В эпоху господства вольной службы связь между
князем и его боярами была столь же личной, основан­
ной на челобитье в службу и прием в союз княжого по­
кровительства, как в древнерусских дружинных отно­
шениях. Княжие мужи древней Руси обособлены от
массы населения в отдельную социальную группу под
властью и опекой своего князя. Он их защитник, кара­
ет преступления против их жизни и личной неприкосно­
венности повышенной карой, ему они подсудны помимо
судов обычного права, в нем источник их материально­
го содержания и обеспечения. Эти стародавние отно­
шения в дальнейшей эволюции определили особое по­
ложение боярства перед княжеской властью. Личная
служба вела к личному подчинению. В пору процвета­
ния вольной службы это личное отношение к княжеской
власти носило характер привилегии. Крупные земле­
владельцы, как служилые, так и духовные, изъяты из
подчинения органам княжеской администрации; они со
всем населением своих вотчин подвластны только са­
мому князю и подсудны только центральному княжес­
кому суду. Жалованные грамоты закрепляют за вот­
чинным землевладением характер княжого пожалова­
ния, определяют объем и состав прав и привилегий
вотчинника. Это грамоты льготные. Они дают вотчине
льготу в уплате дани и всяких пошлин, усиливая коло­
низационную мощь крупного землевладения. Но среди
357 т лпкокняжеских грамот редки тарханы, т. е. грамоты,
дающие полную финансовую льготу; по-видимому, та­
кие грамоты — явление сравнительно исключительное и
давались только особо влиятельным и выдающимся
духовным учреждениям. Обычный тип пожалования —
срочная и неполная льгота. Неполной льгота бывала
в двух отношениях: с одной стороны, она обнимала не
все трудовое население вотчины, а только новоприход-
дев или давала им, по крайней мере, более обширную
льготу, чем основному населению вотчины — ее старо-
жильдам; с другой стороны, льгота не исключала обя­
занности вотчины нести- «дань неминучую», свою долю
сбора на ордынский «выход» и другие татарские «про­
тори»; а давалась льгота на срок в 5— 10 лет, с тем что
по истечении этого срока льготные поселенцы потянут
повинности вместе со старожильцами — «по силе», т. е.
в меру платежной способности, определяемой при раз­
верстке сбора «по животам и промыслам» между кре­
стьянами данной вотчины общей наложенной на нее
суммы. Так жалованные грамоты определяют не только
трава и льготы, но тем самым и повинности вотчины.
Постепенное объединение власти над Великороссией
в руках московского великого князя стянуло к Москов­
скому центру все великорусские боярские силы. Моск­
ва для всего боярства не только служилое и админист­
ративное, но и бытовое средоточие. Личные слуги ве­
ликого князя входят в состав его двора и, вне моментов
служебной деятельности на воеводствах и наместниче-
ствах или в посольских посылках, живут в Москве, под
рукою у великого князя. Это землевладельческая ари­
стократия, насквозь служилая, связанная всеми основ­
ными своими житейскими интересами с деятельностью
правительственной власти. Крушение боярской вольно­
сти было подготовлено таким правительственным зна­
чением боярского класса и только укрепило его тесную
связь с великокняжеским двором.
Великий князь, по-старому, держит землю с бояра­
ми своими и формально, как с личным составом верхов
своей правительственной организации, и реально, опи­
раясь на социальную силу крупного землевладения.
Сохраняя в боярстве организующую силу своего власт­
вования, великий князь проводит в жизнь полное под­
чинение всего боярского класса своей государской воле
настойчивыми и часто крутыми мерами. Отношения
358 складывались надвое, противоречиво и были чреваты
рядом упорных и гневных конфликтов.
Объединение боярства всей Великороссии при дворе
великого князя создало сильный количественный рост
этого высшего слоя великокняжеских слуг, но в то же
время глубоко повлияло и на изменение его социально­
го состава. Его исконное ядро — старое боярство мое-
ковского двора устояло в основном своем личном
составе. К нему примкнули, прежде всего, служилые лю«
ди князя, сошедшие в боярское положение после утра­
ты последних остатков прежней политической самостоя­
тельности. Но из прежнего боярства местных полита»
ческих единиц — великих и удельных княжений ИЛЕ
новгородского народоправства — только удачливые вер»
хи вошли в состав высшего столичного класса; ое»
тальные, большинство, — «захудали» в рядах провин­
циального служилого люда, у себя ли на родном кор­
ню или перекинутые суровой великокняжеской волей
на новые места службы и землевладения. В. О. Ключев»
ский дает приблизительный подсчет, по которому ВЫ’
ходит, что в XVI в. на 200 боярских фамилий едва лн
наберется 40, которые восходят к старому московскому
боярству начала XV в., а если считать по лицам — на
200 бояр придется около 70-ти нетитулованных. Тако­
му преобладанию титулованного боярства, так называ­
емых княжат, В. О. Ключевский придал решительное
значение в истории отношений между боярством и цар­
ской властью, поясняя боярские притязания на видно*
и влиятельное участие в правительственной деятельное-
ти традиционными навыками к власти потомков вот­
чинного княжья: «Предание власти не прервалось, 8
преобразилось: власть эта стала теперь собирательной,
сословной и общественной, перестав быть одиночной,
личной и местной». В основе правительственной роли
боярства в Московском государстве лежит, стало быть,
«непрерывность правительственного предания, шедшего
из уделов». Эта эффектная формула, однако, не уяс*
нила, а только прикрыла более глубокое существо изу­
чаемых исторических отношений. Тот же образ «госу­
даря над всеми государями Русской земли» тешил
в свое время воображение молодого царя Ивана Гроз­
ного, который писал шведскому королю: «Наши бояре
и наместники, извечных прирожденных великих госуда­
рей дети и внучата, а иные ордынских царей дети, а
359 иные польской короны и Великого княжества Литовско­
го братья, а иные великих княжеств тверского, рязан­
ского и суздальского и иных великих государств при-
роженцы и внучата, а не простые люди». Не видно, что­
бы при дворе московских самодержцев чуяли опас­
ность в политической притязательности, порождаемой
памятью о княжеском происхождении знатнейшего бо­
ярства. Корни тех боярских притязаний, с какими под­
линно пришлось считаться власти московских государей,
старше и глубже, что, кстати сказать, выяснил сам
В. О. Ключевский в одной из глав своей «Боярской
Думы».
Вся правительственная деятельность великого князя
издавна протекала в определенных, привычных фор­
мах. Характернейшая среди этих обычных форм кня­
жеской деятельности и решение вопросов уставных и
административных: осуществление личного княжого
суда в боярском совете. Владимир Мономах в своем
«Поучении детям» внес в расписание обычного княже­
ского дня постоянный момент: «Седше думати с дру­
жиною или люди оправливати» и уставы свои выраба­
тывал, созывая на совещание свою дружину. Практика
эта держится устойчиво через ряд столетий, крепнет
и развивается. Иван III законодательствует в той же об­
становке, в какой Мономах создал свой «устав о резах»:
Судебник 1497 г. «уложил князь великий Иван Василь­
евич всея Руси с детьми своими и с бояры»; а в Судеб­
нике Ивана Грозного читаем о новых узаконениях:
«А которые будут дела новые, а в сем Судебнике не пи­
саны, и как те дела с государева докладу и со всех бояр
приговору вершатся, и те дела в сем Судебнике припи-
сывати». По образовании обширного Великорусского
государства великие князья использовали стародавний
обычный прием для организации своего центрального,
высшего управления. Они вели его при постоянном уча­
стии «боярской думы», созывая в одну из палат своего
дворца то «всех бояр», то отдельные их группы, когда
обсуждению подлежали либо специальные вопросы, ли­
бо более интимные, «тайные» дела политики, когда
требовалось отнестись с некоторою осторожностью к
тому, кого призвать на такую «думу». Обычны были
и совещания с митрополитом и окружавшим его «ос­
вященным собором» епископов и игуменов, расширен­
ные по составу соединенные собрания князей, бояр
360 и духовенства, и, наконец, в случаях особой важности,
созыв со всего княжения бояр-кормленщиков и даже
второстепенных служилых людей, опытных в ратном
деле. Так Иван III в 1471 г. выяснил план большого
похода на Новгород в многолюдном собрании, куда
призваны все епископы, князья, бояре, воеводы и «все
вой», носители боевой силы великого княжения.
Весь этот служилый люд, к которому примыкали и
«государевы богомольцы», мог и должен был чувство­
вать себя правящим классом. Тем более его боярские
верхи, постоянные участники всех решений и действий
великокняжеской власти. Была ли эта правительствен­
ная роль боярства его правом или обязанностью? Пре­
жде всего, она была обычным, шедшим из давней ста­
рины, нормальным явлением жизни. Древнерусское об­
щественное мнение, поскольку оно нашло выражение в
памятниках письменности, видело в сотрудничестве с
князьями-правителями старшего, опытного в ратных,
судных и расправных делах боярства гарантию пра­
вильного хода управления. Зато оно возлагало на кня­
жеских бояр большую ответственность. Письменность
средневековой Руси богата обвинением бояр, княжих
советников, за неудачи внешней политики, за усобицы
между князьями, за притеснение народа, за все пороки
правительственной работы. И сами князья завещали
сыновьям слушать старых бояр, которые хотели им
добра и верно служили, а в договорах уславливались не
слушать «лихих» советов и строго карать боярские ин­
триги, из-за которых возникали ссоры и междоусобия
князей. Недаром летописец-москвич вложил в уста
Дмитрию Донскому такие слова его предсмертной ре­
чи: «С вами, — говорит он тут боярам, — держал я
Русскую землю, с вами мужествовал на брани, укрепил
великое княжение, защитил свою вотчину, под вами
держал города и великия области, с вами делил скорбь
и радость и почитались вы у меня не боярами, но кня­
зьями земли моей».
Старинные традиции близкого сотрудничества бояр
во всех делах и интересах великокняжеской власти по­
лучили особое значение в организации Московского го­
сударства. Его рост вызвал неизбежное усложнение
всей правительственной работы, которая потребовала
ряд организационных мероприятий. Время Ивана III —
эпоха крупных административных преобразований и
361 аарождения нового законодательства. Судебник, со-
(•I а пленный в 1497 г., имел основной задачей реформу
центрального московского судоустройства. «Суд вели­
кого князя» стал обширным ведомством, к которому
стянут суд по всем делам над привилегированными
землевладельцами, духовными и светскими, а по важ­
нейшим делам и над населением их вотчин; к нему же
восходят в порядке доклада дела из наместничьих су­
дов. «Суд великого князя» был лишь формально его
самоличным судом, и формула «сужу аз, князь великий,
или кому прикажем» приобрела значение централиза­
ции в Москве обширного круга судных дел, в зарождав­
шихся учреждениях приказного типа. Эволюция от ар­
хаических приемов личного судоговорения великого
князя или его более или менее случайного заместителя
к более упорядоченным формам судоустройства отло­
жилась относительно завершенной в определении Су­
дебника Ивана Грозного: «Суд царя и великаго князя
судити боярам и окольничим и дворецким и казначеям
и дьякам»; но первоначальная ступень новой организа­
ции великокняжеского суда установлена уже в Судеб­
нике Ивана III: «Суд судити боярам и окольничим, а на
суде быти у бояр и у окольничих дьякам». Слагаются
своего рода судебные присутствия определенного соста­
ва и с определенной компетенцией. В идее весь этот суд
есть суд великого князя, как и все управление есть его
«государство», которое осуществляется боярами, кому из
них какое дело «приказано» ведать именем великого
князя, отрасль ли его дворцового хозяйства, или область
его владений, или определенный круг вопросов
из всего его «государева дела».
Вся деятельность этого управления построена на
предпосылке личной власти и личной деятельности го­
сударя; в нем источник всех полномочий, в нем центр
руководства и наблюдения за ходом всей правительст­
венной работы. Организуется он в порядке поручения
отдельных ее моментов доверенным заместителям вели­
кокняжеской власти и исполнителям его воли — боя­
рам. Это поручения-приказы, которыми создаются пол­
номочия то отдельного лица, то боярской комиссии, то
боярина с помощниками, дьяками и подьячими, вре­
менное или длительное, постепенно отвердевающее в
присутственное место, в приказ-учреждение. Правление
великого князя с боярами вступает на путь эволюции
362 от устарелых форм властвования к элементарному
строю государственного управления, который постепен­
но отливается в новые формы бюрократического типа.
Два столетия пошло на медленное постепенное разви­
тие этой новой системы; но его начатки в эпохе Ива­
на III. Этой эпохе принадлежат первые опыты устрой­
ства центрального управления и перестройки на новом
основании соотношений между центральной властью
и органами областного управления. Важнейшее из ус­
ловий, какими определился характер этих опытов го­
сударственного строительства и их общий, во многом
неожиданный, результат в XVI в., составляло устойчи­
вое правительственное значение боярства, «прирожден­
ных» слуг государя великого князя.
Приспособление боярства к строю зарождавшейся
новой системы управления и новых порядков госуда­
ревой службы глубоко повлияло на его положение.
Возникает, по необходимости, более точное, служебно­
формальное, правительственное его определение; строже
проводится его отграничение от других слоев служило­
го класса.
В Судебнике 1497 г. термин социального быта —
«боярин» получает своеобразное, должностное и прави­
тельственное значение, в связи с понятием «боярского
суда». В областном управлении различаются наместни­
ки, за которыми кормления с боярским судом и такие,
которые держат кормления без боярского суда. Только
первые определенно названы боярами, словно «бояр­
ский суд» и составляет существенный признак боярства.
Попытка В. О. Ключевского определить этот бояр­
ский суд как суд «по боярским делам» крайне искусст­
венна по приему и только отклоняет от верного понима­
ния постановлений Судебника. Ближе к нему коммен­
тарий Н. И. Ланге, который отождествил этот боярский
суд с тем, какой производили в Москве введенные боя­
ре по приказу великого князя. Тождества между ними,
конечно, нет, но боярский суд Судебника — дальней­
шее развитие суда введенных, бояр. Его нельзя опреде­
лить перечнем дел, ему подсудных. Ряд статей Судеб­
ника говорит о боярском суде как суде по всяким жало­
бам, о суде, где можно «досудиться» до судебного
поединка и до смертной казни, суде в тяжких преступ­
лениях и в заемных делах. Для ряда дел роль судящего
боярина в рассмотрении и утверждении «докладного
363 списка»; что ясно указывает, что боярский суд — суд
высшей инстанции, суд великокняжеский, центральный,
которому надлежит решать важнейшие дела, подвер­
гать ревизии и утверждению приговоры, восходящие в
порядке доклада от судей, у которых кормления без
боярского суда; красноречивую иллюстрацию такого
значения боярского суда составляет равенство пошлин,
какие в нем взимаются, с теми, что назначены для лич­
ного суда великого князя. Боярский суд только особая
форма центрального, великокняжеского суда. Такое его
определение кажется противоречащим существованию
«боярского суда» наместников — областных правите­
лей. Но Судебник недаром ставит «боярский доклад»
(московский) наряду с «наместничьим докладом» (по
городам) — докладом наместнику-боярину, за которым
кормление с судом боярским. Перед нами особенность
правительственного строя эпохи, когда компетенция
связана не с учреждениями, безлично организованными,
а с личными приказами-поручениями. Отпуская на на­
местничество своего введенного или думного боярина,
великий князь давал ему полномочия боярского суда,
те самые, в осуществлении которых состояла деятель­
ность боярина в Москве, — явление, весьма обычное
и в средневековых государствах Западной Европы.
Пройдут годы, и Судебник Ивана Грозного ограничит
полномочия боярского суда по наместничествам в поль­
зу окрепших центральных учреждений и сильно затруд­
нит понимание боярского суда исследователям, которые
попытаются построить его определение на признаках,
взятых из разных эволюционных моментов изучаемого
явления. Но при Иване III широта полномочий корм­
ленщиков вызывает только стремление сосредоточить
высший суд в руках доверенных лиц, тесно связанных
с дворцовым верхом, и поставить более определенно де­
ло контроля: с одной стороны, в порядке доклада, с дру­
гой — в подтверждение обязательного присутствия на
суде судных мужей — крестьянских выборных властей
и лучших мирских людей, чем обеспечивалась и воз­
можность проверки данных доклада. В то же время
великокняжеская власть принимает меры к тому, чтобы
саму наместничью должность поставить в более опре­
деленные правовые рамки. Широкое пожалование кор­
млением должно смениться большей регламентацией
прав и порядка деятельности кормленщика. Таково
364 значение «уставных грамот» наместничьего управления,
которые появляются в правление Ивана III. Их идея
пришла из области новгородского владения. Когда вел.
кн. Василий Дмитриевич на время овладел волостью
Великого Новгорода — Двинской землей, он склонил
двинян «задаться» за великокняжескую власть, обес­
печив им элементарную законность в управлении своих
наместников тем, что пожаловал населению Двинской
земли особую грамоту, по которой наместники обязаны
«ходить» в своей судебно-полицейской деятельности
и сборе доходов; эта уставная грамота выдана населе­
нию Двинской земли как грамота, охраняющая его
от наместничьего произвола. Когда Иван III принудил
Новгород отказаться от договорных отношений к вели­
кокняжеской власти, он ответил отказом на челобитье
новгородцев дать им подобную охранную («опасную»)
грамоту, определяющую основы той «пошлины», какую
должны соблюдать наместники в деле управления, но
позднее и сам он, и его преемники широко использова­
ли практику выдачи областному населению уставных
грамот, ставящих предел наместничьему произволу.
Совокупность всех этих новшеств в устройстве ве­
ликокняжеского управления ставила деятельность ис­
полнительных органов великокняжеской власти на но­
вое основание. Их личному составу предстояло пере­
воспитание в духе ответственности правительственной
деятельности агентов верховной державной власти, по­
корных орудии воли своего государя. С их полномочий
снималась печать самостоятельного, хотя и пожалован­
ного им, права; в этих полномочиях — только проявле­
ние единой верховной власти через деятельность подчи­
ненных органов ее управления. Однако на создание бю­
рократического управления не было еще ни сил, ни
средств, ни организационного уменья. Возникает слож­
ная система отношений, основанная на приспособлении
к задачам и формам государственного строительства
самодержавной власти той социальной силы, которая
была искони опорой и сотрудницей великокняжеской
деятельности — боярства. Основная черта этого при­
способления в более определенной и отчетливой диф­
ференциации всего личного состава великокняжеского
двора, прежних его вольных слуг, на разряды — мос­
ковские «чины». И в этом процессе подлинно велико
значение притока в состав боярства значительного ко­
365 личества новой знати, владельцев вотчинных княжений
и прочих «родословных» людей. Прежний, более тес­
ный круг ближних слуг великого князя должен был
сильно расшириться и получил иную общественную ок­
раску. Нелегко было определить положение служилых
князей в рядах московского боярства. Эта задача бы­
ла разрешена во времена Ивана и Василия (третьих)
постепенной выработкой системы местнических счетов.
У Ключевского находим весьма ценное указание, что
корни местничества надо искать не в боярских, а в кня­
жеских традициях. Общие его основания вытекали из
принципа княжого братского равенства и старейшинст­
ва; в договорах между князьями встречаем тщательные
оговорки о том, что одни из них выступают в поход
только под условием, что во главе рати сам князь вели­
кий, других он посылает сэ своими сыновьями, а заме­
нит его боярин-воевода, то и удельные князья посылают
полки со своими воеводами. Великие князья стре­
мились поднять свою военную власть над этими счета­
ми, и это им на деле часто удавалось; но такие воззре­
ния и навыки пустили глубокие корни среди служилого
княжья; на службе великому князю эта традиция полу­
чила даже особо острое значение, как гарантия высо­
кого служебного и общественного положения родослов­
ных лиц. В известной и немалой мере служилые князья
остались и на этой службе — владетельными князьями.
Их ратные силы, их вооруженные дворы составляют
особые полки в великокняжеском войске, под их лич­
ным командованием, не входят в общий распорядок
московской армии, а становятся в строй подле москов­
ских полков, «где похотят». Только к концу княжения
Ивана III служилые князья появляются все чаще в ро­
ли воевод над московскими полками, все еще не сме­
шиваясь с московским боярством. То же, что по этим
наблюдениям Ключевского отмечено в ратном деле,
происходит и в великокняжеском совете: великий князь
совещается «с князьями и боярами», в его окружении
сравнительно долго различны две группы, разного ге­
неалогического состава. Это вступление князей в ряды
слуг великого князя неизбежно повлияло на положение
боярства. Его прежний состав переживает расслоение.
Верхи старинного московского боярства успешно отстаи­
вают свои позиции, находя поддержку в близости к
великому князю и собственном значении крупных зем-
366 .’н’иладельцев. Но ряд элементов в составе вольных
слуг боярского происхождения сходит на вторую сту­
пень в строе служилого люда. Официальная термино­
логия эпохи сохранила любопытные черты этого пере­
ходного момента. Часть служилых людей великокняже­
ского двора, утратив звание боярина, сведенная
к положению «детей боярских», сохраняет, однако, бо­
ярское положение в служебном отношении. Так, пола­
гаю, надо понимать «детей боярских, за которыми кор­
мления с боярским судом» Судебника 1497 г. (в цар­
ском Судебнике это уже черта фактически устарелая),
и тех «детей боярских, которыя у государя в думе жи­
вут». Нет основания видеть в них явление новое, плод
антибоярской политики великокняжеской власти, как
и в думных дьяках, этих потомках прежних дьяков вве­
денных, великих и ближних.
Старинные элементы великокняжеского двора и со­
вета оттеснены на второй план наплывом родословных
людей, но значения своего не теряют. Княжеские и бо­
ярские верхи стали в первых рядах московского дворо­
вого строя, а вернее сказать, во главе его, так как «дво­
рянами» государя князя великого они не считались и не
назывались. Этот термин лишь постепенно, после дол­
гих колебаний терминологии, покрыл второстепенный
слой прежних вольных слуг, т. е. детей боярских: долго
еще держится различение «детей боярских двора велика
князя* от рядовых великокняжеских дворян. Во всей
этой перестройке великокняжеского двора идет борьба
разнородных тенденций, вытекающих, с одной стороны,
из организации службы и близости к центру велико­
княжеской власти, а с другой — из родословного нача-
ла, связанного с общественным положением служило­
го человека по его «отечеству». Для родословных вер­
хов эта борьба закончилась установлением местничест­
ва с его двумя противоречивыми основаниями, родо­
словным и разрядным. «Место» боярина в служебных и
придворных выступлениях должно определяться по
отношению к поставленным выше, рядом и ниже его —
их относительной родовитостью; но то, что мы назвали
бы рангом должности, не имеет отношения к «месту»:
должность может быть выше или ниже, лишь бы слу«
жебное соотношение сослуживцев не нарушало местни«
ческих счетов. В распорядках местничества особенно
ярко сказался служилый характер боярского аристо-
367
N кратизма; при всем сознании, что «породой» государь
не жалует, сама родовитость боярская, хотя бы и кня­
жеская, определяется не только родословцем, но и
разрядной книгой, закрепляющей успехи служебного
возвышения или придворной карьеры в «родословном»
значении местнических счетов, и может «захудать» вне
такого служилого разрядного осуществления.
Местничество имело, несомненно, свой политический
смысл. Оно связывало верховную волю самодержавного
государя рядом неизбежных норм, которые ему при­
ходилось соблюдать в распоряжении служилыми сила­
ми. Связывало оно государя и в делах совета. Пред­
ставление о великокняжеском советнике тесно ассоции­
ровано с боярским званием) введенные бояре сменились
думными, и, по существу, это смена скорее терминов,
чем явлений. Но местнические воззрения наложили на
«сказывание» боярства (прежний «ввод») особое огра­
ничение, вынуждая великого князя считаться с ро^о-
словностью бояр при сообщении им думного чина. Рас­
ширение круга членов боярской думы достигалось
«думным* характером чина окольничего как младшего
боярского звания, через который проходило боярство,
второстепенное по знатности, и дальше которого не шли
местнические младшие боярские фамилии. Достигалось
оно также сохранением в государевой думе детей бо­
ярских и видной ролью, какую играли в ходе думных
дел дьяки великого князя. Но все это лишь смягчало
аристократический характер боярской думы и не снима­
ло основного противоречия в существе этого учрежде­
ния. Орган верховной власти, стремившейся к неогра­
ниченному самодержавию, определялся в своем личном
составе не свободным выбором государя великого кня­
зя, а его волей, связанной обычно-правовыми воззрени­
ями и притязаниями высшего слоя своих родословных
слуг.
Правительственное значение боярской думы могло
только сильно возрасти в пору корённого И крупного
расширения задач и деятельности правительственной
власти с образованием обширного Великорусского
государства. Боярские приговоры — обычная форма ука­
зной и уставной деятельности великого князя; суд «с боя­
рами своими» (судебное заседание боярской думы) —
нормальная форма великокняжеского суда; по совету о
князьями и боярами ведет Великий князь внешнюю йо-
368 литику, переговоры с иностранными державами, заклю­
чает и разрывает договоры. Имела ли боярская дума,
во всей этой деятельности, самостоятельное политиче­
ское значение? Несомненно — имела в обществен­
ном сознании Московской Руси. Но для правиль­
ной характеристики и оценки этого значения не следу­
ет стоять на формальной, государственно-правовой
(«конституционной») точке зрения. С такой точки зре­
ния боярская дума, конечно, не ограничивала власти
государя. Но она была носительницей традиционных
форм деятельности его власти, традиционных обычно­
правовых воззрений на весь уклад общественных отно­
шений и на приемы суда или управления. Охрана «ста­
рины и пошлины», сложившихся обычных порядков и
признанных прав искони считалась идеальной задачей
княжих советников. И сама служба бояр не только
мечом, но и советом входила существенным элементом
в состав этой «старины и пошлины». А стремление вели­
кокняжеской власти к неограниченному самодержавию
ставило ее волю как по отдельным конкретным вопро­
сам, так и принципиально в существенное противоречие
с традиционным строем отношений и самым представ­
лением о связанности всякой власти той «пошлиной»,
что «исстари пошла».
Перед правительством Московского государства
стояли организационные задачи огромной трудности.
Только что собрав к одному центру все нити господст­
ва над Великороссией, оно стремилось создать боль­
шую и надежную воинскую силу, построить систему
государственных финансов, наладить эксплуатацию
всех сил и средств страны, недостаточность которых для
все разраставшихся нужд «государева дела» ощуща­
лась на каждом шагу. Это было по плечу только очень
сильной и крепко централизованной власти. Борьба за
осуществление такой власти, напряженная и порывис­
тая, составляет основную и характерную черту внутрен­
ней политической истории Московского государства.
В связи с «вотчинным» строем политических представ­
лений той эпохи и общими условиями «собирания вла­
сти», рассеянной по вотчинным владельческим ячейкам,
строилось в этом процессе московское самодержавие,
разрушая все обычно-правовые традиции и обычно­
правовые устои общественного быта. С первых же ша­
гов оно встретило на своем историческом пути охрани­
24—482 369 тельную инерцию боярства, и его тяга к самовластию
пришла в столкновение с общественным воззрением на
ценные правовые гарантии «старины и пошлины», со­
блюдаемых во всех областях суда и управления. На
этой почве, на вопросе о связанности власти обычно­
правовой традицией или ее самодержавной неограни­
ченной свободе, разыгрываются все наиболее яркие кон­
фликты между московскими государями и боярством.
При Иване III знаем только один пример крутой
расправы великого князя с «высокоумием» бояр —
казнь Стародубского-Ряполовского и насильное постри­
жение в монахи князей Патрикеевых, отца и сына.
С. М. Соловьев убедительно и метко связал эту распра­
ву с придворной борьбой по вопросу о престолонасле­
дии — быть ли преемником великого князя Ивана Ва­
сильевича его внуку — Дмитрию или сыну — Василию.
О деле этом было уже упомянуто выше. Бояре-князья
стояли за право на власть Дмитрия-внука как первенца
великого князя Ивана Ивановича, соправителя отцу
великому князю Ивану III, против сына царевны Со­
фьи, на стороне которого в придворной среде стоят угод­
ники великокняжеской власти, «меньшие» люди, неро­
дословные — дети боярские и ближние дьяки великого
князя. По поводу этого конфликта великий князь Иван,
как мы видели, особо резко и определенно выразил свое
притязание на полную владельческую свободу распо­
рядиться судьбой государства по своему самодержавно­
му усмотрению. Устойчивая придворная традиция свя­
зала с именем и влиянием Софьи Палеолог начало
«нестроенья» при дворе великого князя, ломки старых
обычаев, разлада между государем и его советниками-
боярами. Думные люди ропщут на «высокоумие» вели­
кого князя, который стал удаляться от боярской среды,
возноситься над ней державным повелителем и решать
дела помимо боярской думы с доверенными любимца­
ми, «запершись сам-третей у постели». Такое «несове-
тие» государя вызывает их гневные укоры. Речи, за
которые великий князь Василий III казнил сына бо­
ярского, из тех, «которые в думе живут», Берсеня Бек­
лемишева, звучат и в писаниях князя Андрея Курбско­
го, который осудил Грозного за «непослушание синклит-
ского совета». Протест направлен на единоличные
решения, на личное властвование с укором за «величе­
ство и высокоумие гордости», по выражению анонимко-
370 го автора «Иного сказания» при «Беседе Валаамских
чудотворцев», и мотивированный, как у Курбского, тем,
что царь, «аще и почтен царством, а дарований которых
от Бога не получил, должен искать добраго и полезнаго
совета». Мысль эта, в которой основной момент — от­
рицание самочинного личного властвования, выходит
за пределы защиты значения боярской думы и, напри­
мер, у двух последних авторов развернулась в указание
на пользу совета не только «советников, но и всенарод­
ных человек», не только «мудрых и надежных прибли­
женных воевод», но и «вселенского совета», созванного
«от всех градов и от уездов градов тех». Особо острой
стороной того же разногласия между царской властью
и боярами, с взаимными попреками за «высокоумие»,
стал со времен Ивана III личный суд государя велико­
го князя. Личное право карающей власти искони при­
надлежало князьям; епископы недаром внушали св. Вла­
димиру, что он «поставлен от Бога на казнь злым, а
добрым на милованье». Но те же епископы поясняли,
что князю, конечно, подобает казнить людей преступ­
ных, «но со испытом». Осуществление этой власти сло­
жилось в определенную практику великокняжеского
суда «с боярами своими», в форму судебных заседаний
царя с боярской думой. Это — организованный суд,
протекавший в обычных процессуальных формах («со
испытом»), суд, по отношению к которому Судебник
1497 г. устанавливает, как и для суда «детей великого
князя» и для суда боярского, размер взимаемых судеб­
ных пошлин. Иван III решительно противопоставил
этим формально связанным проявлениям своей высшей
судебной власти — притязание на право постановлять
решения, которыми налагаются кары и имущественные
взыскания помимо правильного судоговорения. «Пра­
ведному суду с боярами своими» царская власть про­
тивопоставила свою «опалу». Уже при нем слышим
протесты бояр против «безсудных» приговоров, как в
известном деле князя Оболенского Лыка, порешенном
великим князем помимо обычного порядка «суда и не­
правы». А во времена царя Ивана Грозного поднялся
с сугубой силой спор об «истинном суде царя и велико­
го князя» в противоположность произвольным царским
опалам. Этот спор привел к своеобразному уговору ца­
ря с московским народом в 1565 г., когда Грозный
уехал из столицы в Александровскую слободу, грозил
24* 371 вшзсе покинуть государство, объявил свою огульную
опалу на духовенство, бояр, приказных и служилых лю­
дей за то, что вся эта среда, через которую государь
держит свою землю, «покрывала», по его выражению,
от царского гнева тех, кого он захочет понаказать «в
их винах». Ответное челобитье правящих кругов и всей
Москвы гласило, чтобы государь своего государства не
оставлял, а в жизни и казни государевых лиходеев —
его государская воля. И царь Иван согласился вернуться
к власти на том, что ему на всех изменников и на всех,
кто ему непослушен, класть опалу, подвергать их каз­
ни и конфискации имуществ. Отпадали два обычая,
стеснявшие личный произвол носителя верховной вла­
сти в деле осуждения и кары, — печалование духовен­
ства за опальных и соблюдение обычных форм верхов­
ного суда. Отпадали сильные моральные и формальные
сдержки крайних проявлений самодержавного усмотре­
ния над личностью и имуществом «государевых холо­
пов».
По существу, царская власть не приобретала в
1565 г. никаких новых полномочий. Писал же барон
Герберштейн про Василия III, что государь «применяет
свою власть к духовным так же, как и к мирянам, рас­
поряжаясь беспрепятственно и по своей воле жизнью и
имуществом всех». Но Грозный, прямолинейный книж­
ник по складу ума, а по натуре требовательный и край­
не самолюбивый деспот, стремился не только вырваться
из каких-либо формальных стеснений своей власти,
а сломить общественное мнение окружавшей его среды,
добиться безусловного повиновения не только за страх,
ко и за совесть, полного и покорного признания всех
своих деяний, отказа от малейшего их осуждения, от
всякой как формальной, так и моральной сдержки са­
мых крайних проявлений своей самодержавной воли.
Глубоко усвоил он те воззрения на царскую власть, ко­
торые так поражали барона Герберштейна в придвор­
ной среде времен вел. кн. Василия III. Иноземец-на­
блюдатель записывает с изумлением, что русские от­
крыто считают волю государя — волей Божьей и верят,
что все дела государя совершаются по Божьей воле,
так как царь во всем совершитель Божественной воли;
недаром, отмечает он, если спросить русского о чем-либо
сомнительном и непонятном, то обычно получаешь от­
вет: «Про то ведает Бог да государь».
372 Личная власть царя, помазанника Божия, возносилась
на недосягаемую высоту над всяким жизненным пра­
вом, над всякой житейской правдой. Основная идея са­
модержавия в признании высшей власти и воли госуда­
ря источником и верховным критерием всякого права и
всякой правды. В этом воззрении сущность того, что
поклонники русского абсолютизма признали особой
«мистикой самодержавия». Яркое выражение найдет
эта идея в XVII в. в воззрениях царя Алексея Михайло­
вича, большого поклонника памяти Грозного. Царь
Алексей верил в священный характер царского сана, в
непосредственное руководительство царской воли Бо­
жественным «извещением» и поэтому требовал от под­
властных не только нелицемерной службы, но и «радо­
стного послушания», осуждая тех, кто «не со всем сер­
дцем» прилежит царю. Отсюда у него постановка ми­
лости царской выше всякого права и отрицание личных,
частных прав перед верховным усмотрением государя.
А в XIX в. та же идея воскресает с новой силой в офи­
циальной теории николаевского абсолютизма, согласно
которой верховная власть как орудие Провидения имеет
для общественной жизни то же значение, что личная
совесть, просветленная религией, для частных, житей­
ских отношений. Теория безусловной власти разраста­
ется до учения о безусловном авторитете царской вла­
сти. В этой ее эволюции глубокие основы восточного
цезаропапизма, метафизической надстройки над ре­
альной действительностью самодержавия. Так и Гроз­
ный признавал ответственность царской власти перед
Богом за чистоту веры в подвластном народе и призва­
ние светской власти руководить религиозно-нравствен­
ной жизнью населения страны.
На деле над Московской Русью прошли разруши­
тельные бури эпохи казней и дворцового разгула, раз­
грома бытовых традиций и устоев силой царской оп­
ричнины. Мертвой зыбью затихали они, отравляя подо­
зрительностью, затаенной враждой, сыском и произво­
лом опал «мудроправство» Бориса Годунова. Общест­
венная совесть не формировалась проявлениями такой
власти, а замирала в «безумном молчании всего мира»,
по меткому слову чуткого современника. А когда бояр­
ская среда получила вновь возможность поднять свой
голос, она заговорила — о судебных гарантиях личной
и имущественной неприкосновенности от произвола
373 царской карающей власти. Боярский царь Василий
Шуйский обязался в особой «крестоцеловальиой запи­
си» — никого не казнить, ни у кого не отнимать иму-
ществ, «не осудя истинным судом с боярами своими».
В попытке отстоять перед крайностями царского са­
мовластия правоохранительную функцию боярской ду­
мы — основной мотив боярской оппозиции XVI в. В этой
функции состояло существенное значение думы, а она
неотделима от боярской службы советом, от правооб­
разующей деятельности боярских приговоров- Но в этом
круге понятий и стремлений нет «правительственного
предания, шедшего из уделов»; его основа старше, шире
и глубже: искать ее надо в исконной традиции о свя­
занности княжеской власти обычно-правовой «стари­
ной и пошлиной». Во главе оппозиции царскому само­
державию видим преимущественно представителей
титулованного боярства. Но защищают они не удельно-
вотчинпые княжеские притязания, а боярскую старину
и — шире — земскую старину.
Однако рядом с этим земским моментом боярской
оппозиции стоит другой — родословный. Царская
власть, все более расходясь с боярством, находит себе
новую социальную опору в организации более демокра­
тических слоев населения. Устроение на новых началах
воинской службы и податного тягла разрушало в корень
привилегированное служилое и землевладельческое по­
ложения прежде всего потомков владетельного княжья,
а затем и всего знатного боярства. Защита земской обыч­
но-правовой старины тесно переплеталась с защитой
привилегий боярского класса. Оба создания изстарин-
ной пошлины гибли вместе под ударами самодержавной
власти. И она нашла себе мощную поддержку во враж­
дебных боярству интересах средних слоев русского об­
щества, главным образом — носителей рядовой служ­
бы и мелкого служилого землевладения. Опираясь на
них, боезая сила самодержавия смогла развернуться
свободно против боярства и всей земской пошлины.