Внезапная кончина 18 февраля 1855 г. Николая I породила
легенды: одна гласила, что Николай не мог пережить неудачи
Крымской кампании и покончил с собой, другая обвиняла лейб-
медика Мандта, иностранца, в том, что он «уморил царя». При
всей кажущейся их несовместимости слухи совпадают в глав­
ном — ведь сущность легенд в убеждении о неестественности смер­
ти государя. Легенды эти, распространившиеся с молниеносной
быстротою, были настолько тревожны и держались настолько упор­
но, что уже в первые же дни после кончины Николая потребова­
лось правительственное оповещение о событии 18 февраля с целью
их пресечения.
24 марта 1855 г. «с Высочайшего соизволения» вышла книга
на русском, польском, английском и французском языках — «По­
следние часы жизни Императора Николая Первого» (без указания
автора и издателя, с пометою типографии II Отделения Собствен­
ной Его Имп. Вел. Канцелярии), как выясняется, принадлежавшая
перу главноуправляющего II Отделением графа Д. Н. Блудова.
Характерен эпиграф: «Блажепни мертвии, умирающии о Господе».
Книга сия была направлена к тому, чтобы, кратко изложив ход
болезни императора, его просветленную кончину, рассеять сомнения
в неестественности его смерти: «Умирал Император России, Тот,
Коего Имя наполняло вселенную, к Коему стремились почти не­
престанно взоры не только 60 миллионов подданных, но и всех чуж­
дых народов и правительств. И в сем поражающем умы и сердца
событии было нечто еще больше разительное: состояние души Го­
сударя. Он умирал как достойный Правнук Петра Великого и с
тем вместе как достойный Сын, достойный член Церкви Христовой.
Непоколебимая, смеем сказать, хладнокровная твердость Царя
и Воина, мысль о важных, иногда столь тягостных обязанностях
Монарха, которые он свято исполнял в продолжение 30-летнего
почти управления государством, наконец, и нежная любовь к бли­
жайшему и великому Его Семейству — России сливались в сии
торжественные минуты в одно, все превосходящее, все объемлющее
и освящающее, чувство Веры». Заключительная часть книги посвя-
28* 435 щеми ршбору завещания Николая I — «Тайной беседы Его с Со-
fioio, излияния Его мыслей и чувствований как человека и хри­
стианина», написанного им еще 4 мая 1844 г, во время холерной
эпидемии.
Была еще одна причина, побудившая графа Блудова взяться
за перо и опубликовать текст завещания Николая I: помимо жела­
ния убедить читателя в постоянном христианском настроении госу­
даря, исключающем возможность лишения себя жизни, автор ж е­
лал «предупредить, буде сие возможно, нелепые слухи, подобные
тем, которые распространялись иными журналами о мнимом, ни­
когда не существовавшем политическом Завещании Петра Велико­
го». Напомним читателям, что «Завещание Петра Великого» — это
фальшивка, запущенная еще Наполеоном I перед его нападением
на Россию, приписывающая последней стремление к мировому гос­
подству. Фальшивка эта затем неоднократно переиздавалась, и вся­
кий раз это совпадало с обострением положения в Европе. Переиз­
дана она была и накануне Крымской войны (а позже и накануне
событий 1914 г.). Брошюра Блудова имела, таким образом, опреде­
ленное назначение. Ее значение выходит за рамки проблемы о при­
чинах смерти Николая I. Но нас в данном случае интересует толь­
ко этот последний аспект события.
Почти одновременно с книгой Блудова вышло за границей
в Брюсселе официозное, инспирированное из России, скромное про­
изведение по размеру (19 с. небольшого формата), но дающее бо­
гатую возможность чтения между строк. Это — попытка психоло­
гического анализа внутреннего состояния Николая I во время
Крымской войны, попутно с сообщением фактических сведений
о последних часах его жизни. Император рассматривается авто­
ром как оскорбленная и непонятая Европой гордая личность. Бро­
шюра написана специально для Европы, для людей «политичес­
ких». Вскоре все эти наблюдения были повторены в книге Маркова
«Европа и Россия в предсмертные минуты жизни Императора Ни­
колая I» (М., 1856).
Отличительная черта указанных книг — официальная тенден­
циозность; они являются ответом на общественное мнение, небла­
гоприятное для Николая, каковое чувствуется даж е и по втим
«трудам», на тревожное настроение, вызванное толками и слухами
в связи с внезапной его кончиной.
В эти же годы (1855— 1857) вышли также за границей (что
показательно!) несколько обзоров царствования Николая, затраги­
вавших вопрос о его смерти. Их авторы, как правило, заимствуя
фактические сведения из официальных источников, новых данных
к вопросу о смерти Николая, кроме рассказов о дурных предзна­
менованиях, предшествовавших его смерти, и дворцовых анекдотов,
436 по сути, не дают. Более того, авторы этих «обзоров» и «мемуаров»,
связанные с придворной камарильей, договариваются в своем по­
добострастном лицемерии до предложения переименовать в честь
усопшего императора всю Россию в некую «Николавию». Для той
ж е цели — успокоения умов — была напечатана записка доктора
Мандта «Ночь с 17-го на 18-е февраля 1855 года», первоначальная
редакция которой была, однако, исправлена и дополнена в духе
политической необходимости момента. Позже Мандт издал весьма
ценную с точки зрения сообщаемых сведений статью «О послед­
них неделях Имп. Николая I» (об этих документах ниже).
Дополняют официальные сообщения о событии 18 февраля ме­
муары, авторы которых хотя и не подвергают сомнению факт ес­
тественной смерти Николая I, но приводят факты, позволяющие
критически оценить официальную версию о гриппе, унесшем в мо­
гилу «незабвенного». Эти мемуары (В. Панаева, Н. Устрялова
и др.) печатались в свое время на рубеже веков в нашей истори­
ческой периодике («Русский архив», «Русская старина» и др.). Уже
после революции эти источники пополнились новыми, найденными
в архивах; так, в 1918 г. найдена в архиве графа П. Д. Киселева
рукопись, принадлежащая его перу, освещающая последние часы
Николая I. Вот эти записи умного и наблюдательного современни­
ка в его орфографии:
«18 февраля 1855 года. Судьба совершилась. — Я поцеловал
теплою еще руку покойнаго, ныне усобшаго Императора-Мило-
стивца и благодетеля м оего.— Слеза горькая выпала из глаз
и окропила эту руку, которая 29 лет с постоянною твердостию
и любовью управляла народом русским. — История воздаст Ему
должное; — я скажу только в первым порыве душевнаго огорчения,
что в доблестном его сердце отразились все благородныя чувства,
которыми Всевышний в благости своей украшает человека и за
веру к нему вознаграждает народы, даруя их венценосцу. Импера­
тор Николай Павлович скончался 18 февраля в 12’/4 ч. пополудни.
31 Генваря, при моем Докладе, Государь изволил мне сказать
с обыкновенною Его приветливостию: — ты ведь не забудишь, что
нынче понедельник и что мы обедаем вместе. — Я отвечал, что
простудился и опасаюсь быть неприятным гостем для Императри-
цы, — на что Государь возразил— «я тоже кашлею — жена с нами
обедать не будет и мы вдвоем будем кашлить и сморкаться». Так
и последовало, стол был накрыт в комнате Ее Величества, которую
застал я на канапе и которая в сей день оставалась на диете, т. в,
без обеда. Государь кашлял изредко и жаловался на спинную
боль, но был покоен и даже весел, что в последние месяцы в Гат-
чино и Петербурге я не всегда имел утешение видеть — напротив,
он утомлялся и сколько не желал преодолевать душевное бёзпо-
437 койство— оно выражалось на лице его более, чем в речах, который
при разсказе о самых горестных событиях заключались одним
обычным возгласом: — Твори Бог волю Свою.
< …> Я , возвратясь домой, почувствовал лихорадочный припа­
док — остался у себя и по совету доктора Мыновскаго не выходил
15 дней из дома. — Государь на другой день, т.е. во вторник 1-го
февраля почувствовал усиление гриппа, не выходил из своего ка­
бинета и спал в течении дня. В среду пошол к Императрице и вы­
ехал в санях к Великим Княгиням и к больному Военному минист­
ру. В четверг наперекор докторов своих Манда и Карелля1 поехал
в Михайловский Манеж — дабы, как отзывался, проститься с мар­
шевым гвардейским батальоном — при сем случае, когда медики
упрашивали Государя не выезжать и посвятить этот день на оку-
ратное лечение — он (как утверждают) отвечал и м — советуя мне
не выезжать, вы исполняете свою обязанность — позвольте же и мне
исполнить ту, которая лежит на м н е— это был обычный Его ответ
на подобныя приглашения, — покуда на ногах каждой должен вы­
полнять свою обязанность — а я более других. По возвращении,
Государь почувствовал лихорадочной припадок — в ночь или на
другой день, т.е. в пятницу он жаловался на тупую боль в боку.
Доктора должны обратить внимание на печень, говорил Госу­
дарь — тут мой недуг — и затем кашлял и с трудом освобождался
от мокрот. — Орлов (Алексей Федорович, начальник главной импе­
раторской квартиры. — Ред.), к которому Карелль приезжал еж е­
дневно— говорил мне 10-го числа, что у Государя Грипп очень
сильной, — но что опасности нет.
15, при моем выезде я желал видеть Кн. Долгорукова (Васи­
лий Андреевич — военный министр. — А. С.) и Орлова, дабы узнать
о состоянии здоровья Его Величества, ибо с воскресенья Государь
докладов уже не принимал и лежал в постеле. — Оба мне сказа­
ли, что болезнь сериозная, но что прямой или положительной опас­
ности нет. — В четверг 17 февраля я поехал во Дворец, дабы от
камердинера узнать о состоянии Его Величества — ответ был до­
вольно темной — Государь очень жалуется на боль в боку, худо
почивал — много кашлял, а теперь успокоился. На другой день,
т. е. в пятницу, я послал во Дворец за Бюллетенем — мне привез­
ли копию под № 3-м, который изумил меня и разтревожил —
я немедленно отправился во Дворец, где в нижнем корридоре
и впереди — камердинерской нашел многих генералов и флигель-
адъютантов, а также несколько военных и гражданских сановни­
1 Карелль, Филипп Яков умер в 1886 г. По отзывам современников,
«Мандт был вывезен в Россию из Германии императрицей Александрой Фе­
доровной… В Германии он никаким авторитетом не пользовался и к та ­
мошним ученым силам не принадлеж ал. Его карьера била исключительно
придворная, а не ученая» (Голос минувшего. 1914. Янв. С. 119).
438 ков. Здесь мне объявлено, что Государь находится в безнадежном
состоянии, что он исповедовался и приобщился. — Призывал всех
детей и внуков, прощался с Императрицею, выговорил Ей и про­
чим членам своего Семейства утешительные слова, простился с при­
слугою своею и некоторыми лицами, которые тут находились и на­
конец, последний и тихий вздох отделил душу от тленного тела.
— Государь 65 миллионов людей скончался смиренно, без
страданья, сохранив в последние минуты все силы душевные и все
упования христианина.
Будут порицатели — это удел всех, а паче тех, которые при­
надлежат Потомству, но будут и более, которые постигнув Импе­
ратора Николая воздадут Его должное.
По выходе из кабинета, в котором столько лет имел счастие
подносить Его Величеству мои доклады — и наслаждаться всегда
милостивою и приветливою Его беседою, в которой отражался вы­
сокий ум, проницательность, постоянное добродушие и неоцененная
простота в обхождении всем приближенным столь известная. Пер­
вая мысль посвящена была к потери, которая отразится на Рос­
сии, вторая мелькнула как гроза о собственной ко мне лично от­
носящейся. В эту минуту голос военного Министра прекратил раз­
мышления, приглашением по принятому обычаю идти в придвор­
ную церковь для исполнения присяги Императору Александру 2-му.
Все пошли и исполнили обряд — я со слезами в глазах — и с
горем в душе — пожелал сыну наследуя могущество Отца — на­
следовать и добродетелям Его, в чем Бог да поможет Ему».
Рукопись эта, по сути дела, содержит мало новых фактичес­
ких сведений, но в ней сильно выражено то непосредственное чув­
ство полной неожиданности внезапной кончины Николая, что обыч­
но скрывалось в воспоминаниях современников. Эта неожиданность
тем более знаменательна, что автором рукописи является граф
П. Д. Киселев, генерал-адъютант, министр, чрезвычайный посол
и прочее, лицо близкое ко двору. Ценно то, что это — документ,
написанный современником, очевидцем, крупным сановником, ж ду­
щим смены царствования с чувством деятеля внезапно оборвавшей­
ся эпохи: «Первая мысль посвящена была к потери, которая от­
разится на России, вторая мелькнула как гроза о собственной ко
мне лично относящейся».
Но прежде и упорнее всего внимание фиксируется на фразе,
являющейся лейтмотивом всех официозных сочинений о последних
днях жизни Николая: «Государь 65 миллионов людей скончался
смиренно, без страданья, сохранив в последние минуты все силы
душевные и, конечно, все упования христианина».
Какую цель преследовал Киселев, когда писал приведенные
выше строки? Хотел ли он ответить на широко распространившие-
439 |’| I л.чи (I неестественности смерти государя и что-либо помешало
ему опубликовать записку? Или, быть может, было желание со-
И|)1’менника крупного события сохранить его для потомства? Конеч­
но, Киселев писал не для себя лично — слишком много в ней тор­
жественных фраз, трафаретных определений, вроде «Императора-
Милостивца», слишком много пафоса, пышных стандартных фраз.
Приведенная выше фраза о силах душевных и христианских упо­
ваниях Николая опять и опять заставляет задумываться над тем,
не имела ли основания народная молва? Была ли смерть следстви­
ем осложнившегося гриппа, или Николай не сохранил сил душев­
ных и оборвал сам нить своей жизни?
Литература, как официальная, так и мемуарная, представляет
кончину Николая следующим образом: «Сей драгоценной жизни
положила конец простудная болезнь, вначале казавшаяся ничтож­
ною, но, к несчастью, соединившаяся с другими причинами рас­
стройства, давно уже таившимися в сложении лишь по-видимому
крепком, а в самом деле потрясенном, даже изнуренном трудами
необыкновенной деятельности, заботами и печалями, сим общим
уделом человечества и, может быть, еще более Трона». Это граф
Блудов; а вот что пишет доктор Мандт: «В Гатчине Государь стал
неузнаваем: душевное страдание сломило его прежде, чем физи­
ческое. Если бы Вы его видели при получении каждой плохой ве­
сти! Он был совершенно подавлен, из глаз его катились слезы,
и часто он слишком обнаруживал Мюнстеру овладевавшее им от­
чаяние. Но эти минуты бывали для государя нечеловеческим муче­
нием…» Заметим, что у Мандта есть все же какие-то общие упоми­
нания о плохих вестях, вызвавших слезы н отчаяние Николая I.
Запомним это. Об этом угнетенном состоянии его упоминает и Ки­
селев: «…он (государь) утомлялся и сколько ни желал преодоле­
вать душевное беспокойство — оно выражалось на лице его более,
чем в речах, которые при рассказе о самых горестных событиях
заключались одним обычным возгласом: „Твори Бог волю Свою”». —
В более поздних заметках о Николае мы находим указание на то,
что в Гатчине, где он тогда жил, «помнят про его бессонные ночи,
как он хаживал и клал земные поклоны перед церковью». Что же
так угнетало Властелина?
Нет надобности входить в рассмотрение всей политической об­
становки и причин этого морального угнетения и беспокойства, ко­
торые переживал Николай; достаточно отметить это состояние его,
дающее впечатление нарастающей трагедии.
«Поставленный в такое тяжкое положение, как ни старался
Его Величество превозмочь себя, скрывать внутреннее свое терза­
ние,— пишет В. Панаев (директор канцелярии императора), — оно
стало обнаруживаться мрачностью взора, бледностью, даже каким-
440 то потемнением прекрасного лица его и худобою всего тела. При
таком состоянии его здоровья малейшая простуда могла развер­
нуть в нем болезнь опасную. Так и случилось. Не желая отказать
гр. Клейнмихелю в просьбе быть посаженым отцом у дочери его,
государь поехал на свадьбу, несмотря на сильный мороз, надев
красный конногвардейский мундир с лосиными панталонами и шел­
ковые чулки… Этот вечер был началом его болезни: он простудил­
ся. Возвратясь, ни на что не жаловался, но ночь провел без сна,
стараясь объяснить это Гримму (камердинеру) не болезнью,
а неловким положением в постели и простынею, которая под ним
часто скидывалась и не давала спать; другую и третью ночь про­
вел тоже беспокойно, но продолжал выезжать. Ни в городе, ни
даже при дворе не обращали внимания на болезнь государя; гово­
рили, что он простудился, нездоров, но не лежит. <…> Г осудар ь
не изъявлял опасения насчет своего здоровья, потому ли только,
что в самом деле не подозревал никакой опасности, или же, ве­
роятнее, и для того, чтобы не тревожить любезных своих поддан­
ных. По сей последней причине он запретил печатать бюллетени
о болезни его. Сия болезнь продолжалась с разными изменениями
от последних чисел Генваря до 9-го Февраля».
Наиболее точную датировку развития болезни мы находим
в камер-фурьерском журнале— начиная с 5 февраля.
Суббота, 5 февраля: «Сего числа Его Величество почувствовал
себя несовершенно здоровым. Прогуливаться не выходил».
Воскресенье, 6 февраля: «Поутру Е. В. по несовершенному
здоровью прогуливаться и принимать с докладами никого не из­
волил».
Понедельник, 7 февраля: «Первая неделя Великого поста. Во
всю неделю кушанье для Е. В. приготовлялось постное. Поутру
Е. В. прогуливаться не выходил и принимать никого не изволил.
В 12 часов Е. В. в Нижнем своем Кабинете изволил смотреть рат­
ников вновь формируемого Государственного ополчения, а после
принимал с докладом…»
Вторник, 8 февраля: «Поутру Е. В. прогуливаться не выходил…
От 45 минут 12-го часа Е. В. принимал с докладом… Е. В. в боль­
шом аванзале изволил смотреть и назначать в полки рекрут».
Среда, 9 февраля: «Поутру Е. В. прогуливаться не выходил..,
30 минут 10-го часа был у Е. В. с докладом Вел. Князь Констан­
тин Николаевич. Половина 11-го часа Е. В., Гос.-Цесаревич с
Гос.-Цесаревною и Вел. Князьями… в Золотой Гостинной комнате
изволили слушать утреню и часы, совершаемые Духовником Бо-
жановым; служба окончилась 20 минут 12-го часа. 5 минут 1-го
часа их Величества, Гос.-Цесаревич, Гос.-Цесаревна с Вел. Князья­
ми… выход имели в малую церковь и слушали Божественную
441 1 Ьн’ждгигппщеннуга- Литургию, совершаемую Духовником Божа-
т>ишм„. Служба кончилась 5 минут 2-го часа. По окончании Ли­
тургии Е. В. принимал… и после с Гос.-Цесаревичем изволил иметь
выезд в Михайловскую Манеж осматривать войско и возвратился
в 2 часа. В 4 часа Е. В. принимал… За обеденным столом их Ве­
личества кушали внизу в Почивальне Вел. Княгини Ольги Нико­
лаевны».
Четверг, Ю февраля: «Поутру Е. В. прогуливаться выходить
не изволил. 20-ть минут 11-го часа имел приезд к их Величествам
Вел. Князь Константин Николаевич с Вел. Княгинею Александрою
Иосифовною и был у Е. В. с докладом. 45 минут Н -го часа Е. В.,
Гос.-Цесарев:гч с Гос.-Цесаревиою и Вел. Князьями… в Золотой
Гостинной комнате изволили слушать Утреню и часы, совершаемые
Духовником Божановым; служба кончилась 35 минут 12-го часа.
От 40 минут 12-го часа Е. В. принимал с докладом… Половина
2-го часа Е. В. с Гос.-Цееаревичем изволил иметь выезд в Михай­
ловскую Манеж осматривать войска и возвратился 35 минут 3-го
часа. За обеденным столом Их Величества кушали в Малиновой
Комнате ЕЕ Величества».
Как видно из этих записей, император изменил обычный рас­
порядок дня и, проболев около 5 дней (обычное для гриппа вре­
мя), к концу недели явно окреп и даж е выехал в Манеж на
осмотр войск. Давайте ж е в свете этих бесспорных фактов еще раз
взглянем на «свидетельства» очевидцев последних дней жизни
Николая. В передаче фактов они как будто не расходятся с пока­
заниями ка мер-фурьер ского журнала, но явная закругленность их
изложения, связь, в которую они ставят факты, приводят к за­
ключению — о кончине Николая от осложнившейся простуды. Но
при чтении сырого материала — записей камер-фурьера — такого
впечатления явно не выносишь. И мемуары, и правительственные
брошюры также останавливаются на смотре маршевого батальона
лейб-гвардии Измайловского и Егерского полков, воздержаться от
которого по нездоровью уговаривали Николая врачи, — об этом
факте упоминает и Киселев. Наиболее обстоятельный из мемуари­
стов, В. И. Панаев, пишет, что «после смотра Государь заехал
к великой княгине Елене Павловне, а от нее к бывшему тогда
больным военному министру; возвратись же, почувствовал себя
хуж е, чем накануне. Кашель и одышка, уж е и в предшествовавшие
дни иногда проявлявипгеся, увеличились. Ночь Его Величество про­
вел без сна; однако иа другой день, 10-го числа, изволил опять
выехать в тот же экзерцир-гауз для осмотра маршевых батальонов
лейб-гвардии Преображенского и Семеновского резервных полков
и людей лемб-гвзрд»и Саперного резервного полубатальона. 11-го
числа хотя намеревался еще быть у преждеосвященной обедни, но
442 не смог и слег в постель». В камер-фурьерском журнале в записи
за Н февраля мы находим некоторый намек на то, что в этот день
Николай чувствовал недомогание: «Его В-ство по пробуждении
чувствовал себя слабым и потому изволил приказать послать к О т­
цу Духовнику и сказать, что он по несовершенному здоровью слу­
шать утреню и часы не может, но постарается быть к Прежде-
освящениой Литургии». Вечерняя запись говорит, что «по причине
лихорадки Его В-ство в церкви быть не мог и вечером».
С 12 февраля Николай «с докладами г.г. Министров прини­
мать не изволил, но отсылал дела к Его Высочеству Государю-Це-
саревичу»; однако из записи за тот же день явствует, что от 11
часов «были у него на посещении» граф Орлов и министр двора
граф Адлерберг. В табели за воскресенье 13 февраля на полях по­
мечено: «Его В-ство заболел 10 февраля лихорадкой, которая 11-го
числа повторилась. Ночью на 13-ое число было мало сна. Лихо­
радка менее. Голова свободнее. Его Величество выхода к Литур­
гии иметь не изволил». В записях за последующие дни читаем: 14
февраля, понедельник: «Его В-ство ночью на 14-ое число февраля
мало спал, лихорадка почти перестала. Голова свободна». 15 фев­
раля, вторник: «Его Величество провел ночь на 15-ое февраля не­
много лучше, хотя вчера волнение было. Пульс сегодня удовлетво­
рителен. Кашель, извержение мокроты не сильное». 16 февраля,
среда: «Вчера после лихорадочного движения, сопровождаемого
с ревматической болью под правым плечом, Его В-ство в эту ночь
спал, но не так спокойно. Голова не болит, извержение мокроты
свободно, лихорадки нет». Как видим, с 10 по 15 февраля недомо­
гание, временами усиливаясь, все ж е шло на убыль: «Голова сво­
бодна!», «лихорадки нет». Но именно эти-то факты и обходят пред­
намеренно царедворцы-кемуаристы.
И Блудов, и Панаев, и Мандт, давшие наиболее полное опи­
сание последних дней Николая, не останавливаются на этом улуч­
шении состояния здоровья его с 12-го по 17-е число и берут все
развитие болезни за одни скобки, с 9 по 17 февраля. Но и они не
могут отрицать один важный факт, а именно: гнетущее впечатле­
ние, которое произвела на Николая телеграмма о поражении рус­
ских войск под Евпаторией, полученная им 1.2 февраля. Вот эти
дни с 12 по 17 февраля вносят новый элемент, а именно: почти
оправившийся от гриппа Николай, физически здоровый, пережива­
ет духовный нравственный кризис, физическое недомогание сменя­
ется душевными терзаниями (слезы отчаяния и т. д.) — признаться,
это для Николая, гордившегося своей невозмутимостью, состояние
необычное.
В 10— 11 часов ночи с 17 на 18 февраля Маидт, как он пишет,
не терял надежды на выздоровление государя и, сделав все нуж-
443 пне медицинские предписания, не раздеваясь, прилег отдохнуть до
3 часов в одной из комнат дворца, оставив у постели больного
д-ра Карелля. В половине третьего ночи, когда он встал, чтобы
идти на смену Кареллю, ему подали записку от фрейлины Блудо­
вой (Антонины Дмитриевны) следующего содержания: «Умоляю
Вас, не теряйте времени ввиду усиливающейся опасности. Настаи­
вайте непременно на приобщении св. Тайн. Вы не знаете, какую
придают у нас этому важность и какое ужасное впечатление про­
извело бы на всех неисполнение этого долга. Вы — иностранец,
и вся ответственность падет на Вас. Вот доказательство моей при­
знательности за Ваши прошлогодние заботы. Вам говорит это дру­
жески преданная Вам А. Б.» Вот в этом пункте (описание ночи
с 17 на 18 февраля) официальные источники и доктор Мандт на­
чинают что-то сбиваться.
Мандт пишет, что он поспешил к Николаю и после осмотра
его, убедившись в том, что его положение крайне опасно, что
у него начало паралича, приступил к возложенной на него миссии.
Николай I мужественно выслушал диагноз Мандта и попросил
позвать наследника. Но почему вдруг паралич при гриппе, почти
залеченном?
Современники самым подробным образом описывают послед­
ние минуты Николая, мольбы императрицы о принятии св. Тайн,
прощание с семьей, находившимися во дворце сановниками и слу­
гами, обряд исповеди и затем кончину его в 12 ч 20 мин пополуд­
ни 18 февраля.
Но причины этого внезапного «паралича» от этих описаний не
становятся понятными, скорее наоборот. Более того, действия
властей показывают, что они явно скрывали (пытались скрыть)
подлинную причину «паралича» и скоропостижной кончины царя.
Первый бюллетень о его болезни от 13 февраля (запись в ка-
мер-фурьерском журнале 13 февраля) появился в газетах только
18 февраля, когда Николай уже умирал. В прибавлениях к тому
же номеру газеты был приложен бюллетень № 2 о состоянии здо­
ровья 17 февраля в одиннадцать часов вечера, подписанный
М. Мандтом, лейб-медиком Иваном Епохиным и Филиппом Карел-
лем: «Лихорадка Его Величества к вечеру усилилась. Отделение
мокроты от нижней доли правого легкого сделалось труднее»,
В субботу, 19 февраля, в отделе внутренних известий газеты по­
вторили бюллетень № 2 и вновь напечатали нижеследующий бюл­
летень за теми же подписями. Бюллетень № 3 от 18 февраля, че­
тыре часа пополуночи: «Затруднительное отделение мокроты, ко­
им страдал вчера Государь Император, усилилось, что доказывает
ослабевающую деятельность легких и делает состояние Его Вели­
чества весьма опасным». И № 4 от того ж е числа, девять часов
444 пополуночи; «Угрожающее Его Величеству параличное состояние
легких продолжается и вместе с тем происходящая от того опас­
ность», с припискою после подписей врачей: «Государь Император
сего числа, в З’/з часа пополуночи, изволил исповедаться и причас­
титься св. Тайн в полном присутствии духа». И только 21 февраля,
на четвертый день после смерти Николая, был опубликован мани­
фест об его кончине. В памяти невольно встают события марта
1953 г., когда все мы читали сообщения о болезни другого Вла­
стелина, уже, как говорится, усопшего.
Естествен и логичен ход болезни императора только до две­
надцатого февраля: так говорят факты. А 12 февраля Николай по­
лучает известие из-под Евпатории, которое, по свидетельству Манд-
та, «положительно убило его… тут ему был нанесен последний
удар». — «Сколько жизней пожертвовано даром» — эти слова
и эта мысль постоянно возвращались к нему— «бедные мои сол­
даты». Мандт рассматривает факт получения дурных известий
с театра военных действий только с медицинской точки зрения.
Медицинскими же предостережениями объясняет В. Панаев пре­
кращение с этого злополучного 12 февраля приема министров с до­
кладами. Однако, как мы заметили уже выше, у всех авторов
воспоминаний и записок, не исключая и Киселева, остается пробел
с 12-го по 17-е число. Это явное, преднамеренное умолчание мно­
гозначительно. Камер-фурьерский журнал свидетельствует об улуч­
шении самочувствия Николая с 13 по 16 февраля: лихорадка про­
шла, голова перестала болеть, ночами он не спал, но бессонница
была следствием уж е морального беспокойства, но никак не фи­
зического недуга.
До вечера 17 февраля, с которого Мандт начинает описание
знаменательной ночи, во дворце все спокойно, спокойно нменно по­
тому, что до самой этой ночи и сам Мандт продолжал всех уве­
рять, что опасности нет. Наследник, императрица, не говоря уже
о дворе и широкой публике, и не подозревают о возможности ско­
рого смертельного исхода. Но дальше начинается преднамеренный
туман, какой-то пробел в изложении лейб-медика.
Когда Мандт встал, чтобы идти сменить Карелля, он получил
записку Блудовой с просьбой «не терять времени ввиду усиливаю­
щейся опасности». Каким же образом Блудова могла знать о тя­
желом положении больного и сообщить об этом пользовавшему его
врачу до того, как этот врач осмотрел его и убедился, что кризис
наступил? Здесь кроется какая-то неточность. Точнее, умолчание.
В «Воспоминаниях» Панаева мы находим следующее интересное
сообщение о генезисе оставленного Мандтом документа о послед­
ней ночи Николая. Когда Панаев наскоро набросал свое описание
последних дней Николая, Александр II дополнил его некоторыми
445 деталями. Запомним, сын лично просматривает и рецензирует ин­
формацию о смерти отца. Затем Панаев снова редактировал эту
«удачную в литературном и политическом отношении», по выраже­
нию правительственных кругов, статью и в 2 часа ночи по высо­
чайшему повелению лично распорядился в редакции четырех газет,
чтобы вынули часть набранного на завтра материала и заменили
им привезенным. «Потребовано бы ло,— пишет Панаев, — от д-ра
Мандта подробное описание хода самой болезни государя; он со­
ставил его (разумеется, на немецком языке). Надобно было, для
соблюдения верности, перевести его буквально, что поручил я од­
ному из чиновников канцелярии, хорошо знавшему по-немецки,
а потом исправил или, лучше сказать, вовсе переделал в слоге, что
уж е я должен был взять на себя при помощи д-ра Енохина, так
как многие медицинские термины были мне неизвестны. Мы про­
работали с ним часа три, не вставая с места, и успели в том, что
статья Мандта появилась вслед за моею статьею».
Прочтя это сообщение, мы уже совсем иначе, с другой сте­
пенью доверия (а точнее, недоверия), подходим к оставленному
Мандтом документу, зная, что редакция Панаева могла и записку
Мандта (можно думать, достаточно тенденциозную) еще более из­
менить в надлежащем политическом направлении.
Взяв под сомнение записку Мандта, можно позволить себе
привести свидетельство некоего «неизвестного лица», сообщенное со
слов д-ра Карелля — коллеги лейб-медика Мандта. Это лицо рас­
сказывает, что «17-го февраля он (Карелль) был потребован к Им­
ператору Николаю ночью и нашел его в безнадежном состоянии
и одного — Мандта при нем ие было. Император желал уменьшить
свои сильные страдания и просил Карелля облегчить их, но было
уж е поздно, и никакое средство не могло спасти его. В таком по­
ложении Карелль, зная, что не только в городе, но даж е во дворце
никому не известно об опасности, отправился на половину Наслед-
ника-Цесаревича и потребовал, чтобы его разбудили. Пошли раз­
будить и Государыню и немедля отправили напечатать два бюлле­
теня за два предшествующие дня». Очень интересный факт. Запом­
ним, что будят Карелля вне очереди и зовут к умирающему, где
должен был быть (но не был) — дежурный врач — Мапдт.
Если допустить, что приведенная здесь ссылка ка свидетельст­
во Карелля является достоверной, тогда так называемая записка
Мандта теряет все свое значение и дело в связи с данными камер-
фурьерского журнала принимает совсем иное освещение
События могут представляться следующим образом. В начале
февраля Николай заболевает простудой, настолько, однако, незна­
чительно, что почти не нарушается обычный ход его жизни: с 7 -го
по 10-е никаких указаний на развитие болезни не встречается в ка­
446 мер-фурьерских журналах. А 10—11 февраля простуда обнаружива­
ется легкой лихорадкой и проходит. Далее, 12-го числа Николай
получает известие из Евпатории. Императору ясно, что после не­
удачи неприятель прочно закрепился в Крыму, война, по существу,
проиграна, а вместе с ней рушилась вся внешняя и внутренняя
политика, основы его миропонимания. Было от чего впасть в тя­
желые раздумья, оказаться во власти ночных кошмаров. Совре­
менники рисуют мрачную картину отчаяния, которое овладевало
Николаем в связи с печальным ходом войны. Он отсылает дела
к наследнику, отказывается от пищи, страдает бессонницей, но фи-
зически-то он здоров или чувствует лишь недомогание (судя по
камер-фурьерским журналам). Чтобы скрыть это тяжелое настрое­
ние, овладевшее Николаем, во дворце поддерживают разговоры
о лихорадке, о его нездоровье. Двор обеспокоен затворничеством
царя, ежедневно съезжаются во дворец лица, близкие царской фа­
милии; в ночь с 17-го на 18-е во дворце остается на ночь великий
князь Константин Николаевич и министр двора граф Адлерберг.
Предположим, что Николай, действительно, принял в эту ночь яд.
Этим мы как будто противоречим главному нашему источнику —
камер-фурьерскому журналу, который начинает бить тревогу еще
17 февраля днем. Но помимо того, что на страницах журнала ва
17 февраля имеется сообщение о молебне во дворце «о вдравии
Его Величества Государь-Цесаревич и Великий Князь Константин
Николаевич и Министр Имп. Двора граф Адлерберг оставались на
ночь поблизости Его Величества», на полях того же журнала
встречаются три бюллетеня, содержание которых указывает на то,
что во дворце ночной кризис не был неожиданностью;
«Вчера была сильная лихорадка с страданием правого легкого.
Всю ночь лихорадка продолжалась и мешала спать Его Величест­
ву; извержение мокроты свободное, заметно, что и подагра участ­
вует в болезни». — «Болезнь Его Имп. Величества началась легким
гриппом, а 10-го же февраля при слабых подагрических припадках
обнаружилась лихорадка». — «С появлением вчера страдания в
правом легком лихорадка была довольно сильна. Ночь Его Вели­
чество провел без сна. Сегодня лихорадка несколько слабее и из­
вержение легочной мокроты свободно» (на подлинном подписали;
Мандт, Енохин, Карелль).
Самым важным вопросом при определении создавшегося
в действительности положения является вопрос о том, когда ка-
мер-фурьер заносил записи в журнал? Ровность почерка, выдер­
жанность стиля каждой ежедневной записи говорит за то, что они
делались им поздно вечером, когда жизнь во дворце замирала
и можно было подвести итоги дню, или на другой день поутру.
При внимательном рассмотрении страниц журнала за 17 и 18 фев-
447 рал и можно легко заметить, что запись касательно молебна о здра-
пии больного сделана свежими черными чернилами до слов «чита­
на была молитва об исцелении от тяжкой болезни Государя Импе­
ратора»; эта ж е фраза и последующие (о дежурстве во дворце
наследника, вел. князя и Адлерберга и о событии 18 февраля) на­
писаны явно в другой прием, везде иными, бледными, разбавлен­
ными водою, чернилами. Далее, все сообщения и бюллетени о бо­
лезни Николая за эти дни вписаны на полях журнала, тогда как
вообще поля оставались чистыми и в продолжение нескольких не­
дель на них делались записи только о событиях, пропущенных ка-
мер-фурьсром.
Возникает соблазнительное, но гипотетическое предположение,
а не были ли вписаны бюллетени за 17 февраля и часть событий
за этот день задним числом 18 февраля? До 18 февраля бюллете­
ни имеют с текстом мало связи. Мы видим только, что двор уси­
ленно посещается великими князьями и княгинями, что затворни­
чество Николая беспокоит близких ему лиц; но ни на какие кон­
сультации врачей в журнале нет и намека — он не упоминает даже
имени Мандта, не говоря уже о докторах Енохине и Карелле. Впе­
чатление явно вписанного позже текста производит только бюлле­
тень от 18 февраля (напечатанный в газетах под № 3 ), именно его
содержание, как мы помним, «изумило и растревожило» Киселева,
и который был написан после ночного кризиса: «Затруднительное
отделение мокроты, коим страдал вчера Государь Император, уси­
лилось, что доказывает ослабевающую деятельность легких и дела­
ет состояние Его Величества весьма опасным».
Когда мы рассматриваем далее страницы этого журнала, то
видим, что три предыдущих вышеприведенных бюллетеня написа­
ны тем ж е почерком и чернилами, что и явно вписанный бюллетень
аа 18 февраля. Можно предположить с достаточным основанием,
что после того, как 18 февраля камер-фурьер закончил свои запи­
си, ему велели вписать на полях табели за 17-е число три бюлле­
теня и за 18-е — один. Убедившись при записи событий за 18 фев­
раля в неудобстве писать разбавленными водой чернилами, он берет
свежие чернила, отчего разницы между текстом, написанным тоже
свежими чернилами (текст за 17-е), и бюллетенями как будто нет,
но она сразу бросается в глаза при взгляде на запись за 18 фев­
раля и вписанный на ее полях бюллетень.
Это предположение можно, конечно, оспорить (мотивы), ведь
вписанный бюллетень объясняется, быть может, каким-нибудь слу­
чайным фактом, однако, вчитываясь в этот документ: бюллетень
№ 3 от 4-го часа пополуночи 18 февраля, нельзя не удивляться
его содержанию: он написан после того, как Мандт убедился в том,
что у Николая начало паралича (3 часа ночи), после приобщения
448 умирающего, написан тогда, когда он находился уже в агонии;
между тем содержание бюллетеня весьма осторожно, что опять на­
водит на мысль о том, что все четыре бюллетеня были написаны
сразу с целью создать иллюзию постепенности хода болезни и пре­
емственности ее от той лихорадки, которой страдал Николай в на­
чале февраля. Вероятно, эта фальсификация, т.е. вписывание бюл­
летеней, объясняет существование двух экземпляров камер-фурьер-
ских журналов за один и тот же 1855 г., где копия покрывает все
погрешности оригинала?
Для утверждения предположения о несвоевременно вписанных
бюллетенях понадобился бы, быть может, более подробный анализ
записей камер-фурьера. Однако данные об улучшении состояния
здоровья Николая, извлеченные из записей камер-фурьера; сообще­
ние Панаева о происхождении записки Мандта; показание Мандта
о долгой беседе его с царем ночью с 17-го на 18-е; записка Блудо­
вой; указание современников на мольбы императрицы о принятии
св. Тайн умирающим, человеком действительно религиозным и, во
всяком случае, всегда точным в исполнении обряда, и, наконец,
вышеприведенная ссылка на свидетельство Карелля (хотя оно
и относится к категории «рассказов очевидцев») — могут навестк
на некоторые размышления и посеять сомнения в достоверности
официальных сообщений о кончине Николая, навести на мысль
о достоверности предания о самоубийстве его и прямом участие
Мандта в этом.
Некоторое подтверждение сказанному может дать указанная
выше заграничная брошюра, это — в высшей степени тонкий и ис­
кусно составленный документ. Разъяснив Европе в напыщенны*
фразах неоцененного и непонятого ею покойного русского нмпера-
тора, автор подходит к изложению обстоятельств, подготовивших
кончину его. Практический вывод у автора вполне определенный:
Николай умер вследствие развившейся простуды. Теоретические же
его рассуждения приводят к обратному заключению: огорченная
душа Николая не вынесла испытаний, и «он за лучшее почел уда­
литься». Предоставим этому документу говорить самому за себя;
«…в беспрерывное течение тридцати лет (царствования) неутомимо
сея добро, на остаток дней своих и в последний час свой пожать
зло, проведя всю жизнь свою в том, чтобы силою труда и долго­
терпения воздвигнуть на зыблющейся почве Европы здание чести,
справедливости и мира; видеть, что здание это разрушается в сво­
их основаниях и, разрушаясь, оскорбляет седины его злословием,
подозрением и неблагодарностью, — вот что уязвляет кровавыми
ранами благородное и чувствительное сердце, вот что разбивает,
как стекло, натуру твердую, как гранит. Честь, которая столь дол­
гое время поддерживала этого монарха в битвах, где сражался он
29—482 449 1 11П1ЫМ оружием, эта самая честь должна была сделаться причи­
ною смерти его в тот самый день, когда он увидел, что против
него направлены оружия, несвойственные ему. Он, которого попри­
ще было беспрерывным рядом успехов, мог ли он, для заключения
честного мира, покориться безуспешности своих усилий? Он, кото­
рый во все течение своей жизни не отступал ни разу от своих пра­
вил, которого слово было столько ж е твердо и прямо, как был
прям его стан, — мог ли он уничтожить, так сказать, все свое
блистательное прошедшее и примириться с дурным настоящим?
Нет, он не мог, он не должен был это сделать! При жизни он был
бы мертв, по кончине он пережил себя…»
Правда, это многозначительное и торжественное многоточие
пока ни к чему не обязывает автора: на следующей странице он
заявляет, что Николай умер от воспаления в легких. Далее, указав
на высокое призвание русского императора быть спасителем мо­
нархического начала от падения, «которым угрожала с часу на час
ему новейшая демократия», и воздав всяческие хвалы Николаю,
автор взывает: «Отложите ваш приговор, люди, всегда готовые
изрекать суждения дерзкие и пристрастные! Теперь не та минута,
чтобы произносить суд, теперь настала минута молитвы. Вашему
честолюбию, вашей ненависти нужна была жертва? Вот она, эта
жертва. Довольны ли вы? Нет, потому что вы желали победить
этого великого человека, а он победил вас своею смертью. Вы хо­
тели унизить его, а Бог возвысил Его до Себя!» Ссылки на волю
всевышнего здесь явно прикрывают признание автора, что смерть
Николая—-акт его собственной воли («он победил вас»).
Более или менее определенные намеки об отравлении Николая
восбще-то нередки в мемуарной и исторической литературе и, осо­
бенно, в устном предании, но наиболее авторитетными из них, на­
водящими на определенные пути «искания истины» представляются
нам записки А. Пеликана (старого петербуржца, дипломата, позже
цензора). Сообщив некоторые данные, касающиеся биографии Манд-
та и обстановки кончины Николая, Пеликан пишет: «Вскоре после
смерти Николая Павловича Мандт исчез с петербургского горизон­
та. Впоследствии я не раз слышал его историю. По словам (моего)
деда (имеется в виду Пеликан, Венцеслав Венцеславович (1790—
1873) — председатель медицинского совета, директор медицинского
департамента военного министерства, президент Медико-хирургичес­
кой академии), Мандт дал желавшему во что бы то ни стало по­
кончить с собою Николаю яду. Обстоятельства эти хорошо были
известны деду, благодаря близости к Мандту, а также и благода­
ря тому, что деду из-за этого пришлось перенести кой-какие слу­
жебные неприятности. Незадолго до кончины Николая I профессо­
ром анатомии в академию был приглашен из Вены прозектор зна­
450 менитого там профессора Гиртля, тоже знаменитый уже анатом
Венцель Грубер. По указанию деда, который в момент смерти Ни­
колая Павловича соединял в своем лице должность директора во­
енно-медицинского департамента и президента Медико-хирургичес­
кой академии, Груберу поручено было бальзамировать тело усоп­
шего императора. Несмотря на свою большую ученость, Грубер
в житейском отношении был человек весьма недалекий, наивный,
не от мира сего. О вскрытии тела покойного императора он не пре­
минул составить протокол и, найдя протокол этот интересным в су­
дебно-медицинском отношении, отпечатал его в Германии. За это
он посажен был в Петропавловскую крепость, где и содержался
некоторое время, пока заступникам его не удалось установить
в данном случае простоту сердечную и отсутствие всякой задней
мысли. Деду, как бывшему тогда начальником злополучного ана­
тома, пришлось оправдываться в неосмотрительной рекомендации,
К Мандту дед до конца своей жизни относился доброжелательно
и всегда ставил себе в добродетель, что оставался верен ему
в дружбе даже тогда, когда петербургское общество, следуя при­
меру двора, закрыло перед Мандтом двери, дед один продолжал
посещать и принимать Мандта. Вопрос этический, выступавший
с такой рельефностью в данном случае, не раз во времена студен­
чества затрагивался нами в присутствии деда. Многие из нас по­
рицали Мандта за уступку требованиям императора. Находили, что
Мандт как врач обязан был скорее пожертвовать своим положе­
нием, даж е своей жизнью, чем исполнить волю монарха и прине­
сти ему яду. Дед находил такие суждения слишком прямолиней­
ными. По его словам, отказать Николаю в его требовании никто
бы не осмелился. Д а такой отказ привел бы еще к большему скан­
далу. Самовластный император достиг бы своей цели и без помо­
щи Мандта: он нашел бы иной способ покончить с собой, и, воз­
можно, более заметный».
И это сообщение Пеликана, и приведенные выше данные могут
склонить суждение о смерти Николая в сторону, противоположную
официальным утверждениям, или поколебать противное мнение, но
вопрос о смерти Николая не может почитаться окончательно раз­
решенным.
Записки Пеликана наводят на след Грубера. В литературе есть
также указание, что бальзамирование тела императора производи­
лось два раза: первый раз Грубером, а второй раз бальзамировали
Енохин и Наранович.
Оставив в стороне фактические и гипотетические данные, по­
ставим вопрос: а допустимо ли психологически самоубийство Ни­
колая?
И когда мы задумаемся над биографией и всей историей цар-
29* 451 стновлния этого глубоко самолюбивого человека и ярого
самодержца с присущей ему своеобразной идеологией, сна­
чала полного самоуверенности: «Берегитесь, народы, и тре-
пещите», а затем униженного, сознающего, что «все царствование
его было ошибкой», сломленного, опечаленного и действительно
переживающего трагедию, то надобно сказать — да, допу­
стимо.
Просматривая еще раз всю мемуарную литературу, пройдя
путем наших предшественников, автору этих строк удалось найти
некоторые данные, подтверждающие версию о самоубийстве Нико­
лая I.
Прежде всего, подтверждается версия об участии проф. Грубе­
ра в бальзамировании трупа и о прямом давлении на профессора
со стороны властей с целью сокрытия следов отравления. Извест­
ный народник И. С. Русанов, обучавшийся в Медико-хирургической
академии в конце 70-х гг., рассказывает в своих воспоминаниях, что
знаменитый проф. Грубер был в свое время вызван в Зимний дво­
рец для вскрытия и бальзамирования отравившего себя Николая 1,
что он привел в ужас придворных своим поведением, настаивая,
чтобы публично заявить о присутствии в теле найденного им яда.
По-видимому, с этим упрямством Грубера и связано вторичное
бальзамирование: заупрямившийся профессор не захотел скрывать
следы отравления.
Просматривая вновь и вновь документы и материалы тех лет,
находишь в письмах, дневниках, воспоминаниях данные, подтвер­
ждающие утверждения о самоубийстве императора (или факты,
косвенно это подтверждающие) Так, хорошо известная А. О. Смир-
нова-Россет, фрейлина А. Тютчева (Аксакова в замужестве), князь
В. А. Черкасский и другие свидетельствуют: «Болезнь царя была
так мало всем известна», что известие (бюллетени) о внезапном
кризисе («все идет хуже и хуже») вызвало «большое волнение вез­
де и никто не верит своим ушам и глазам», члены императорской
семьи «все в самом жалком состоянии», «наследник ревет как ди­
тя, царица сохраняет присутствие духа и говорит (детям): господь
взял его, чтобы избавить от ужасных вещей», «народ толпится
около дворца и не верит, что царя уж е нет». Смирнова сообщила
и некоторые подробности (со слов камердинера Гримма, лейб-ме­
дика Мандта и др.), что император покинул свои прекрасные апар­
таменты и нашел смерть на узкой походной кровати, что несколь­
ко ночей перед этим не спал, ходил, вздыхал, молился, ибо «изве­
стие 13-го об Евпатории его расстроило», «а потом смерть нашла
причину», «что делается во дворце, у дворца и подъездов, на ули­
цах, описать нельзя». Князь В. А. Черкасский в те дни писал
М. Г. Погодину: «Бальзамирование тела, к несчастью, вовсе не
452 удалось, и гроб закрыт. Народ пускают к закрытому гробу. Это
достойно всякого сожаления».
Как видим, для современников многое оставалось загадочным
и непонятным. Не было недостатка и в прямых заявлениях о само­
убийстве императора. Так, герценовский «Колокол» в 1859 г.
(«Письма русского человека») сообщал, что Николай I отравился
с помощью Мандта.
Погружаясь в события той далекой уже эпохи, внезапного
окончания тридцатилетнего мороза, сковывавшего все живое в
стране, убеждаешься, что самоубийство императора вполне было
возможно и для Николая I являлось наиболее подходящим спосо­
бом разрешения всех противоречий, личных и государственных. Ес­
ли и оставались какие-то сомнения, они отпали при знакомстве
с воспоминаниями одного лица, весьма близкого в те дни к наслед-
нику-цесаревичу Александру. Свидетельство принадлежит полков­
нику Генерального штаба, адъютанту цесаревича Александра по
части Генерального штаба (наследник был главнокомандующим
Гвардейским корпусом) Ивану Федоровичу Савицкому. Он родился
ч 1831 г. в Литве в старинной дворянской семье, окончил пажес­
кий корпус, позже Академию Генерального штаба. Еще будучи па­
жом, был приближен ко двору, стал участником детских забав,
отроческих игр наследника и его брата, окончил с отличием Акаде­
мию и оказался на правах друга детства в свите цесаревича.
Его прямые обязанности как одного из старших адъютантов
штаба гвардии требовали обязательного присутствия всюду, где
бывал командующий гвардией — наследник: на всех приемах, пара­
дах, маневрах и церемониях; принимать участие в составлении про­
грамм многих придворных празднеств, составлять отчеты об их
проведении. Ему многое пришлось увидеть и пережить. Он видел
жизнь и за дворцовыми кулисами, столь для всех недоступную.
Позже Савицкий вышел в отставку, принял активное участие
в восстании 1863 г., остался в эмиграции и писал воспоминания
вдали от голубых мундиров, совершенно свободный от внутренней
цензуры. Все это придает его воспоминаниям особый колорит, рас­
кованность мысли. Послушаем же осведомленного участника собы­
тий:
«Тридцать лет это страшилище в огромных ботфортах, с оло­
вянными пулями вместо глаз безумствовало на троне, сдерживая
рвущуюся из-под кандалов жизнь, тормозя всякое движение, без­
жалостно расправляясь с любым проблеском свободной мысли, по­
давляя инициативу, срубая каждую голову, осмеливающуюся под­
няться выше уровня, начертанного рукой венценосного деспота.
Окруженный лжецами, льстецами, не слыша правдивого слова, он
очнулся только под гром орудий Севастополя и Евпатории. Гибель
453 л |1 м и и – опоры трона — раскрыла царю глаза, обнаружив всю
п пубность, ошибочность его политики.
По для одержимого непомерным тщеславием, самомнением дес­
пота легче оказалось умереть, наложить на себя руки, чем признать
свою вину. [Трудно не согласиться с этим выводом полковника Ге­
нерального штаба, старшего адъютанта наследника престола]. Во­
енные демонстрации союзнического флота на Балтике, в Черном
море, у дальневосточных берегов ясно показали уже к весне
1855 г. полное преобладание союзников на море, а их десант в Кры­
му и неудачная попытка сбросить его в море показали, что и на
суше союзники также имеют решающее превосходство. И хотя вой­
на еще длилась, более того, борьба шла по нарастающей, ее ис­
ход был ясен даж е и для Николая I».
Савицкий далее пишет: «Немец Мандт — гомеопат, любимый
царем лейб-медик, которого народная молва обвинила в гибели
(отравлении) императора, вынужденный спасаться бегством за гра­
ницу, так мне поведал о последних минутах великого повелителя:
„После получения депеши о поражении под Евпаторией (Крым­
ская война, — поясняет специально Савицкий, — была борьбой за
гегемонию в Европе. И Николай 1 воспринял неудачу ген. Хрулева
под Евпаторией как предвестницу полного краха своего величия)
вызвал меня к себе Николай 1 и заявил:
— Был ты мне всегда преданным, и потому хочу с тобою го­
ворить доверительно — ход войны раскрыл ошибочность всей моей
внешней политики, но я не имею ни сил ни желания измениться
и пойти иной дорогой, это противоречило бы моим убеждениям.
Пусть мой сын после моей смерти совершит этот поворот. Ему это
сделать будет легче, столковавшись с неприятелем.
— Ваше Величество, — отвечал я ему. ■— Всевышний дал Вам
крепкое здоровье, и у Вас есть и силы и время, чтобы поправить
дела.
— Нет, исправить дела к лучшему я не в состоянии и должен
сойти со сцены, с тем и вызвал тебя, чтоб попросить помочь мне.
Дай мне яд, который бы позволил расстаться с жизнью без лиш­
них страданий, достаточно быстро, но не внезапно (чтобы не вы­
звать кривотолков).