Пресняков А. Е. Российские самодержцы

А. Ф. Смирнов – Разгадка смерти императора – 2

— Ваше Величество, выполнить Ваше повеление мне запреща­
ют и профессия и совесть.
— Если не исполнишь этого, я найду возможным исполнить на­
меченное, ты знаешь меня, вопреки всему, любой ценой, но в твоих
силах избавить меня от излишних мук. Поэтому повелеваю и про­
шу тебя во имя твоей преданности выполнить мою последнюю волю.
— Если воля Вашего Величества неизменна, я исполню ее, но
позвольте все же поставить в известность о том Государя-Наслед-
454 пика, ибо меня как Вашего личного врача неминуемо обвинят в от*
равлении.
— Быть по сему, но вначале дай мне яд”».
Свидетельство Савицкого уникально. Во всем важном оно сов»
падает с вышеприведенными косвенными данными, новым светом
освещает их и существенно дополняет.
«Было это 3 марта 1855 г. (по н. ст.), — продолжает Савицкий,
опираясь уже не только на слышанное от Мандта, но и виденное
собственными глазами, ведь как старший адъютант Наследника он
неотступно при нем находился. Алексайдр, узнав о случившемся,
поспешил к отцу, рухнул к нему в ноги, обливался слезами. Врач
оставил сына наедине с отцом. О чем они говорили, что порешили,
осталось между ними. Вскоре Александр в слезах, опечаленный вы­
шел из кабинета отца.
А Николай I слег и уж е не встал более.
В ту ж е ночь во дворце узнали, что царь тяжко занемог. Вы­
звали придворных лекарей Карелля, Рауха и Маркуса на консили­
ум, признаки отравления были так явны, что врачи отказались
подписать заготовленный заранее бюллетень о болезни. Тогда обра­
тились к Наследнику и по его повелению придворные врач*
скрепили своими подписями бюллетень, отослали его Военному ми­
нистру. Так в полночь высшие сановники империи были осведом­
лены, что всемогущий, едва ли не бессмертный повелитель уж е од­
ной ногою в гробу».
Дальнейшее нам уже известно из ранее опубликованных мате­
риалов. Императора срочно соборовали, внесли соответствующии
записи в камер-фурьерский журнал задним числом, придав невин­
ной простуде видимость неизлечимого недуга и прочее.
Но и в эту тревожную ночь, уже уходя из жизни, Николай
оставался верен себе, так привык он к своей роли, что лицедейство
стало его натурой, въелось в его плоть, в его душу. Император
умирал на простом солдатском тюфяке, брошенном на железную
кровать, под старым военным плащом, который заменял ему халат.
Прощаясь с императрицей перед причастием, он попросил
одеть его п мундир — желая и перед Всевышним предстать по всей
форме; затем попросил привести старшего внука-наследника, буду­
щего государя, и, прощаясь с ним, промолвил — учись умирать.
Не ведомо, знал ли об этом всем разыгрывавшемся в Зимнем
ночью 18 февраля великий Тютчев, но он был прав, откликаясь на
смерть Николая:
Ты был не царь, а лицедей,
Не Богу ты служил и не России,
Служил ты суете своей.
455 О т е м случившемся, а главное о беседе и приказе императо
ри, лейб-медик Мандт написал позже брошюру и намеревался из­
дать ее в Дрездене, но московское правительство, указывает Са­
вицкий, узнав об этом, пригрозило ему лишением весьма солидной
пенсии, если он немедленно не уничтожит написанное. Мандт вы­
полнил это требование, но все же, опасаясь быть обвиненным в от­
равлении венценосного пациента, рассказал во всех подробностях
о случившемся избранному кругу заинтересованных лиц. Савицкий
был одним из этих избранных лейб-медиком доверенных лиц.
Но вернемся в Зимний дворец.
Рано поутру 0 марта Савицкий был уже на службе, спеша,
как он пишет, завершить и отделать вчерашние бумаги, связанные
со смертью императора. Обычно столь рано в штабе никого, даже
писарей, не было. «Но каково же было кое удивление, когда
в приоткрытую слегка дверь я увидел генерал-квартирмейстера
штаба гвардии, который крупными шагами расхаживал по своему
кабинету, вытирая слезы платком, и буквально рвал на себе во­
лосы.
Я вошел в кабинет, генерал, как бы не видя меня, впал в еще
большую кручину, закрыл лицо руками и запричитал навзрыд.
— Бедная Россия, что с тобою будет!
— Что произошло?— спросил я с удивлением.
— Разве Вы не знаете, что император умирает и нет уже ни­
каких надежд на его спасение. Бедная Россия, что с тобою будет.
Как страшно твое грядущее!
Потом, взяв меня за руку, генерал добавил:
— Видите мои слезы, отчаянье, боль, которые я не могу сдер­
жать, не говорите, умоляю Вас, о том никому.
И я пенял, чего желал, для чего поутру прибежал в штаб ге­
нерал-квартирмейстер, зачем он, приоткрыв дверь кабинета, обли­
вался слезами, зачем все это говорил мне (адъютанту наследни­
ка!!), понял и никому, исполняя просьбу генерала, не поведал о его
слезах-кручине.
Безмерно обрадованный услышанной новостью, поспешил я к
своему коллеге капитану Обручеву (позже начальнику Генерально­
го штаба, помечает мемуарист).
Обручев жил, как и я, в штабе (Гвардейского корпуса). На­
шел его еще спящим. — Николай Николаевич! — начал будить
его. — Царь умер! — Обручев открыл глаза и удивленно уставился
на меня, думая, по-видимому, что шучу, потом сел, что-то заж му­
рившись промычал и наконец, протерев глаза, спросил:— Не при­
снилось ли ему, в самом ли деле услышал он весть о смерти импе­
ратора?
— Правда, — отвечаю я, — тело его бездыханное уже во вла­ сти тления. — Ух! Какая же гора с плеч свалилась, какой камень
с души спал. Первый раз так легко дышится. Позволь тебя поце­
ловать за такую приятную весть! — Эй, Василий Васильевич, —
кликнул он вестовому. — Бутылку шампанского, надобно выпить во
здравие смерти! — И через несколько минут хлопнула в потолок
пробка, возвестив великую скорбь верноподданного.
Столь неладанная весть подобно молнии облетела город».
Савицкий, вернувшись домой, послал вестового купить в бли­
жайшей лавке траурную ленту. Но лавочники, уже о всем дове­
давшись, заломили баснословную цену, а огорошенным покупате­
лям заявляли: «Что поделаешь, батюшка! Тридцать лет ждали мы
такую оказию».
В мемуарах Савицкого приводятся подробности приведения
присяги новому императору, встреча последнего с царедворцами
и офицерами гвардии во дворце. Адъютант заметил выражение
какого-то невольного страха и неуверенности на лице молодого ца­
ря, а с другой стороны, на многих лицах дам, штатских и военных
даже и во дворце видел какую-то невысказанную радость, как бы
ожидание лучших времен.
Среди сгрудившейся в дворцовых покоях публики выделялся
один полковник, гвардии, позже прославившийся особой жестокостью
по отношению к «врагам трона»; этот немец усердно потчевал всех
табачком, пришептывая, что, мол, вышибает слезу его добрый та­
бачок, а это так способствовало моменту. И невольно при виде
этого курляндчика вспоминались слова, некогда сказанные отошед­
шим в мир иной повелителем, — русские служат Отечеству, России,
а немцы нам, Романовым, почитая не без основания династию
своею немецкою, гольштин-готторпской.
Раздумия и разговоры собравшихся прервал выход молодого
царя. Голоса вдруг смолкли, когда под сводами раздался молодой,
хорошо поставленный привычкой командовать голос: «Пребыва­
ем в глубоком убеждении, что разделяете полностью мою скорбь
по усопшему родителю нашему, и надеемся, что будете служить
мне так же хорошо, как служили отцу, помогая одолеть неприяте­
ля, который грозит Отечеству нашему в границах его собственных».
Колыхнулся зал киверами, перьями,’ и раздалось мощное «ура»
и еще что-то наподобие — «Император умер, да здравствует импе­
ратор!!!» Молодой монарх, растроганный этой первой в его честь
манифестацией чувств, не сдержал слез и поспешил удалиться в по­
кои императрицы-матери.
А в это время в другом зале, где собрались офицеры лейб-
гвардии казачьего полка, появился новый наследник — внук усоп­
шего — свидетель последних минут Николая, именно ему адресо­
валось необычное пожелание усопшего: учись умирать! Но пока
457 Николаю милому надобно было учиться царствовать. Правда, судь-
6.1 ему не улыбнулась, он не дождался очереди своей и умер юно­
шей от скоротечного туберкулеза в далекой Ницце.
«Десятилетний мальчик в сопровождении брата предстал перед
офицерами полка в гетманском мундире, ибо носил звание гетма­
н а — атамана казацкого войска, чтобы произнести заранее выучен­
ную по шпаргалке речь; и он тоже высказал надежду, что ему бу­
дут как гетману-атаману служить, как служили деду и отцу, но
на фразе «Я молод, но…» вдруг запнулся, растерялся, и тогда сто­
явший рядом брат подбросил: «Но глуп», услышав сие, молодой гет­
ман повернулся и дал братику звонкую пощечину, тем и закончил­
ся первый выход наследника-атамана. А братик-то — тоже хорош.
Молодой, да ранний!»
Для руководства всей церемонней прощания и погребения им­
ператора при дворе была создана специальная комиссия ген. Гурь­
ева, получившая в свете наименование погребальной. О настроени­
ях, царивших среди придворных, включая и членов этого похорон­
ного учреждения, лучше всего свидетельствует приводимый Савиц­
ким следующий факт. Адъютанту наследника по поручению шефа
потребовалось побывать в комиссии; подойдя к дверям комнаты,
где располагались сиятельные могильщики, адъютант приостано­
вился, чтоб придать лицу соответствующее выражение, этикетом
требуемое, прежде чем войти к «опечаленным», взявшись за ручку
двери, адъютант не успел, однако, отворить ее, вдруг дверь приот­
крылась, высунулась рука с бутылкой, и чей-то пропитый голос
воскликнул: «эй, еще бутылку шампанского!» Что более всего уди­
вило в поведении этих подвыпивших «опечаленных», так это пре­
обладание среди них любимцев Николая, обязанных чинами
и званиями исключительно покойному и уж никак не способностям
и собственному уму. Все придворные лакействуют, при каком бы
дворе они ни состояли, меняются владыки, имена, названия, подо­
бострастье подлых лакеев неизменно. Но может быть, «похоронная
команда» за шампанским и нашла наилучший способ сокрытия сле­
дов самоустранения Незабвенного! А их было предостаточно.
Историю болезни надлежащим образом поправить было не­
трудно, но нельзя ведь изъять из тела самоубийцы проглоченный
им яд, устранить следы отравления, они уж е проступали на све­
денном судорогой, обезображенном лике покойного.
«Утром, когда Николай еще лежал в своем кабинете, — свиде­
тельствует Савицкий, — я пошел взглянуть на него. Страшилище
всех европейских народов покоилось на ложе своем, прикрытое
одеялом и старым военным плащом, вместо халата долго служив­
шим хозяину. Над кроватью висел портрет рано умершей дочери
Александры Николаевны, которую усопший очень любил, облачен­
458 ной в гусарский мундир. Николай даже женскую прелесть без мун­
дира не воспринимал.
В глубине кабинета стоял стол, заваленный бумагами, рапор­
тами, схемами. В углу стояло несколько карабинов, которыми
в свободное время тешился император. На столах, этажерках, кон­
солях стояли статуэтки из папье-маше, изображающие солдат раз­
ных полков, на стенах висели рисунки мундиров, введенных царем
в армию. У кровати сидел ген. Сухозанет и вытирал платком свои
сухие глаза. Заявил мне, что дни и часы неотступно находится
у тела императора без еды и воды, хотя при жизни и не любил
покойного. На суровом лице усопшего выступили желтые, синие,
фиолетовые пятна. Уста были приоткрыты, видны были редкие зу­
бы. Черты лица, сведенного судорогой, свидетельствовали, что им­
ператор умирал в сильных мучениях.
Александр ужаснулся, увидя отца таким обезображенным,
и вызвал двух медиков —- Здеканера и Мяновского— профессоров
Медико-хирургической академии, повелел им любым путем убрать
все признаки отравления, чтобы в надлежащем виде выставить че­
рез четыре дня тело для всеобщего прощания согласно традиции
и протоколу. Ведь все эти фатальные признаки неопровержимо
подтвердили бы молву, уже гулявшую по столице, об отравлении
императора.
Последней волей Николая I был запрет на вскрытие и бальза­
мирование его тела, он опасался, что вскрытие откроет тайну его
смерти, которую хотел унести с собой в могилу.
Два вызванных ученых, чтобы скрыть подлинную причину
смерти, буквально перекрасили, подретушировали лицо и его над­
лежащим образом обработали и уложили в гроб. Исследованный
ими новый способ бальзамирования тела не был еще отработан
должным образом и не предотвратил быстрое разложение тела; тог­
да обложили последнее ароматическими травами, чтобы заглушить
зловонье».
Это пояснение осведомленного лица проливает свет и на мни­
мое противоречие в воспоминаниях разных лиц, где упоминаются
фамилии нескольких медиков, в разное время привлекавшихся для
сокрытия следов и консервации останков.
Из Зимнего дворца после двухдневного обозрения тело покой­
ного надлежало перевезти в Петропавловскую крепость в царскую
усыпальницу. Войска шпалерами встали от Зимнего до Петропав­
ловки, и между стройными рядами застывших гвардейских полков
двинулась в путь траурная процессия.
Во главе процессии шел царский двор, за ним старший гене­
ралитет с ассистентами, неся на подушках короны и ордена, полу­
ченные едва ли не от всех европейских монархов, затем целая ар-
459 имя гшппснников и катафалк, за которым сзади шествовал моло-
чой император с братьями своими, герольды, солдаты, одетые
в древние мундиры, и т. д.
Идущая во главе процессии раззолоченная толпа держалась
в высшей степени неприлично, мало того что всю дорогу в ней не
прекращался говор и смешки, но многие не могли даже и двух ча­
сов обойтись без вина и закуски, доставали припасенные заранее
бутылки и яства, ели, пили, курили сигары и папироски, вызывая
тем возмущение у сгрудившихся по обочинам улиц простолюдинов.
Процессия была столь же длинна, сколь и титул усопшего и еще
здравствующего Властелина:
— Мы, самодержец и император Всероссийский, царь Польский,
великий князь Финляндский, Великия малая и белая Руси и про­
чая и прочая, а в этом «прочая» содержался перечень всех земель,
рублем, мечом, сговором иль «волеизъявлением мужей знатных»
присоединенных к империи, коих и числились повелителем и обла­
дателем все Романовы (а точнее сказать, Гольштин-Готторпы),
с Петра III поочередно занимавшие трон, обагренный кровью пра­
щуров. И каждому титулу: великий князь Киевский, Владимирский,
Новгородский, Рязанский, Тверской, Смоленский, Ярославский и т. д.,
ханств: Казанского, Астраханского, Ногайского, Крымского, Сибир­
ского, всех Кавказских, Закавказских и Закаспийских земель — со­
ответствовала в процессии и корона иль иные символы как вещест­
венное олицетворение царств, ханств, земель. Эта символика в зо­
лоте, алмазах, бриллиантах возлежала на атласных пурпурных
подушечках, покоилась в немощных старческих руках, окольцован­
ных золотом, усыпанным алмазом и прочей мишурой, а руки несу­
щие соединялись с мундиром, золотом вытканным, осыпанным ал­
мазами, бриллиантами и прочая и прочая бижутерия. Медленно
ползла, извиваясь змеею и вновь вытягиваясь, золотосверкающая,
алмазоносная процессия от дворца к крепости, от последнего жи­
лища царя до его вечной обители.
Но вот среди золототканых мундиров возникло какое-то дви­
жение, как от камня, брошенного в затянутую ряской воду, раздал­
ся всплеск, пошли и замерли круги; то старый генерал князь Ша­
ховской, шествовавший в центре с короною Казанской в руках, за­
дремав, начал поклевывать носом, сбиваясь с мерного шага; видя
это, ассистент подвинулся ближе и протянул руку, чтоб предотвра­
тить падение сокровища со старцем, но тут из среды гвардейцев,
обрамлявших процессию, бросился бравый молодец, схватил ас­
систента за руку с громким криком «давно я за тобою, шельмец
ты эдакий, слежу, ты не уйдешь, вор, от меня». К счастию, очнул­
ся Шаховской, поспешил на выручку ошеломленному от опасности
внезапного нападения своему ассистенту.
460 Процессия меж тем двигалась к цели, в ее рядах всякий зани­
мался своим делом: кто ушел в размышления о пережитом, утра­
ченном, кто строил грандиозные планы, обдумывая, как попасть на
глаза, проникнуть в душу к новому монарху, а кто убивал время
в беседе.
В крепости, в соборе Павла и Петра, тело покойного водрузи­
ли на высокий помост, короны, скипетр, державу сложили у его
подножья, и началось отпевание. Молодой император стоял у гро­
ба и не сдерживал слез своих. По примеру царя н те, кто недавно
еще посмеивался в процессии: придворные, вельможи, их жены
и дочери, фрейлины и кавалеры— тоже начали громко сморкаться
и вытирать сухие глаза. В финале отпевания дьякон загремел «Со
святыми упокой», так что казалось— затряслись стены собора.
Император наклонился над телом отца и долго смотрел на лицо
усопшего, в его черты, так сильно, ужасно изменившиеся, потом
поцеловал в лоб и отошел в сторону. Вдовствующая императрица,
страдавшая падучей со дня восстания 14 декабря 1825 г., поддер­
живаемая младшими сыновьями, медленно и печально, едва пере­
ставляя ноги (как и положено вдове), приблизилась к гробу и так­
же поцеловала мужа и вдруг, забывшись, подобно восемнадцати­
летней девушке, резво, не чуя ног, сбежала с подмосток, явно не
выдержав смердящего трупного запаха.
Затем пришла очередь вел. кн. Константина. Он нагнулся
к лицу усопшего, поцеловал, а затем, отступив, вложил монокль
в один глаз и, прищурив другой, стал пристально рассматривать
очаровательных фрейлин, одна за другой подходивших к гробу
прощаться с покойным и кланяться новому Властелину.
По окончании этой церемонии Алексанр пошел к выходу, не
обращаясь ни к кому, включая самых известных в стране сановни­
ков, обойдя вниманием даже знаменитого ген. Ермолова, который,
несмотря на преклонные лета, приехал из Москвы на похороны его
отца.
Известна застарелая ненависть Николая к герою Бородина,
проконсулу Кавказскому. Сын пошел дорогою отца, но обойти Ер­
молова значило пренебречь историей. А во имя чего?? Но послуша­
ем адъютанта, он проясняет суть царского маневра. «Обойдя Ер­
молова, император внезапно остановился около входа в храм и теп­
ло пожал руку господина в черном фраке, по лицу которого легко
можно было судить о его происхождении.
— Кто это такой? — зашептались вокруг. — Кому это Импера­
тор подал руку?
— Это банкир Штиглиц, ведь царю нужны миллионы, военные
расходы, — отвечал какой-то генерал.
461 Так в Храме у гроба отца царь разменивал русскую славу па
червонцы.
После выхода императора из Храма, поведение оставшихся
враз переменилось. Придворные дамы и господа, окруженные офи­
церами гвардии, начали громко разговаривать, шутить и смеяться,
высказывая жалобы по поводу всяких стеснительных для них огра­
ничений в связи с трауром императорской семьи. Доносились об­
рывки французской речи вперемешку с приглушенным смешком.
Вот какой-то молодцеватый гвардеец, наклонившись, что-то
шепчет в ушко очаровательной фрейлине, а она отвечает, грозя ро­
зовым пальчиком:
— Вы сегодня чернее тучи, милый полковник, что с вами? Ког­
да мы будем иметь счастье видеть вас в нашем доме?
— Завтра, завтра, не далее как завтра я буду у ваших ног. —
Представьте, никто даж е не знал о смертельном недуге императо­
ра! Это как удар грома среди ясного неба.
— Маман приснилась огромная птица с распростертыми черны­
ми крыльями, и что поразительно — из глаз этого двуглавого орла
катились слезы!! Маман догадалась, что это не к добру. Это явный
знак несчастья, грозящего России! Наутро она вызвала ювелира,
заказала ему кольцо с орлом, украшенным бриллиантами, они, как
слезы, выкатываются из орлиных глаз, ну, словом, все как в вещем
сновидении маман.
— О, как это очаровательно, как интересно! Это великолепная
память о нашем великом Императоре!!
— Слышали ли вы ,— обращался какой-то гвардеец к геп. Гурь­
еву, лейб-гробовщику, — что Его Величество, узнав о глубокой
скорби Ваньки Сухозанета, произвел его в генерал-адъютанты,
а его брата сделал военным министром?
— Хитрый пес — знал, как потрафить Императору, а ведь он
так ненавидел покойного, что буквально закппал от ярости при од­
ном имени его…»
Адъютант нового царя, чтобы взглянуть, что же осталось от
повелителя великой державы, приводившего в трепет Европу, и,
как он сам вспоминает, решился взглянуть еще раз на лицо само­
убийцы. «От быстрого разложения под действием ядов, лицо его
так сильно изменилось, что странно было смотреть на этот уж ас­
ный лик. Желтые и фиолетовые пятна, которые я видел на второй
день после смерти, превратились теперь в бронзовые и черные».
Октябрь 1989 г.

Літературне місто - Онлайн-бібліотека української літератури. Освітній онлайн-ресурс.