Далеко ушло то время, когда наши ученые и публи­
цисты считали X V II в. в русской истории временем спо­
койной косности и объясняли необходимость Петровской
реформы мертвящим застоем московской жизни. Теперь
мы уже знаем, что эта московская жизнь в X V II в. била
сердитым ключом и создала горячих бойцов как за ста­
рые, колеблемые ходом истории идеалы, так и за новый
уклад жизни. Боевые фигуры протопопа Аввакума и Ни­
кона более знакомы нам, чем тихие образцы преподоб­
ного Дионисия и «милостивого мужа» Федора Михайло-
пича Ртищева; но и последние, как первые, отдали свою
энергию на поиски новых начал жизни для того, чтобы
ими осветить и облагородить серую московскую дейст-
пительность. Явись среди взбаламученного московского
общества середины X V II в. такой культурный вождь, ка­
ким был Петр Великий, — культурный перелом в М ос­
ковской Руси мог бы обозначиться раньше, чем это
произошло на самом деле. Н о такого вождя не явилось.
Напротив, во главе Московского государства стоял тог­
да любопытный и приятный, но более благородный, чем
практически полезный правитель. Иначе не можем оп­
ределить знаменитого царя Алексея Михайловича.
Не такова натура была у царя Алексея Михайлови­
ча, чтобы, проникнувшись одной какой-нибудь идеей,
он мог энергично осуществлять эту идею, страстно бо­
роться, преодолевать неудачи, всего отдать себя прак­
тической деятельности, как отдал себя Петр. Сын и отец
совсем несходны по характеру: в царе Алексее не было
той инициативы, какая отличала характер Петра. Стрем­
ление Петра всякую мысль претворять в дело совсем
чуждо личности Алексея Михайловича, мирной и созер­
цательной. Боевая, железная натура Петра вполне про­
тивоположна живой, но мягкой натуре его отца.
Негде было царю Алексею выработать себе такую
крепость духа и воли, какая дана Петру, помимо приро­
59 ды, впечатлениями детства и юности. Царь Алексей рос
тихо в тереме московского дворца, до пятилетнего воз­
раста окруженный многочисленным штатом мам, а за­
тем по шестому году переданный на попечение дядьки,
известного Бориса Ивановича Морозова. С пяти лет ста­
ли его учить грамоте по букварю, перевели затем на ча-
совник, псалтырь и апостольские деяния, семи лет на­
учили писать, а девяти стали учить церковному пению.
Этим, собственно, и закончилось образование..С ним
рядом шли забавы: царевичу покупали игрушки; был
у него, между прочим, конь «немецкаго дела», были ла­
ты, музыкальные инструменты и санки потешные — сло­
вом, все обычные предметы детского развлечения. Н о
была и любопытная для того времени новинка — «не­
мецкие печатные листы», т. е. гравированные в Герма­
нии картинки, которыми Морозов пользовался, говорят,
как подспорьем при обучении царевича. Дарили царе­
вичу и книги; из них составилась у него библиотека чис­
лом в 13 томов. На 14-м году царевича торжественно
объявили народу, а в 16 лет царевич осиротел (потерял
к отца и мать) и вступил на московский престол, не ви­
дев ничего в жизни, кроме семьи и дворца. Понятно, как
сильно было влияние боярина М орозова на молодого
царя: он заменил ему отца.
Дальнейшие годы жизни царя Алексея дали ему
много впечатлений и значительный житейский опыт.
Первое знакомство с делом государственного управле­
ния; необычные волнения в Москве в 1648 г., когда «го­
сударь к Спасову образу прикладывался», обещая вос­
ставшему «миру» убрать М орозова от дел, «чтоб миром
утолилкся»; путешествие в Литву и Ливонию, в 1654—
1655 гг. на театр военных действий, где царь видел у ног
своих Смоленск и Вильну и был свидетелем военной не­
удачи под Ригою, — все это развивающим образом по­
действовало на личность Алексея Михайловича, опреде­
лило эту личность, сложило характер. Царь возмужал,
из неопытного юноши стал очень определенным челове­
ком, с оригинальною умственной и нравственной фи­
зиономией.