В 1812 г. Лезюр, чиновник французского министерст­
ва иностранных дел, выпустил в свет второе издание
своей книги: «О развитии могущества России от ее воз­
никновения до начала XIX в.», а в издании этом при­
вел, в дополнение к аргументам первого издания —
1807 г., — новое доказательство, что существует чудо­
вищный план порабощения Европы Россией, намеченный
Петром Великим и систематично выполняемый его пре­
емниками. Лезюр извлек это доказательство из записки,
представленной в 1797 г. французской Директории поль­
ским полковником Михалом Сокольницким, под заглави­
ем: «Взгляд на Россию». Тут приведено обстоятельное
«резюме плана расширения России и порабощения Ев­
ропы, начертанного Петром I». Сокольницкий пояснял,
191 что этот план раскрыт ему изучением России и сведени­
ями, почерпнутыми из варшавских архивов в 1794 г. Ле-
вюр уже утверждал, что такой «документ» — «завеща­
ние» Петра — «существует в особых архивах Российской
империи», а позднее, в 1836 г., Гальарда (сотрудник
Александра Дюма) опубликует это завещание с нача­
лом: «В имя пресвятой и нераздельной Тройцы, мы,
Петр, император и самодержец всей России…» и т. д.
Впрочем, и Сокольницкий, по-видимому, использовал
мысль, которая была в ходу среди дипломатов конца
XVIII в.: австрийский посол при дворе Екатерины, Ко-
бенцль, упоминал в своих депешах 1796 г. о политичес­
ком завещании Петра.
В этом любопытном изложении заветы Петра его пре­
емникам по управлению империей так представлены:
усилить Россию насаждением в ней европейской культу­
ры и развитием ее боевой силы в ряде непрерывных войн;
расширить ее территорию вдоль Балтийского побережья
и на юг, к Черноморью; подготовить покорение Швеции,
поддерживая против нее Англию, Данию и Бранденбург,
и завоевать ее; развить русскую армию и захватить Кон­
стантинополь, привлекая Австрию к изгнанию турок из
Европы; поддержкой в Польше анархии подготовить ее
расчленение; держаться тесного союза с Англией, предо­
ставляя ей широкие, хотя бы монопольные, торговые вы­
годы, чтобы развить русский флот, по образцу англий­
ского, для господства на Балтийском и Черном морях;
вмешиваться во все внутренние раздоры Европы, особен­
но Германии, для ее ослабления и усиления русского
влияния на Западе; возбуждать против Австрии герман­
ских князей, подчиняя их своему влиянию путем брачных
союзов с германскими владетельными домами; покро­
вительствовать православному населению Польши, Тур­
ции и Венгрии, чтобы, по разрушении первых двух, по­
корить и третью, предоставив за нее Австрии вознаграж­
дение в Германии; и, наконец, «нанести великий удар»,
т. е., начав с раздела власти над Европой то с Франци­
ей, то с Австрией, вызвать смертельную борьбу между
этими странами, поддержать Австрию, чтобы продви­
нуть свои войска на Рейн, а в тылу их подготовить на­
шествие «азиатских орд» морем из Азова и Архангельска
для порабощения всей Западной Европы — и Франции,
и Испании, и Италии…
Мысль о русской опасности для западноевропейского
192 мира пользовалась большим успехом в европейской ди­
пломатии и публицистике первой половины XIX в.
И в эпоху Венского конгресса английские дипломаты
высказывались против перехода Варшавского герцогст­
ва под власть Александра, потому что опасно усиливать
Россию: ее замысел — расшириться по Зунд и Дарданел­
лы, превратить и Балтийское и Черное моря во внутрен­
ние моря своих имперских владений. Англичане пред­
почли бы видеть Польшу независимым государством,
промежуточным («буферным», как нынче говорят) меж­
ду тремя великими монархиями — Россией, Австрией
и Пруссией, — или отдать ее Пруссии, лишь бы не уве­
личивать русской империи.
Англичане усматривали опасное проявление русско­
го империализма в инициативе, какую взяло на себя
русское правительство по вопросу о защите морской тор­
говли от чрезмерного ее утеснения в периоды войн меж­
ду морскими державами.
Вооруженный нейтралитет, организованный Екатери­
ной II в 1780 г., был признан в Англии попыткой «по­
дорвать самую основу морского могущества Англии»;
восстановление Павлом союза нейтральных держав для
охраны их торговли от каперства держав воюющих было
направлено против деспотического господства Англии
на морях. Прекратив войну с Англией тотчас по вступ­
лении на престол, Александр в июне 1801 г. подписал
конвенцию, в которой — отречение России от начал во­
оруженного нейтралитета. Однако вопрос этот остался
острым пунктом разногласий между русским и англий­
ским правительствами, даже в период англо-русского
союза, в годы коалиции против Наполеона, войны с ним,
которую Александр вел на английскую субсидию. Край­
няя зависимость русской торговли и промышленности от
Англии тяготила, как и решительное хозяйничанье ан­
глийских каперов в Черном и Балтийском морях. Рус­
ское правительство настаивало на признании этих морей
закрытыми и для английских военных судов и корсаров,
на снятии блокады даже с устьев Эльбы, ввиду важно­
сти для России торговли с Гамбургом, а захват англи­
чанами Копенгагенского порта — ключа к Балтийскому
морю — вызвал в Петербурге большое раздражение.
В годы союза, 1805— 1807-й, русское правительство за­
являет протесты против насилий английских каперов
над русскими коммерческими судами, а в обмене мнз-
13—482 193 ниями об условиях будущего общего мира подымает
вопрос о частичном хотя бы пересмотре принципов «мор­
ского кодекса» как существенного элемента междуна­
родного права, тему, которую англичане упорно устра­
няют из программы будущих переговоров на мирном
конгрессе. На суше империя традиционно стремилась
к полному господству в Восточной Европе, обеспечен­
ному с Запада возможно выгодной военной границей,
какой представлялась «граница по Висле», а в предель­
ных мечтах русской дипломатии — прямая линия от
Данцига на Торн и Краков.
Опасение русского засилья в европейских делах —
яркая черта всей европейской политики первой половины
XIX в., нашедшая такое крайнее выражение в «теста-
менте» Петра Великого, этом польско-французском пам­
флете против «северного колосса».
Но для Англии это опасение, на котором сходились
правительство с оппозицией, было лишь одним из про­
явлений стародавней и постоянной заботы о том, как бы
континентальная Европа не объединилась в прочной по­
литической организации под гегемонией одной из вели­
ких держав. Испанию XVI в., королевскую Францию
XVIII в. сменила в начале XIX в. великая империя Н а­
полеона. Напрягая все силы и средства в борьбе против
этого нового призрака мировой монархии, «владычица
морей» защищала свое мировое экономическое господст­
во, расширяла его колониальную базу и настойчиво под­
нимала против Франции одну коалицию за другой. Фран­
ция, чьи национальные силы, возбужденные революцией,
искали выхода в мощном расширении своего господ­
ства, в империалистическом порыве, создавшем своего
героя, была, в данный момент, наиболее опасным вра­
гом. Однако руководители английской политики, обсуж­
дая желательный исход многолетней борьбы, предусмо­
трительно отстраняли всякие политические проекты,
осуществление которых могло заложить основу для сме­
ны французского преобладания какой-либо иной обще­
европейской гегемонией: поддерживали своими внуше­
ниями взаимное недоверие континентальных держав, то
пугая соседей России перспективой чрезмерного роста
ее силы, то возражая в Петербурге против берлинских
планов подчинения германского союза главенству Прус­
сии.
А между тем Европа переживала огромный кризис,
194 который, казалось, должен привести к коренной ломке
всех исторически сложившихся государственных единиц,
на которые она поделена. Подобно тому как революци­
онная перестройка гражданских отношений внутренно
перестроила Францию, глубже ее объединила в единую
мощную нацию, революционная идеология представляла
себе всю Европу освобожденной от государственных гра­
ниц старого режима и его правительств, объединенной
в «братстве народов», обновивших свою внутреннюю
жизнь на тех же принципах равенства и свободы не
только в гражданском быту отдельных стран, но и в меж­
дународных отношениях. Подъем экономических сил
к развитию, освобожденному от последних пут феодаль­
ного режима, должен был, по смыслу этих идеалов, ох­
ватить весь континент Европы, сокрушая международ­
ные границы для широкого, свободного общения и об­
мена народов плодами их труда и культуры. На деле
космополитические порывы Великой французской рево­
люции быстро исказились в росте французского нацио­
нализма, революционные войны выродились в ряд заво­
еваний, «братство народов» — в подчинение завоеван­
ных стран французскому господству с тяжкой их
эксплуатацией для усиления расстроенных финансов
Франции и для ее торгово-промышленного преоблада­
ния.
На смену революционной Франции пришла Франция
Директории, Консульства и Империи с ее безудержным
и хищным империализмом. Однако великое революцион­
ное дело было сделано. Открыты были пути к обновле­
нию всех общественных отношений на началах свободы
и гражданского равенства, а пример французского наци­
онального движения и гнет французского господства вы­
ковали стремление отдельных наций к политическому
самоопределению. На очереди стояла задача междуна­
родного мира и новой организации Европы. Путь к ее
решению шел через преодоление наполеоновской уто­
пии — мировой монархии императора французов.
Задачу «умиротворения Европы» Александр унасле­
довал от отца. Но Павел мечтал о восстановлении тра­
диционных основ старого порядка, монархического
и феодального, пытался объединить против революции
реакционные силы аристократической и католической Ев­
ропы; гроссмейстер Мальтийского ордена, он — покрови­
тель иезуитов и эмигрантов, всех роялистов и церковни­
13* 195 ков старого мира; на первых порах он легко сошелся
и этих планах с Австрией, хранилищем средневековых
традиций, и Англией, которая тратила большие усилия
и средства на поддержку роялистских и аристократиче­
ских контрреволюционных смут в недрах самой Фран­
ции. Только вражда к деспотизму морского могущества
Англии, отказ обслуживать русскими силами корыстные
цели английской политики и завоевательные стремления
австрийцев в Италии привели Павла к разрыву с коа­
лицией и даже к союзу с Наполеоном, когда тот стал
па путь военно-полицейского цезаризма и предложил
Павлу раздел власти над миром ради водворения обще­
го «успокоения и порядка».
Александр сразу иначе поставил основания этой меж­
дународной задачи. Он ие мог обосновывать свою поли­
тику реакционными феодально-монархическими и клери­
кальными принципами. Он видел силу Франции в осво­
бождении масс к гражданской свободе от
! репостничества, от цеховой связанности ремесла, от
пут старого режима вообще. Борьба с ней не должна
быть служением реакции. В первом приступе к серьез­
ным переговорам с Англией о задачах антифранцузской
коалиции, в инструкции Новосильцеву, отправленному
с чрезвычайной миссией в Лондон, Александр —
в 1804 г. — так рассуждает: «Наиболее могущественное
оружие, каким до сих пор пользовались французы и ко­
торым они еще угрожают всем странам, это — общее
мнение, которое они сумели распространить, что их де­
л о— дело свободы и благоденствия народов. Было бы
постыдно для человечества, чтобы такое прекрасное де­
ло пришлось рассматривать как задачу правительства,
ни в каком отношении не заслуживающего быть его по­
борником. Благо человечества, истинная польза закон­
ных властей и успех предприятия, намеченного обеими
державами, требуют, чтобы они вырвали у французов
это столь опасное оружие и, усвоив его себе, воспользо­
вались им против них же самих». Необходимо поэтому
согласиться с Англией на отказе от мысли «повернуть
человечество назад», т. е. от намерения восстановить
в странах, освобождаемых от власти Наполеона, старые
злоупотребления и тот порядок, от которого народ от­
вык, воспользовавшись освобождением и лучшей гаран­
тией своих прав. Напротив, задачей держав должно
быть — обеспечить за населением эти достижения и всю­
196 ду устанавливать такой правительственный порядок, ко­
торый был бы основан на особенностях данной страны
и воле ее населения; в частности, и французам надо вну­
шить, что война ведется коалицией не против француз­
ского народа, а против его правительства, «столь же ти­
ранического для самой Франции, как и для остальной
Европы». Подражая в этом революционной Франции,
Александр рассчитывает, что, твердо придерживаясь та­
ких принципов, коалиция вызовет общий энтузиазм и пе­
реход на свою сторону всех народов. Но мысль его идет
еще дальше. «Не об осуществлении мечты о вечном мире
идет дело — читаем в той же инструкции, — однако,
можно приблизиться во многих отношениях к результа­
там, ею возвещаемым, если бы в трактате, который за­
кончит общую войну, удалось установить положение
международного права на ясных и точных основаниях»,
провести, согласно с ними, всеобщее умиротворение
и «учредить лигу, постановления которой создали бы,
так сказать, новый кодекс международного права, кото­
рый, по утверждении его большинством европейских дер­
жав, легко стал бы неизменным правилом поведения
кабинетов, тем более что покусившиеся на его нарушение
рисковали бы навлечь на себя силы новой лиги».
Такова общая идея Александра, сформулированная
в секретной ноте-инструкции от 11 сентября 1804 г. В ней
же намечены общие соображения о будущем переустрой­
стве Европы: оно должно руководиться рациональными
основаниями; прежде всего — границами, какие для дан­
ной страны начертаны самой природой, ее естественны­
ми горными или морскими границами, а в частности —
необходимыми для нее выходами на международные
торговые пути, ради сбыта произведений ее почвы и про­
мышленности; далее — необходимо было бы, чтобы каж­
дое государство состояло из однородного населения, под­
ходящего для согласного объединения под одним управ­
лением.
В этой инструкции молодого императора — смелая
попытка обновить программу политики держав старого
порядка идеями нового мира, порожденными революци­
онным порывом европейской жизни к более широкому
и свободному развитию, по в то же время преодолеть
этот бурный порыв, вводя его в организационные рамки
«законного» правительственного режима. Александр еще
не боится общественного энтузиазма. Верный воспитан­
197 ник века Просвещения, он видит в революционном на­
правлении этого энтузиазма только плод тактической
ошибки старых монархий, не сумевших вовремя взять
в свои руки знамя свободы и равенства и ввести осуще­
ствление этих принципов в рамки «законно-свободных»
учреждений, организуемых и руководимых законной мо­
нархической властью. Обновленная работа этой власти
должна быть организована в международном масштабе,
и на развалинах старой Европы вырастет новая, под ру­
ководством постоянной «лиги» наций, которая приблизит
мир к идеалу вечного мира — в отношениях между
правительствами и населением их стран и между отдель­
ными странами-государствами. Мысль о таком объедине­
нии Европы ради устранения международных конфлик­
тов — мысль XVIII в. Наиболее известным ее выраже­
нием был «Проект трактата, чтобы сделать мир
постоянным» аббата Сен-Пьера, опубликованный в
1713 г.; тут речь шла о «христианской республике» —
своего рода европейской федерации, с разбором всех
конфликтов на общих конгрессах, под гарантией общей
вооруженной силы; мысль, весьма популярная в идеоло­
гических кругах: в 20-х гг. XIX в. ею увлечен А. С. Пуш­
кин, убежденный, что правительства, совершенствуясь
в своем строе и в своей политике, постепенно водворят
вечный и всеобщий мир и что «тогда не будет проли­
ваться иной крови, как только кровь людей с сильными
характерами и страстями, с предприимчивым духом, ко­
торых мы теперь называем великими людьми, а тогда
будут считать лишь нарушителями общественного спо­
койствия». Поэт чутко отметил полицейски-нивелирую-
щую и подавляющую «страсти» тенденцию пацифизма.
Программа 3804 г. ляжет в основу всей международ­
ной деятельности Александра. Она тесно связана с той
его политической идеологией, которую он себе выраба­
тывает на вопросах внутренней политики, на планах пре­
образования своей империи. Укрепить «силу правитель­
ства» такой ее организацией, чтобы она действовала не
иначе как на пользу важнейшим интересам населения,
обосновать ее на полной гармонии власти и населения,
дисциплинированного и законопослушного, не за страх,
а за совесть преданного своим законным государям, на­
садителям общего блага, перестроить международные
связи на началах, обеспечивающих прочность всеобщего
мира, сделать раз навсегда излишними и войны, и рево­
198 люции — таковы идеи этой утопии. Рациональное пре­
образование России и Европы для Александра— две
части одной задачи. «Россия есть европейская держа­
ва», — рассуждала Екатерина в своем «Наказе»; Петр
вводил европейские нравы и обычаи в своем европей»
ском народе тем легче, что прежние, бывшие в России
нравы совсем не подходили к ее естественным условиям,
а были принесены внешней случайностью — «смешением
разных народов и завоеваниями чуждых областей»;
Петр только восстановлял европейскую сущность рус­
ской народности. Россия — европейская страна, а Евро­
па сознается в XVIII в. как единое культурно-историче­
ское целое. Вольтер развивает мысль, что страны
Европы — «одна семья», объединенная религией, учреж­
дениями, культурой, а в политику это воззрение вводит­
ся преимущественно австрийской дипломатией с консер­
вативной целью противопоставить «политическую Евро­
пу, признающую общие права и общие обязанности»,
разрушительным действиям революционной Франции
и призвать все державы к защите «общего мира, спокой­
ствия государств, неприкосновенности владений и вер­
ности трактатам».
Но то, что для автора этих призывов, Кауница, как
позднее для Меттерниха, — основа непримиримой реак­
ции, то для Александра — арена исканий прочного ком­
промисса между старой властью и новыми потребностя­
ми народной жизни. Разочарование в преобразователь­
ных опытах первых лет выводит его на международное
поприще. Только в общеевропейском масштабе представ­
ляются ему разрешимыми те задачи, какие он себе по­
ставил в деле внутреннего преобразования империи. Тем
более что между этими внутренними имперскими пробле­
мами и судьбами Европы есть связующее звено — поль­
ский вопрос.
Александр привлек к управлению иностранными де­
лами России друга своей юности, князя Адама Чарторый-
ского, в уверенности, что польскому патриоту не при­
дется на этой службе отрываться от служения интересам
польской родины. Александр решительно осуждал, подоб­
но отцу, раздел Польши не только как деяние, нарушав­
шее и подрывавшее те самые принципы международного
права и рациональной справедливости, которые он со­
бирался восстановлять, но и как политический акт, ос­
лаблявший положение России на западной границе
199 в пользу Пруссии и Австрии. В совещаниях Александра
с Чарторыйским речь идет о присоединении к владениям
русского императора, который примет титул короля (ца­
ря) польского, всех земель Польши до первого ее раз­
дела, так, чтобы имперская граница прошла от Данцига
к истокам Вислы и по Карпатам к истокам Днестра. За­
то территории Пруссии и Австрии предположено рас­
ширить к западу, хотя бы пришлось предоставить Прус­
сии Голландию, Австрии — владения в южной Германии
и даже Италии. Политическое равновесие Европы надо
строить на пяти державах: Англии и России, Франции,
Пруссии и Австрии; руководящая роль сохранится за
англо-русским союзом, так как остальные три слишком
разрознены в интересах. Но существенно сохранить им
противовес в Испании с Португалией, в Италии, которую
лучше бы охранить от австрийского господства, объеди­
нив ее государства федеративной связью, по мысли Пит­
та, и в самой Германии. Объединение этой страны в еди­
ном государстве едва ли возможно, да и нежелательно;
лучше — полагал Александр — в духе традиций дипло­
матии XVIII в. выделить из нее и Австрию, и Пруссию,
а из остальных германских государств построить креп­
кий союз. При таком разделении Европы, особенно вви­
ду исконного соперничества Англии и Франции, Россия
получит преобладающее влияние в делах. Восточный
Еопрос лучше пока на очередь не ставить, но если в ходе
событий рухнет неустойчивое равновесие на Балканском
полуострове, то следует иметь в виду разделение евро­
пейских владений Турции на несколько автономных обла­
стей, соединенных в федерацию под протекторатом
русского императора, или частичный их раздел с предо­
ставлением Австрии сербохорватских земель, а Рос­
сии — Константинополя и проливов, Молдавии и части
Валахии.
Политика принципов наполнялась в этих проектах
1804 г. весьма конкретным империалистическим содер­
жанием. Путь к осуществлению всех этих планов вел
через борьбу с Наполеоном за господство над Западной
Европой.
Английский премьер Питт сравнивал кризис, пере­
живаемый Европой под напором французской силы,
с тем, какой вызвала в конце XVII в. завоевательная
политика Людовика XIV. «Спасителем Европы» явился
тогда Вильгельм Оранский, воодушевивший все держа­ вы на коалиционную борьбу с Людовиком; к этой роли
призывал Питт Александра. Подобная перспектива ув­
лекала русского императора. Размышления над нею
и разработка соответственной политической программы
выводили его идеологию на те широкие пути, которые
определились в планах 1804 г. Но, по существу, они не
были подсказаны Александру со стороны: в них много
павловского наследия, переработанного в новом духе.
Основными элементами коалиции должны были стать
Россия и Англия, Пруссия и Австрия. Для Англии ее
борьба с революционной и с наполеоновской Францией
была продолжением их векового соперничества на почве
колониальной политики и стремления Франции развер­
нуть свои экономические силы развитием самостоятель­
ной французской морской торговли. Англия упорно за­
щищала свое морское господство. И для Александра
в этом был труднейший пункт его конечного плана —
установить прочную систему международного права:
программная инструкция 1804 г. отмечает эту наиболее
трудную задачу—убедить Англию в необходимости пере­
смотра ее «морского кодекса» для обеспечения прав и ин­
тересов других держав на началах «порядка и справед­
ливости». Еще сложнее был вопрос о русско-прусских
отношениях. Александр унаследовал от отца глубокую
симпатию к Пруссии как образцу гатчинской военщины
и гатчинской дисциплины. Летом 1802 г. он едет в Ме-
мель посетить митрополию своей гатчинской школы,
«расширить свои познания в военном строе и парадах»,
которым придавал «большую важность и обладал почти
в такой же степени, как и его брат Константин» (по сви­
детельству кн. Чарторыйского). Семейные симпатии
и традиции делали, с другой стороны, прусскую королев­
скую семью — не чужой для него, не иностранной, а род­
ственной и близкой: Личная дружба с Фридрихом-Виль­
гельмом, очарование прекрасной королевы Луизы, ко­
торому и современники и потомки склонны придавать
крайне преувеличенное значение даже в политике Алек­
сандра, закрепляли эти прусские связи, выразившиеся
в октябре 1805 г., накануне Аустерлица, пресловутой
клятвой вечной дружбы двух государей у гроба Фридри­
ха Великого. Пруссия, как по-своему законченный тип
военно-бюрократического государства и патримониаль­
ного монархизма, и без того занимала большое место во
всем складе воззрений и симпатий Александра. Пруссия,
201 как одна из крупных политических сил Европы, пред­
ставлялась ему, с другой стороны, необходимым элемен­
том европейской системы, связь с нею, влияние на нее —
одним из устоев европейской политики России. Мысль,
сосредоточенная на роковой неизбежности борьбы против
Наполеона, осложнялась сознанием противоречия меж­
ду необходимым для этой борьбы союзом с Пруссией
и противоположностью ее интересов имперским планам
Александра в области польского вопроса и вообще за­
падных пределов России. Общий принцип естественных
границ и, особенно, выходов на мировые торговые пути,
который намечался как одна из основ будущего переуст­
ройства Европы, получал такое применение в обсужде­
ниях между Александром и Чарторыйским, что для Рос­
сии, для ее торговых и стратегических интересов, необ­
ходимы устья Немана и Вислы, без которых невыполнимо
обеспечение Литве и Польше здорозых условий развития,
как и без австрийской Галиции — неразрешима органи­
зация Польши и установление твердой западной границы
империи, для Пруссии, однако, явно неприемлемое. Из
этих рассуждений Чарторыйскнй делал решительный вы­
вод, что разрешение этих задач внешней политики Рос­
сии возможно только путем войны с Пруссией, которая
должна предшествовать борьбе против Наполеона и соз­
дать для этой борьбы надлежащую базу. Александр от­
ступил перед такой перспективой и пошел иным путем —
организации антифранцузской коалиции, полагая, что
победа над Наполеоном даст возможность провести пере­
устройство Европы на мирных конгрессах. Однако Прус­
сия твердо замкнулась в системе выдержанного нейтра­
литета северной Германии — со времени своего выхода
из первой коалиции по Базельскому миру 1795 г. Тщетно
убеждал Александр своего берлинского друга, что «дей­
ствительная, непреходящая польза» Пруссии требует ее
присоединения к коалиции, что покорность Наполеону,
только прикрытая нейтралитетом, ведет, «после многих
дорогостоящих уступок и с вечным упреком за содейст­
вие предоставлению всемирной монархии тому, кто так
мало этого достоин, к полному и неизбежному разруше­
нию его государства». Фридрих-Вильгельм сделал
в 1804 г. последнюю попытку удержаться в равновесии
между Францией и Россией и пошел только на деклара­
цию о готовности своей оказать вооруженное сопротив­
ление всяким новым нарушениям северно-германского
202 нейтралитета Наполеоном, в союзе с Александром, с ко«
торым он согласен «в принципах». Эта неудача не оста*
новила, однако, настояний Александра на присоединение
Австрии к англо-русскому союзу. Преодолеть нереши«
тельность австрийского правительства стоило немалого
труда. Кобенцль ясно видел огромные размеры риска*
указывая представителям России, что-де «мы находимся
у дула пушки и скорее будем уничтожены, чем вы смо-
жете притти к нам на помощь», тем более что население
габсбургских владений отнюдь не проникнуто необходи­
мым доверием и уважением к своему правительству^
С трудом примирялась Австрия с потерей своих италь«
янских владений и с упадком своего общегерманского
значения, но признала за Наполеоном его императорский
титул, который он сам рассматривал как возрождение
императорства, созданного Карлом Великим, что и вы­
разил позднее в титуле римского короля для своего сына,
Франц II стал титуловаться императором австрийским,
уступив таким образом «корсиканцу» притязания С ея-
щенной Римской империи на общеевропейское главен­
ство.
Александр не признал ни того, ни другого. Но как ни
соблазнял он Австрию русской военной поддержкой,
в своевременность и достаточность которой в Вене пло­
хо верили, и английскими субсидиями, из-за размера ко­
торых шла продолжительная торговля, ему в 1804 г. уда­
лось и от Австрии добиться только декларации, и то
редактированной весьма осторожно, о готовности дейст­
вовать вместе с Россией для предотвращения и отраже­
ния новых нападений Наполеона на одну из договари­
вающихся сторон (со стороны России разумелось напа­
дение на русские войска, занимавшие Ионические
острова) или опасные для них захваты его в Германии.
Не одна опаска перед силой Наполеона и сознание сво­
его бессилия обусловили такую осторожность австрий­
ских правителей. Они с недоверием озирались на Рос­
сию, толкавшую их в тяжелую и опасную войну, и на
старую соперницу, Пруссию: в декларации были огово­
рены гарантия неприкосновенности Турции «в том поло­
жении ее владений, в каком оные ныне находятся»,
и в особой статье — обязательство России обеспечить
нейтралитет Пруссии; оговорено и обязательство Алек­
сандра выторговать у Англии крупную денежную субси­
дию для австрийцев. Характерно в этой декларации так-
203 же признание целью коалиции, по мысли Александра,
«не выполнение контрреволюции, но единственно отвра­
щение общих опасностей Европы», так как «правила
обоих государей не позволяют им ни в каком случае
стеснять свободную волю французской нации».
Коалиция была и не полна — без Пруссии, и военные
силы не были достаточно подготовлены для совместных
действий, когда в апреле 1805 г. заключен окончательно
англо-русский договор, к которому в июле присоедини­
лась и Австрия, поддавшись самонадеянности одной из
групп своего высшего командного состава. А Наполеон
едва ли преувеличивал, когда заявлял официально
в Берлине, что ему ясны все планы его противников во
всех их последствиях. Покинув подготовку фантастиче­
ского проекта десанта в Англию, он открыл.военные дей­
ствия иа суше. Опасения Кобенцля быстро оправдались.
Австрийские силы были сокрушены раньше, чем подо­
спела русская армия. Кроме медлительной мобилизаци­
онной техники, в этом запоздании сыграли свою роль
и переговоры с Пруссией о пропуске русских войск. Лич­
ное посещение Берлина Александром, ознаменованное
клятвой взаимной дружбы в Потсдаме, привело к запоз­
далому заключению договора о присоединении Пруссии
к антифранцузской коалиции, обусловленному, однако,
предварительной попыткой прусского посредничества
для немедленного восстановления мира. 3 ноября
(22 окт.) подписан этот договор, а еще 19 октября гене­
рал Мак капитулировал со всей своей армией, 13 ноября
Наполеон вступил в Вену и разрубил узел весьма на­
пряженного положения, когда сколько-нибудь серьезная
неудача могла его погубить (с выступлением Пруссии
и подходом всех австрийских сил), 2 декабря (20 нояб.)
Аустерлицкой победой.
Аустерлиц лег тяжелой тенью в личной жизни Алек­
сандра. Он сам провел всю дипломатическую подготовку
коалиции и войны, распоряжался ее военной подготов­
кой и сам настоял на решительной битве, вопреки мне­
нию главнокомандовавшего союзной армией Кутузова.
Он словно пробовал силы на широком поприще правите­
ля большого государства, памятуя совет Лагарпа — вы­
слушивать мнения министров и других ответственных
исполнителей, но решать самому, без них. Вся кампа­
ния — и дипломатическая, и военная — кончилась ката­
строфой. Александр чувствовал, что ответственность воз-
204 лагагот на него, но сам досадливо складывал ее на своз*
«кабинет» и на Кутузова, к которому навсегда проникся
ревнивой антипатией и недоверием.
Положение Чарторыйского в роли руководителя ве­
домства иностранных дел стало невозможным. В марте
1806 г. он обратился к императору с письмом, в котором
дал любопытную характеристику сложившихся отноше­
ний. Он выясняет как причину полной неудачи попыток
внести единство и планомерность в управление делами
государства стремление Александра «брать исключи­
тельно на одного себя ответственность не только за каж­
дое принятое решение, но даже за его исполнение, вплоть
до самых мельчайших подробностей», его стремление
«все решать единолично, как в делах военных, так
и в гражданских», особенно в острые моменты, «когда
дело идет о принятии таких решений, от которых зави­
сит спасение или гибель государства». Входя во все де­
тали иностранных дел, Александр лично избирал предста­
вителей России за границей или ставил рядом с ними
доверенных людей, особо уполномоченных, не считаясь
обычно с мнением министерства; сам редактировал и из­
менял инструкции. Выполнение коллективно намеченных
планов теряло устойчивость и последовательность под
давлением его личных действий. То же и в делах воен­
ных. Чарторыйский укорял Александра в замедлении
рекрутского набора и приказов о мобилизации, в несвое­
временном движении войск на театр действий — из-за
его личных колебаний и медлительности. Отъезд Алек­
сандра в действующую армию состоялся вопреки настоя­
ниям окружающих. Ему указывали, насколько его при­
сутствие свяжет высшее командование, подорвет его
ответственную самодеятельность, перенесет эту ответст­
венность всецело на него самого. «Государь, — писал
ему Чарторыйский, — не доказавший еще на опыте сво­
его уменья командовать, никогда не должен ставить се­
бя в такое положение, где, в известный критический
момент, он может быть вынужден принимать сам лично
быстрые и бесповоротные решения». А при армии Алек­
сандр, не принимая открыто командования, связывал
главнокомандующего своими решениями, подрывал его
авторитет, выслушивая разноречивые мнения штабных
генералов, лично осматривал передовые позиции и дви­
жения колонн, чтобы быть на виду у армии, вместо того
чтобы «лишь в крайних случаях пользоваться тем впе­
205 чатлением, какое производит на войска его личное по­
явление», как ему советовали.
Но Александр не мог примириться с такой организа­
цией управления, которая, как ему казалось, отдаляет
его от власти, ни, тем более, от такой постановки воен­
ного управления и командования, которая отдаляет его
от армии. Держать в своих руках все устои «силы пра­
вительства», лично определять все направление и содер­
жание правительственной деятельности и возможно
ближе, непосредственнее руководить ее ходом, как в ее
целом, так и в существенных деталях, было для Алек­
сандра не только делом личного честолюбия, но и созна­
тельным выполнением выпавшей на его долю роли пра-
вителя-самодержца, к тому же захваченного широкими
планами перестройки своей империи и всей Европы на
принципиально новых основаниях. Александр вернулся
в Петербург после Аустерлица сильно подавленным. Де
Местр сообщал о нем, что его удручает мысль о беспо­
лезности императора, который не в силах стать полко­
водцем. Однако, разбираясь в крайне тяжелом и слож­
ном политическом положении, он нашел себе выход
из упадка духа — в уничтожающей критике действий ис­
полнителей своих предначертаний и союзников. Мысль
сосредоточивается на возможности реванша, который
вернет к прежним широким планам, на сохранении и под­
готовке необходимых для этого условий.
Политические последствия Аустерлица казались ре­
шительными. В том же декабре 1805 г. Австрия совсем
капитулировала перед Наполеоном по миру, заключен­
ному в Пресбурге; Пруссия заключила с ним в Шенбрун-
не союзный договор, который после нерешительных пе­
реговоров получил ратификацию Фридриха-Вильгельма.
В первых же переговорах с Россией — о перемирии, за­
тем о мире — прозвучали совсем «тильзитские» ноты:
свобода действий Наполеону на Западе, Александру —
на Востоке. Переговоры эти продолжены русским упол­
номоченным Убри в Париже и привели его к подписа­
нию мирного трактата в июле 1806 г. — с признанием
императорского титула Наполеона и всех его европей­
ских распоряжений. Но Александр еще отступает перед
таким шагом. Все эти договоры сулят только «мнимое
умиротворение», отдают и Австрию, и Пруссию, и Поль­
шу, которая на Наполеона возложит все надежды, в руки
императора французов: он станет подлинным императо­
206 ром Европы, этот «узурпатор». Цель Александра — со­
хранить почву для возрождения коалиции; в этом духе
идут его сношения с Австрией, а Пруссия заменяет свою
политику «нейтралитета» своеобразным союзничеством
на две стороны, с двумя органами своей внешней поли­
тики— официальным для Франции и неофициальным
для России, с которой, в противовес Шенбруннскому до­
говору, обменивается «союзными декларациями», обязу­
ясь — с заявлением, что Шенбруннский трактат не на­
рушает прежних союзных отношений к России, — не по­
могать Наполеону, если бы между ним и Александром
завязалась борьба из-за Турции или если бы Александр
нашел своевременным подать помощь Австрии при на­
рушении Францией Пресбургского мира, и принимая
обязательство Александра «употреблять постоянно боль­
шую часть своих сил на защиту Европы и все силы Рос­
сийской империи на поддержание независимости и не­
прикосновенности прусских владений». Весь смысл этих
«деклараций» был для Александра в том, чтобы удер­
жать Пруссию от перехода вполне в ряд врагов коали­
ции — вассалов Наполеона — и сохранить в ней расчет
на покровительство России. Ход событий завел дальше
этого. Александр отказался утвердить договор, заклю­
ченный Убри, а Пруссия не удержалась в своем двусмыс­
ленном балансировании между двумя империями и не
достигла своей цели усилиться в северной Германии об­
разованием «Северного союза» немецких княжеств, под
своим главенством, и приобретением Ганновера. В рас­
чете на русскую помощь, Фридрих-Вильгельм поставил
Наполеону ультимативные требования, на которые тот,
видя перед собою опять возрождение коалиции, а в тылу
восстание Испании, ответил уничтожением прусской ар­
мии в двойном бою 14 октября: под Иеной и Ауерштед-
том; 25 октября маршал Даву занял Берлин. Пруссия
казалась уничтоженной. Во всяком случае, ее судьба —
в руках Наполеона.
Перед ним большая задача: утвердить свое господ­
ство над всей континентальной Европой, спаять ее в од­
ну политическую систему под своим главенством, пере­
строить ее в крепкую федерацию под гегемонией Фран­
ции и противопоставить ее главному противнику —
Англии. Великая империя не может существовать только
на суше. Наполеон давно борется за французское гос­
подство на Средиземном море: Италия, Испания долж­
207 ны войти в имперскую систему Европы, Турция — под его
опеку. В Берлине, в этот момент торжества, оформилась
идея «континентальной блокады» — этой экономической
спайки всего континента под французским господством,
с полным бойкотом английской торговли, пока «влады­
чица морей» не смирится перед императором Запада
и не подчинится его директивам. Но в эту систему необ­
ходимо ввести и Россию: силой или миром. Игнорировать
ее нельзя: слишком это и политически, и экономически
существенная часть европейского мира. Разграничиться
с ней трудно: ее ближневосточные притязания врезыва­
ются в средиземноморскую политику, Наполеона, поль­
ские — в среднеевропейскую, балтийские — в северную,
во все вопросы, связанные с Англией и Пруссией. В ней
источник новых «коалиционных» опасностей, новой
борьбы за добытое с таким напряжением сил европей-
кое господство, еще не закрепленное, еще зыбкое и шат­
кое в основах. Еще много трудностей в организации им­
перского господства на Западе; необходимо ввести
Россию в континентальную систему, оторвать ее от Ан­
глии, парализовать ее поддержку всем противоборству­
ющим Наполеону силам.
Александр видит свою империю в большой опасно­
сти. Наполеон грозит выбросить его из Европы. Дело не
только в мероприятиях, направленных на то, чтобы убить
возможность для Австрии и Пруссии новой борьбы, но­
вого союза с Россией. Наполеон подымает, возрождает
Польшу, организует ее силы, восстановляет ее былое
значение — передового поста Западной Европы против
России. Гений военного империализма вновь и вновь
принимает обличие носителя революционных начал —
освобождения пародов, грозит отнять у Александра его
мечту о захвате этого мощного орудия в пользу «закон­
ных» правительств. Увлечены этим «порождением рево­
люции» поляки, но не увлекутся ли и русские? Уже
раньше, вступая в первую борьбу с Наполеоном, Алек­
сандр, только что упразднивший «тайную экспедицию»
с резким осуждением в манифесте 2 апреля 1801 г. ад­
министративного произвола в деле полицейского сыска
и охраны порядка, учреждает вновь, при отъезде своем
в армию, особый комитет по «сохранению всеобщего спо­
койствия и тишины», перестроенный в январе 1807 г.
с новыми широкими полномочиями в «комитет общей
безопасности». Цензурные распоряжения воспрещают
208 касаться польского и крестьянского вопросов: Александр
встревожен народными толками о том, что-де Бонапарт
писал ему, чтобы он освободил всех крестьян, а то война
никак не прекратится, что француз крестьян не тронет,
а только помещиков истребит, чтобы народ вызволить
от утеснения. Мало того. Наполеон снова, как в дни
своей египетской экспедиции, развертывает обширные
планы восточной политики. Завязывает сношения с Пер*
сией, против которой у Александра шли с 1804 г. воен­
ные действия, связанные с недавним присоединением
Грузии и укреплением русского владычества в Закав­
казье. Наполеон увлечен мыслью доставить Персии ин­
структоров и артиллерию, вернуть ей Грузию, порвать
ее связи с Англией, поднять против англичан афганцев,
подготовить путь для французского вторжения в Индию.
Ближе и реальнее его турецкая политика. Он поднимает
Турцию против России. Под давлением французской
дипломатии, султан сменяет господарей Молдавии и Ва­
лахии, связанных с Россией, другими, ей враждебными;
Александр — в ноябре 1806 г. отвечает оккупацией ду­
найских княжеств и вступает в шестилетнюю войну с Тур­
цией.
В итоге перед Александром на выбор — либо капиту­
ляция перед Наполеоном, либо борьба. Он пытается во­
зобновить борьбу. Призывает Австрию к новому усилию,
чтобы «остановить полное крушение мира, который на­
ходится под страшной опасностью разрушения и порабо­
щения», возвещает патетичным манифестом возобнов­
ление войны с Наполеоном, призывает сверх регулярной
армии повсеместное ополчение, объявляет сбор пожерт­
вований деньгами и вещами, ввиду грозящего инозем­
ного вторжения. Синоду поведено возбудить население
религиозным фанатизмом против «неистового врага мира
и благословенной тишины», порожденного «богопротив­
ной революцией», из-за которой «за ужасами безнача­
лия последовали ужасы угнетения» сперва для Франции,
потом и для всех стран, поддавшихся этой заразе, су­
щего антихриста, который в Египте «проповедовал ал­
коран магометов», а в Париже собрал еврейский синед­
рион с мыслью устремить евреев против христиан и ра­
зыграть роль «лжемессии», а теперь «угрожает нашей
свободе».
Александр явно мечтал создать в 1807 г. «отечествен­
ную» войну, войну национальной самообороны для Рос­
14-482 209 сии, освободительную для Западной Европы. Покушение
это было выполнено с явно негодными средствами и при­
вело к новому срыву’ Однако безнадежность положения
для возрождения коалиции выяснилась не сразу. Удач­
ный авангардный бой под Пултуском (26 декабря),
сильно преувеличенный в донесениях Беннигсена, кро­
вавая и упорная битва под Эйлау (8 февраля 1807 г.),
обессилившая обе стороны, — колебали представление
о непобедимости Наполеона. Положение его — трудно,
напряженно, кажется не только врагам, но и ему само­
му и его окружающим постоянно висящим на волоске.
Много потеряно пленными, много дезертиров, особенно
из нефранцузских воинских частей; колеблется почва
его власти во Франции, где идет глухая, подавляемая, но
упорная партийная борьба, нарастающая ненадежность
ряда маршалов и политических деятелей империи — все
соблазняло на борьбу за сокрушение нависшего над Ев­
ропой владычества. В переговорах с Пруссией о даль­
нейших действиях заново прорабатывается идея осво­
бождения Европы и ее переустройства для обеспечения
давно желанного мира — под опекой четырех держав,
России, Пруссии, Австрии и Англии, для укрощения
Франции рядом гарантий против новых ее выступлений.
Конвенция, заключенная Россией и Пруссией в апреле
1807 г. в Бартенштейне, обновляет план коалиции с целью
«предоставить человечеству блага всеобщего и прочного
мира, утвержденного на основе порядка владения, обес­
печенного, наконец, за каждою державою и поставлен­
ного под гарантию всех». Конвенция и намечает основа­
ния переустройства Европы, как бы подготовляя решение
будущего конгресса. Однако, ни Англия, ни Австрия, ни
Швеция не присоединились к этой конвенции. Англия,
изверившись в результатах континентальной борьбы и не­
довольная прусскими и русскими планами собственного
усиления (Пруссии в Северной Германии, России —
в Дунайских княжествах), отказала Александру
и в дальнейших субсидиях, и в крупном займе. За Бар-
тенштейнской конвенцией последовал (14 июня) Фрид-
ланд, новая победа Наполеона, ознаменовавшая годов­
щину его первого большого дня у Маренго, победа,
которая на время покончила с Пруссией и сломила со­
противление Александра. Наполеону еще раз удалось
разбить объединявшиеся против него силы, их временно
разрознить, в ожидании, пока оправятся смятые элемен­
210 ты коалиции. На этот раз настала длительная «интер­
медия», мнимый перерыв все той же борьбы, ушедшей
в подполье глухой интриги, дипломатической игры и под­
готовки новых сил. Можно повторить слова французско­
го историка: «Сколько понадобится России месяцев или
недель, чтобы оправиться, восстановить связь с Австри­
ей, поднять из упадка Пруссию, привлечь заново Анг­
лию? Весь вопрос был в этом, и не было другого; все,
что предстояло «другое», было только фантасмагорией
авансцены и спектаклем интермедии» (Сорель). Понадо­
бились не недели, а годы, но они протекали в напряжен­
ном ожидании, что вот-вот интермедия кончится и во­
зобновится подлинная историческая драма.