чтобы он был целый.
Шаманов (усмехнулся). Да? А мне кажется, что ты чинишь
палисадник для того, чтобы его ломали.
Валентина (делаясь серьезной). Я чиню его, чтобы он был целый.
Шаманов. Зачем, Валентина?.. Стоит кому-нибудь пройти, и…
Валентина. И пускай. Я починю его снова.
Шаманов. А потом?
Валентина. И потом. Д о тех пор, пока они не научатся хо­
дить по тротуару.
Ш а м а н о в (покачал головой). Напрасный труд.
Валентина. Почему напрасный?
Ш а м а н о в (меланхолически). Потому что они будут ходить че­
рез палисадник. Всегда.
Валентина. Всегда?
Ш а м а н о в (мрачно). Всегда.
Валентина. А вот и неправда. Некоторые, например, и сей­
час обходят по тротуару. Есть такие.
Шаманов. Неужели?
Валентина. Да. Вот вы, например.
Шаманов (искренне удивился). Я?.. Ну не знаю, не замечал. Во
всяком случае пример неудачный. Я хожу с другой стороны.
Конечно, это разговор не столько о палисаднике, сколько о
возможности улучшить мир и людей, или же о нравственной обу­
чаемости (вменяемости) «нормальных» людей вокруг. Скептицизм
Шаманова основан на его собственном горьком опыте — он на
своей шкуре убедился в бесплодности попыток исправления по­
роков общества. Но здесь же выясняется и разница позиций Ша­
манова и Валентины. Дитя «оттепели», Шаманов надеялся на прак­
тический результат своих усилий по борьбе за справедливость — и
оказался раздавлен, когда выясняется, что восторжествовала не­
справедливость. Валентина — из другого, куда более безнадежно­
го, поколения, да и ее опыт деревенской жизни отличен от го­
родского идеализма Шаманова. Она чинит палисадник с очень
малой надеждой «воздействовать на общественные нравы», но эта
унылая и, по видимости, бесплодная работа нужна ей самой как
выражение ее неподчинения порядку вещей. Точно так же, как
софокловская Антигона бессмысленно зарывала тело своего бра-
та-преступника, не соглашаясь ни на какие компромиссы с зако­
ном или здравым смыслом.
Но в этом диалоге есть еще одна важная деталь: Шаманов, сам
того искренне не замечая, всегда обходит палисадник. Он опустил
руки, но не растворился в атмосфере всеобщего нравственного
одичания. Впрочем, он действительно «ходит с другой стороны»,
он попал в Чулимск из другого мира, из другой жизни — и в
конце концов, вдохновленный Валентиной, ее доверием и лю­
бовью, должен в этот другой мир вернуться.
285 А вот откуда стойкость и мудрость в Валентине, выросшей в
Чулимске и ничего, кроме Чулимска, не знавшей и не видевшей?
Ответ чрезвычайно прост: она такова потому, что она святая.
Таков ее рок.
Критики спорили о том, кто виноват в том, что Валентина, не
дождавшись Шаманова, ушла на танцы с Пашкой, который ее
затем изнасиловал? Кашкина ли, перехватившая записку Шама­
нова о том, что он задерживается? Шаманов ли, слишком мед­
ленно возвращающийся к жизни после своего оцепенения? Или
случай, благодаря которому Шаманов отправился искать Вален­
тину не в ту сторону, куда она действительно ушла с Пашкой?
На самом деле «виновата» Валентина, которая услышала, как
родная мать называет Пашку «крапивником», т.е. нежеланным, не­
законным ребенком, и как хулиганистый, грубый Пашка плачет.
Как святая Валентина не может не пожалеть Пашку, хотя и пони­
мает, что прогулка с ним на танцы добром не закончится. Таков ее
рок — жалеть несчастных, такова ее ноша, и она ее мужественно
на себя взваливает. Финальная сцена пьесы, когда Валентина, из­
насилованная Пашкой и избитая отцом, утром вновь выходит к
палисаднику и упорно его ремонтирует (в то время как Шаманов
заказывает машину, чтобы лететь в город, где будет суд, на кото­
ром он решил-таки выступить), доказывает, что произошедшая с
ней трагедия не изменила ее позиции. Она будет продолжать чи­
нить палисадники, зная теперь, что за святость нужно платить
собой, своей болью — и не отказываясь от совершенного выбора.
Главным же орудием рока становится в трагедии Вампилова сила
нравственного одичания — так разворачивается возникший в «Слу­
чае с метранпажем» мотив нравственной невменяемости. Пали­
садник — всего лишь индикатор этой силы. Эта сила искажает все
человеческие чувства и понятия. Так, Анна и Дергачев любят друг
друга и именно поэтому каждый день дерутся. Пашка любит Ва­
лентину и потому насилует ее. Отец Валентины, Помигалов, же­
лает добра своей дочери и потому сватает ее за тупого и старого
«седьмого секретаря» Мечеткина.
Лишь немногие сопротивляются этой роковой силе. Валентина.
Старик Еремеев, который наотрез отказывается подать в суд на
предавшую его дочку. Да и в конце концов — Шаманов, который
пытается спасти Валентину, убеждая ее отца, что она в ту роко­
вую ночь была с ним… Но Шаманов явно слабее Валентины, и его
поспешный отъезд на суд выглядит как бегство и почти как пре­
дательство Валентины, которая вернула его к жизни и которой
сейчас так нужна его поддержка.
Последняя пьеса Вампилова, оказавшись его первым экспери­
ментом в жанре трагедии, несет на себе следы некой переходно­
сти. Определенная условность характера Валентины, притчеобраз-
ность мотива палисадника, нагнетение мотивов судьбы — все это
286 свидетельствует о том, что в «Чулимске» Вампилов пытался соеди­
нить бытовую драму с интеллектуальной, параболической, традици­
ей драмы европейского модернизма. Он искал форму, в которой со­
бытия разворачивались бы в двух планах одновременно: в жизне­
подобном мире повседневности и в условном измерении фило­
софского спора о самых важных категориях бытия: о добре, зле,
свободе, долге, святости. Причем, как видно по «Чулимску», Вам­
пилов не пытался дать прямые ответы на все эти вопросы. Он
стремился превратить всю пьесу в развернутый философский во­
прос с множеством возможных ответов (один ответ — позиция
Валентины, другой — скептицизм Шаманова в начале пьесы, тре­
тий — его же активность в финале, четвертый — спокойствие
обитателей Чулимска…). В этом смысле драматургия Вампилова
выступает как прямой предшественник постреализма — направ­
ления в литературе 1980— 1990-х, синтезировавшего опыт реа­
лизма и (пост)модернизма и строящего свою картину мира как
принципиально амбивалентную, нацеленную на поиски не по­
рядка, а «хаосмоса» — микропорядков, растворенных в хаосе
человеческих судеб, исторических обстоятельств, игры случайно­
сти и т. п. (о постреализме см. в части третьей). Думается, по этому
пути пошел бы и Вампилов, если б роковой топляк не перевер­
нул его лодку на Байкале.

Літературне місто - Онлайн-бібліотека української літератури. Освітній онлайн-ресурс.