«Ревнители благочестия», ушедшие в «старую веру»
от новшеств патриарха Никона и царя Алексея, мечтали
о сохранении и утверждении над всей народной жизнью
силы церковно-религиозных понятий, правил и навыков.
Они чуяли умом и сердцем, что опора этой силы в мос­
ковской церковной старине, в сохранении старинного ук­
лада жизни и отношений. Царь и патриарх смотрели
шире и в своем стремлении выйти из национальной обо­
собленности местной церкви на поприще междуцеркоз-
ных связей православного Востока не отрешались от
того же идеала построения жизни на руководящем зна­
чении православной церковности, но опирали его не на
национальную старину, а на византийскую традицию
власти, которая Богом поставлена управлять земной
жизнью «людей Его, Световых». Царь Алексей и пат­
риарх Никон столкнулись друг с другом на понимании
этой власти и ее священных полномочий, столкнулись
и с защитниками московской старины. Разрешение кри­
зиса привело к расколу — уходу из-под руководства го­
сударственной церкви многих народных общин, живших
своею напряженной религиозной жизнью, и к упадку са­
мостоятельной патриаршей власти, который был одним
из признаков ослабления значения церкви в делах госу­
дарства и в общественном быту. Внутренние процессы,
развивавшиеся в недрах Московского государства, от­
воевывали все больше места новым культурным потреб­
ностям, далеким от всякой церковности, несоизмеримым
ни с московской стариной, ни с традициями византий­
ского наследства. Великая Смута, пережитая Москов­
ским государством в начале XVII в., надорвала его силы
и в то же время,, перейдя в борьбу с иноземными врага­
ми за национальное существование русской народности,
крайне осложнила международное положение государст­
ва. Борьба продолжалась при новой династии, все раз­
растаясь, перешла в наступление, наполнив вейь XVII в.
почти непрерывным военным напряжением*. А внутри
шла трудная, тяжелая работа над внутренней организа-
9—482 129 цнсК народных сил и средств на потребу «государева
и земского дела». Все острее чувствовались недостаток
этих средств, материальных и культурных, необходи­
мость их усовершенствования и развития. Борьба заста­
вила пристальнее вглядеться в быт западного врага,
понять его преимущества и попытаться их усвоить. Недо­
вольство своей родной действительностью, сознание сво­
ей слабости перед чужой культурой, от успехов которой
пришлось отстать Московской Руси, подавленной поли­
тическою борьбой на три фронта с внешними врагами
и исключительными условиями народнохозяйственной
жизни, объясняемыми огромными пространствами Вос­
точно-Европейской равнины, толкали на усвоение новых
приемов технического знания и уменья, новых источни­
ков просвещения. Но сближение с Западом на почве
удовлетворения этой потребности не могло остановиться
на усвоении практически полезного для текущих нужд,
военной и промышленной техники, новых приемов народ­
ного хозяйства и экономической политики. Работа, на­
правленная в эту сторону, раскрывала перед русскими
людьми новые широкие пути деятельности, непривычной
по форме и сложности, манила их обилием ценных и ув­
лекательных сведений, вводила в их сознание ряд но­
вых понятий, приучала даже к иным приемам мысли,
как только они пытались основательнее и прочнее усво­
ить эти сведения. Необходимость учиться у иноземцев
создавала новые знакомства и отношения, открыла в мос­
ковскую среду доступ иностранцам в таком количестве,
какого раньше не бывало; под Москвой создался целый
уголок западноевропейского быта, Иноземная слобода,
знакомившая с более свободной, лучше обставленной по
комфорту и удобству частною жизнью. Перед русскими
людьми развертывался постепенно новый культурный
мир, интересный и привлекавший не одной новизной. Он
был силен удовлетворением потребностей, которые на­
стойчиво стали пробуждаться в Московском государстве
и обществе. Это были потребности, не находившие места
и пищи в традиционном укладе русской национальной
старины, и приходилось мириться с тем, что средства
для их удовлетворения несли на себе печать иноземной
и иноверной культуры. На иностранцев пришлось опе­
реться в организации полков нового ратного строя, в раз­
витии русской артиллерии и в первых попытках кораб­
лестроения, в расширении «врачебнаго строения», в уст­
130 ройстве заводов и начатков фабричного производства.
Расширение торговли ввело в московскую среду обилие
иноземных товаров, немецких и польских. В обстановке
царского дворца и боярских дворов появились новая ме­
бель, зеркала, статуэтки, часы «с хитрыми украшения­
ми», золоченые «немецкие» стулья, столы «немецкой»
и «польской» работы; заграничное ремесленное художе­
ство имело успех, воспитывало новые привычки и эсте­
тические вкусы. За внешними новинками развивались
и более глубокие интересы. Растет переводная литера­
тура с латинского, польского, немецкого языков, растет
и некоторое знакомство русских людей боярского и при­
казного круга с иностранными языками. Малороссы при­
несли в Москву новые литературные вкусы и новый ли­
тературный стиль, выросший на западном, латино-поль­
ском корню. Новизна проникает даже в заповедную
область церковного искусства. Еще при Михаиле Феодоро-
виче появились в Москве иностранные живописцы, пи­
савшие портреты и картины аллегорического, мифологи­
ческого и исторического содержания для покоев царских
и боярских. Они явились учителями русских художни­
ков, занимавшихся одновременно и светской живописью,
и иконописью. Сближение с Малороссией приводит
в Москву западнорусских «знаменщиков» с их западной
школой и вкусами. Широкое распространение получают
западные гравюры и иллюстрированные издания Свя­
щенного Писания. Старая иконописная традиция не вы­
держала натиска новых веяний, постепенно отступая пе­
ред «фряжским» иконным письмом, либо приспособляясь
к нему, принимая в себя ряд новых элементов. Тщетной
была попытка патриарха Никона остановить это течение
истреблением фряжских икон и анафемой на всех, кто
цх писать и держать будет: сам Бог вступился за освя­
щенные иконы нового письма, поразив Москву эпидеми­
ей. Новое, подражательное искусство страдало манер­
ностью и часто вычурностью непонятых форм, но оно,
по-своему, вносило в живопись светлую струю призна­
ния красоты линий и тонов самостоятельною ценностью
художества, которой служило искусство «умеренной
фрязи» царского иконописца Симона Ушакова, и его
ученик Иосиф Владимиров в особом полемическом рас­
суждении ее защищал.
В значительной мере во главе увлечения европейски­
ми и киевскими новинами стоял царский дворец. Не го­
9* 131 воря о том!, что от царской власти шел почин усвоения
новой техники военного и промышленного дела, как и по­
кровительство торговым сношениям с Западной Европой,
государев «верх» был главным заказчиком и покупате­
лем иноземного художества и иноземных товаров, по­
степенно перерождая весь стиль своей обстановки. Эсте­
тическая и балованная натура влекла царя Алексея
к красивой новизне, украшавшей дворцовый быт, увели­
чившей и его комфорт. По его почину возникли впер­
вые в Москве «комедийные действа», устроенные пасто­
ром Грегори с помощью московской иноземной молоде­
жи. Грегори пришлось затем обучить «комедийному делу»
и русских, набранных для того по государеву указу,
и руководить обучением дворовых людей боярина Мат­
веева, первых на Руси «крепостных актеров», которые,
кроме того, и на музыкальных инструментах играли
и новые танцы танцевали. На царский дворец работала
под руководством того же Матвеева группа рисовальщи­
ков и живописцев, создавших ряд роскошных иллюстри­
рованных книг для государева «верха». Манила царя
Алексея новая культура, но и пугала. В глазах благочес­
тивого московского общества она и в немецкой, и в поль­
ско-киевской редакциях несла печать латинскую, ере­
тическую. Царь Алексей временами поддавался страху
и колебанию, внушенному суровой прямолинейностью по­
читаемого духовника и его ревностных приятелей, и из­
давал, напр., указы, запрещавшие народные гудки и со­
пели, которые отбирались у москвичей по распоряжению
патриарха Никона, но сам охотно слушал «фиоли, и ор­
ганы, и струменты»; объявлял строгие запреты, чтобы
служилые люди «иноземских немецких обычаев не пере­
нимали, волос у себя на голове не подстригали, также
и платья, кафтанов и шапок с иноземских образцов не
носили и людям своим носить не велели», но не мог от­
даться убежденной борьбе за незыблемость старых обы­
чаев, которые уходили в прошлое.
Принимая западные «новшества», русские люди пе­
реживали глубокий перелом основных бытовых понятий.
Они научались строже прежнего отделять светское от
духовного, мирское от церковного. Трудно было привык­
нуть к мысли, что можно оставаться русским и правос­
лавным, живя в обстановке «латинского» Запада и по
его обычаю, но постепенно крепло сознание, что светская
жизнь, быт частный и государственный— самостоятель­ ная область деятельности и творчества, не зависимая от
церковной, с нею не соизмеримая и потому ей ни в чем,
по существу, не противоречащая. Рост светской культу­
ры, светского просвещения был лишь одной из сторон
культурного перелома, пережитого Московской Русью
в XVII в. Сложные политические задачи государства вы­
двигали новые воззрения на быт государственный, и то
отделение «дел гражданских» от «дел церковных», какое
было провозглашено на соборе 1667 г., знаменовало не
только попытку отстоять независимость церкви, но и на­
зревшую необходимость секуляризации самой идеи
государства, которое имеет свои цели и задачи, не зависи­
мые от церковного руководства религиозной и нравст­
венной жизнью верующих. Средствами светского просве­
щения, заимствуемыми с иноверного Запада, вскормлено
в XVII в. представление о государстве, которое возьмет
на себя руководство жизнью нации в ее политическом
быту, в народном хозяйстве и мирском, житейски нуж­
ном просвещении. Программа этой широкой системы го­
сударственной опеки над народною жизнью ради земных
политических и культурных целей, не зависимых от цер­
ковно-религиозных воззрений, развита при царе Алексее
в трудах пришлого питомца Западной Европы, Юрия
Крижанича. Он мечтал приобщением к западной культу­
ре сблизить русское общество и с католической вероис­
поведной основой Запада. Но осуществление этоц госу­
дарственной и просветительной программы Петром
Великим, найдя опору в культурных силах протестантско­
го севера, привело к торжеству светского государства
и новой светской культуры над средневековыми идеала­
ми священного царства и оцерковленного государства,
дорогих его отцу и людям старого поколения. Преобра­
зованная Никоном и царем Алексеем церковь отступила
в область частной и общественно-бытовой религиозной
жизни, а последователи «начальных отцов» старой веры
прокляли новое государство и новую культуру, как про­
клинали и церковные новшества, нарушавшие цельность
московской национальной традиции.